Дедушка Пётр каждый день сидел на своей старой лавочке у дома. Руки — крепкие, хоть и потрёпанные временем, лежали на коленях. Его взгляд, усталый, но всё ещё цепкий, устремлялся вдаль. Казалось, что он чего-то ждал. Чего-то важного. Или кого-то. Но дни шли, и ничего не происходило. Никто не приходил. Только ветер еле слышно качал сухие ветки яблони во дворе.
Дом Петра стоял на краю деревни. Время его не пощадило: обветшалая крыша, облупившаяся краска на окнах, покосившийся забор. Тишина здесь стала обыденностью. Когда-то всё было иначе. Жизнь в доме кипела. Дети бегали босиком по двору, громко смеялись, играя в прятки. Жена, Анна, громко стучала посудой, ворча, что кто-то снова перетоптал чистый пол. На крыльце часто собирались друзья, звучали тосты, песни. А теперь – ничего. Только тень воспоминаний.
– Дед Петь, вы чего всё сидите? – раздался звонкий голос.
Это была Катя. Живая, неугомонная девчонка, лет двадцати с хвостиком. Она несла в руках большую плетёную корзину с яблоками. Щёки раскраснелись от ходьбы.
– А чего мне ещё делать, Катюш? – Пётр тяжело вздохнул и слегка развёл руками, будто оправдываясь.
Катя остановилась перед ним, глядя прямо в глаза. Она давно приметила эту картину: дедушка каждый день сидит тут, как будто прирос к лавке. Она знала, что год назад ушла из жизни его жена. Больше пятидесяти лет вместе. А тут раз – и всё. Дети уехали в город и почти не приезжали. Друзья… ну, как и у всех пожилых людей, их осталось мало.
– А я вот думаю, может, пирожков вам принести? – предложила Катя, улыбнувшись.
– Да зачем мне твои пирожки… – Пётр махнул рукой, но глаза его вдруг оживились. Совсем чуть-чуть, почти незаметно.
– Не зачем, а просто так, – отрезала она, словно не давая ему шанса отказаться.
Пётр немного смутился, но спорить не стал.
Катя пристально посмотрела на него и добавила:
– Знаете, дед Петь, я ведь тоже просто так яблоки собираю. Кто-то подумает – зачем? А я отвечу: потому что нравится. Может, и вам мои пирожки понравятся?
– Ну, коли нравится, неси давай, – пробормотал он, но уголки губ предательски дрогнули.
– Вот и славно! – обрадовалась Катя. – Только скажите, с чем любите? С капустой, с ягодами?
– С картошкой, – коротко ответил Пётр и вдруг сам удивился, зачем это сказал.
Катя кивнула, будто всё поняла, и уверенно пошла прочь. А дедушка остался сидеть, чуть прищурившись. «Странная девчонка», – подумал он. Но в душе что-то слабо шевельнулось, как первый проблеск солнца после долгой зимы.
Через пару часов Катя вернулась с тарелкой ещё тёплых, ароматных пирожков. Она специально насыпала больше, чтобы хватило на несколько дней, но, зная Петра Ивановича, понимала, что исчезнут они гораздо быстрее.
– Ну что, Пётр Иванович, пойдём чай пить? – весело сказала она, ставя тарелку прямо перед ним. Она сделала вид, что это просьба, хотя в её голосе уже слышался мягкий приказ, от которого невозможно было отвертеться.
Пожилой мужчина посмотрел на неё с лёгкой улыбкой и покачал головой.
– Ну, если так… – пробурчал он, слегка приглаживая седые волосы, будто бы собираясь на важную встречу.
Они сели на кухне. Катя тут же достала из шкафчика банку с вареньем. Абрикосовым. У неё всегда было чувство, что именно это варенье каким-то магическим образом способно улучшить настроение. А Пётр Иванович взял один пирожок и с явной осторожностью откусил кусочек.
– Вы прямо как Марья была, – неожиданно сказал он тихо, его взгляд устремился куда-то вдаль, будто перед глазами возник образ прошлого.
Катя, услышав это, слегка удивилась, но не стала перебивать.
– Вкусно пекла? – спросила она, пододвигая к нему тарелку ближе.
Он улыбнулся уголками губ, но взгляд оставался чуть грустным.
– Ещё как. Она пироги такие делала, что вся улица сбегалась. Знаете, когда тесто мягкое, как пух, а начинка сладкая, но не приторная… – Он замолчал на секунду, будто вновь ощутил этот вкус. – Да и вообще… Тогда в доме всегда шумно было. Дети бегали, друзья заходили. Соседи за самоваром сидели. А теперь… – он развёл руками. – Тишина. Скучно.
Катя внимательно смотрела на него, на морщины, которые придавали его лицу какое-то особенное достоинство. Она заметила, как он крепче сжал руку на кружке чая, словно хотел уцепиться за этот момент.
– Ну, скучать вам мы не дадим, – с улыбкой пообещала она, будто заключала с ним негласный договор.
– Да куда уж вам, – пробормотал он, но уголки губ выдали его. Он немного повеселел.
Катя, улыбнувшись шире, решила продолжить разговор:
– А расскажите, как это было? Когда все собирались. Вы, наверное, песни пели?
– Конечно, пели, – оживился он. – Да какие песни! У нас сосед Вася был, гармошку приносил. Как начнёт играть, даже те, кто ссорился, мирились. А Марья-то… – он тряхнул головой. – Она на стул вставала и частушки такие исполняла, что все животы надрывали. Вот времена были.
– Так давайте снова соберёмся! – внезапно предложила Катя. – У меня племянник на гитаре играет, соседи, думаю, пирогов напекут. А там, глядишь, и вас заставим частушку спеть.
Пётр Иванович фыркнул, но в его глазах мелькнуло тепло.
– Ну, это ты загнула. Где я и где частушки. Но… идея хорошая, – он ненадолго замолчал, а потом добавил: – Знаешь, хорошо, что ты пришла. А то один бы я этот день не осилил. Спасибо, Катенька.
Катя махнула рукой, будто это была ерунда.
– Ерунда это всё. Просто у вас так тепло на душе, что хочется сюда возвращаться.
Они сидели ещё долго, разговаривая о прошлом, о тех самых вечерах, когда в доме Петра Ивановича кипела жизнь. А где-то в глубине сердца он уже знал, что впереди будет ещё много таких тёплых разговоров.
На следующий день Катя, неспеша обходя соседей, рассказала о дедушке Петре.
– Он совсем один, – вздохнула она, усаживаясь на скамеечку рядом с бабой Ниной. – Никто к нему не заходит. Даже поговорить не с кем.
– Да как же так, – нахмурилась баба Нина, поправляя платок. – Мужик-то он хороший. Надо как-то помочь ему.
Катя кивнула и предложила:
– Может, по очереди будем навещать? По делу, без формальностей. Просто заглядывать время от времени.
– Я ему варенья отнесу, – быстро откликнулась баба Нина. – А то стоит у меня в кладовке. Зачем добро пропадать?
– А я вечером зайду, чай попьём, – добавил сосед Коля, что стоял неподалёку, опираясь на лопату. – Новости деревенские ему расскажу, а то в избе своей один совсем сидит.
Так и началось. На следующий день Нина постучала в дверь дома Петра с банкой вишнёвого варенья.
– Петро, открой! Это я, Нина! – громко позвала она.
Дверь не сразу, но открылась. На пороге стоял сам дед Пётр, немного удивлённый и, как показалось Нине, слегка растерянный.
– Ты чего это, Нинка? – спросил он, отступая в сторону.
– Я тебе варенья принесла! Вкусное, сама закрывала, – бодро ответила она, проходя в дом.
Пётр отступил ещё на шаг, озадаченно глядя на соседку и банку в её руках.
– Да зачем ты… У меня, вроде, и так всё есть.
– Не спорь, – отрезала Нина, ставя банку прямо на стол. – Попробуешь, скажешь спасибо. А то у тебя тут глухо, как в погребе.
Она быстренько развернулась и, пока Пётр собирался с мыслями, удалилась.
На следующий день в гости пришёл Коля. Он принёс свежую газету и пачку сахара.
– Петро, чаю-то заварим? – спросил он, входя в дом без лишних церемоний.
– Да какой чай… У меня тут… да ничего и нет особо, – пробормотал дед.
– Так я с сахаром! – улыбнулся Коля. – Ты что, совсем от людей отвык? Давай ставь воду.
За чаем Коля пересказывал все местные новости: как у тёти Мани корова отелилась, как мостик через речку снова прогнил, и как дети Нины пытались запустить самодельного змея, но змеюха застряла в дереве.
– А ты чего сидишь? – спросил Коля в какой-то момент. – На улицу-то выходишь хоть?
Пётр пожал плечами:
– Да не тянет. Возраст не тот.
– Возраст, говоришь? – фыркнул Коля. – А Нинка вон по деревне бегает, как девчонка, хотя ей, между прочим, не меньше твоего. В следующий раз сам приходи на улицу, а то я у тебя чай весь выпью.
На третий день появилась тётя Груня. Она притащила целую банку огурцов.
– Петро, открывай! – её звонкий голос раздался ещё от ворот. – Груня пришла. Неужто не рад?
Пётр открыл дверь и попытался что-то сказать, но Груня уже проходила в дом, громко комментируя:
– Ты чего это, темень в доме держишь? Шторы бы открыл. У тебя тут аж воздух стоит! Вот, огурцы тебе. Закуска. Сам ешь или к гостям выставляй, если кто зайдёт.
– Да вы чего… – только и успел вымолвить Пётр. – Совсем с ума посходили, что ли?
– Мы чего? – улыбнулась Груня, устраиваясь на стуле. – Просто общаемся.
Соседи ходили к деду Петру по очереди. То кто-то принёс варенье, то газету, то корзинку яблок. Один раз даже куры соседки Нины забрели во двор деда, и Нина сама пришла за ними, но задержалась на чай.
Пётр поначалу растерянно принимал их заботу. Смущался, не знал, что сказать.
– Да вы чего? – говорил он почти каждому. – Зачем это всё?
Но соседи только отмахивались.
– Просто так. Чтобы не скучал.
Со временем дед Пётр стал привыкать. Однажды он даже сказал:
– Нина, может, я тебе дров наколю? А то у тебя там забор шататься начал, подправить надо.
– Ну, началось! – отмахнулась Нина, но видно было, что ей приятно.
Так потихоньку жизнь в доме Петра наполнилась шумом, разговорами и теплом.
В субботу Катя появилась на пороге дома Петра, ведя за собой толпу мальчишек и девчонок. Все были оживлённые, с рюкзачками и яркими пакетами в руках. Петру даже показалось, что на улице стало чуть светлее от их звонких голосов.
– Катя, а ты чего это с таким сопровождением? – прищурился он, вытирая руки о фартук.
– Да вот, детей подруги привела, – ответила Катя, стараясь выглядеть невозмутимо. – Праздник устроим. Вы же не против?
– Да куда я денусь… – буркнул Пётр, но усмехнулся. Давно во дворе не было такой суеты.
Дети мгновенно разбрелись по двору. Одни принялись раскладывать посуду на большом старом столе, который Пётр всегда держал под навесом. Другие с гиком носились с мячом, изредка задевая кувшины с цветами, стоявшие вдоль дорожки.
– Эй, полегче там! – пробасил Пётр, но никто, конечно, его не послушал.
Катя уже стояла у стола, раздавая поручения:
– Машенька, раскладывай пироги. Артём, не крутись – поставь компот. Оля, помоги с салфетками!
– Слушай, ты тут настоящий генерал, – пробормотал Пётр, садясь на свою любимую лавочку под яблоней. – Только смотри, чтобы без боевых потерь.
– Да всё под контролем, – засмеялась Катя, поправляя волосы. – Вы лучше отдыхайте.
Через полчаса стол выглядел так, будто сам себя накрыл. Пироги с вишней, печенье, компот в трёх огромных кувшинах. Даже старый самовар, пылившийся в кладовке, вытащили и заставили греться. Катя принесла нарезанные огурцы и помидоры, добавив свежести этому гастрономическому великолепию.
– А это что? – удивился Пётр, когда дети достали какие-то свёртки.
– Украшения! – гордо сказала Машенька, разворачивая гирлянды из бумаги. – Мы их сами делали.
Скоро стол и деревья вокруг засверкали яркими флажками и лентами. Один из мальчиков даже нацепил гирлянду на голову, изображая корону, и начал изображать «царя двора». Смех стоял такой, что на шум начали выглядывать соседи.
Праздник шёл полным ходом. Кто-то пел песню под гитару, кто-то играл в мяч. Катя успела достать фотоаппарат и сделать пару снимков, но тут же бросилась уговаривать детей попробовать её фирменные пироги.
– У кого не окажется кусочка на тарелке – того в следующей игре не примем! – пошутила она, разливая компот.
Пётр сидел на лавочке, смотрел на всё это оживление и молчал. В глазах у него появилось что-то мягкое, почти грустное.
– Как будто снова молодость, – тихо сказал он, вытирая глаза краем платка. Его никто не услышал, кроме Кати.
– Вот, – сказала она, присаживаясь рядом. – Улыбайтесь, Пётр Иванович. А то зачем нам такой праздник?
Он кивнул, но улыбка у него получилась немного неловкой. Однако сердце согрелось. И когда дети прибежали к нему, таща за руки в общий хоровод, он даже не сопротивлялся.
Под вечер стол был пуст, но все были сыты и довольны. Дети собрали посуду, Кристина уже укладывала пироги в сумки, а Пётр остался сидеть на лавочке, глядя, как уходит солнце за деревья.
– Спасибо вам, Катя, – вдруг сказал он. – Это был хороший день. Такой, знаете, настоящий.
– Это вам спасибо, – ответила она, поправляя платок. – Без вас тут такого бы не получилось.
На шум вышла соседка, глядя, что за веселье творится. А Пётр уже забыл про свою лавочку, схватил мяч и, смеясь, пошёл показывать ребятам, как надо играть в «вышибалы».
Этот день остался в памяти Петра как напоминание о том, что радость не требует повода.
С тех пор лавочка у дома Петра больше не пустовала. Её краска облупилась, доски потемнели от времени, но сидеть на ней приходили каждый день. Кто с утренним солнцем, чтобы обсудить планы на день, кто с вечерним закатом – за чашкой чая и неторопливым разговором.
– Петь, а как картошку лучше сажать? – допытывался Коля, сосед лет тридцати, который недавно взял себе участок под огород.
– Да что тут думать! – отмахивался Пётр, но глаза его лукаво блестели. – Вот раньше, в колхозе, мы такое знали, что твои современные удобрения – детский лепет! Смотри, копай неглубоко, но рядок к рядку, с любовью. Картошка это чувствует, понимаешь? Её обмануть нельзя.
Коля кивал, будто слушал проповедь. На самом деле, советы Петра он всегда ценил – всё, что подсаживал по его науке, росло, как на дрожжах.
Иногда лавочка собирала настоящие посиделки. Приходили не только соседи, но и случайные прохожие – молодые ребята, кто велосипедами заезжал, кто с остановки шёл мимо.
– А помните, как в войну ели всё, что росло? Даже листья лопуха! – начинала соседка Мария, присаживаясь рядом.
– Да уж, времена были… – кивал Пётр, подавая ей кружку чая. – Но зато и люди другие были, сплочённые. Сейчас бы такую деревню, как у нас тогда, да в любой кризис – и ничего бы нас не сломало.
Его рассказы всегда тянулись долго, с подробностями, от которых никто не хотел уходить. Особенно любили, когда он вспоминал жену – как она пекла пироги или как ругалась, если кто посмел ей перечить на кухне.
– Люба моя говорила: «Петя, руки прочь от теста! У тебя руки золотые, но не для пирогов!» – смеялся он.
И все смеялись вместе с ним.
Но лавочка у Петра была не только местом для разговоров. Были моменты, когда к нему подходили молча, с тяжёлыми мыслями. Кто-то приносил банку мёда – «Спасибо за совет». Кто-то просто присаживался рядом, облокотившись на спинку, и молчал.
– Что у тебя, Вань? – спрашивал Пётр, глядя на угрюмого парня из соседней улицы.
– Да так, – мялся тот. – Батя опять… ну, выпил…
– Ну и что, – вздыхал Пётр. – Ты только его не осуждай. Знаешь, что делает сильного человека? Он не осуждает, а поддерживает, даже когда это трудно. Ты поддерживай, он может и к тебе потянется.
И слова эти запоминались.
Теперь дом Петра снова наполнился жизнью. Старый самовар, который он достал с чердака, дымился на столике у окна. Оттуда нёсся запах чая, а к вечеру лавочка снова оживала.
– Как хорошо, что вы у меня есть, – говорил он, подливая чай в кружки.
И эти слова слышались не как благодарность, а как признание – для всех, кто здесь собирался.