Это был уже двадцать второй вокзал, и, наконец, Маше повезло.
Когда в детском доме она рассказывала, что у нее есть семья, ей не верили. Там каждый рассказывал подобные истории, и все знали, что они никогда не станут явью.
С Машей было другое. Она помнила, как на нее надевали розовое шуршащее платье и ставили перед ней торт с двумя свечками, как кто-то качал ее на скрипучих качелях, как из окна раздавалась песня, ее слова Маша могла повторить и сейчас: «Ты, прощаясь, мне сказал, что любовь остыла, знает лишь пустой вокзал, как мне горько было». Еще она помнила, как ее садили зачем-то в шкаф, откуда была слышна только музыка, которую делали еще громче.
-Мало ли где ты могла слышать эти песни, – объясняли ей воспитатели, когда она пыталась уговорить их найти ее маму. – Да Буланову по всем радиостанциям крутили, ее все знают.
Маша расстраивалась. Она думала, что по текстам этих песен можно найти маму. Но в своей правоте она не сомневалась, хотя бы потому, что документы ее были утеряны: в пять лет Машу перевели после пожара, в котором она чудом спаслась, из другого детского дома. Ее и еще одну девочку, Леночку. Семейная пара решила взять себе одну из девочек, посчитав, что их спасение было чудом и похоже на знак свыше. Машу и Леночку нарядили в красивые платья, заплели и вывели к бледной женщине с большими глазами и строгому мужчине с тонкими усиками. Они попросили рассказать девочек стишок, и вторая, Леночка, ловко затараторила:
-Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка…
Маша тоже учила стишок, но от страха тут же его забыла. И вместо стишка начала повторять слова той самой песни про вокзал и обратный билет. Пара переглянулась, мужчина некрасиво скривился, и после этого они говорили только с Леночкой. Ее потом и забрали.
Вокзал Маша помнила четко: красный шпиль, елку на площади. Кажется, они часто туда ходили, может, ездили куда-то. Каждому взрослому она описывала этот вокзал, а ей говорили, что все вокзалы на одно лицо и чтобы она не придумывала. Вот почему выпустившись из детского дома и устроившись на работу, Маша стала ездить в самые разные города, пытаясь отыскать нужный вокзал. И, наконец, нашла его.
«Я здесь уже бывала» – повторяла она про себя. От волнения захотелось выпить.
Пила она много и понимала это. Еще в училище началось, потом устроилась на работу в парикмахерскую, где весь день на ногах, и вечером, чтобы расслабиться, в первую очередь рука тянулась за бутылкой. Стали ходить с девчонками по клубам, там их часто угощали. В клубе она и познакомилась с Максимом, с которым жила почти два года и большую часть городов объехала именно с ним. А потом Максим стал давить на нее. Ему хотелось сделать из Маши другого человека: он запрещал ей пить, уговаривал пойти учиться в вуз на заочное, не отпускал на вечеринки с подружками.
-Ненавижу тебя! – кричала ему Маша. – Ты хочешь управлять мной, хочешь, чтобы я плясала под твою дудку! Не будет такого, понял? Я хочу, чтобы меня любили такую, какая я есть!
Протрезвев, она просила у него прощение. И Максим прощал. До поры до времени. А потом что-то случилось, Маша так и не вспомнила, что. Максим не стал ей объяснять. Просто собрал вещи и ушел. И после этого она вообще не просыхала месяц. Потеряла работу, пару раз попадала в полицию. Пьяная часто звонила Максиму, так что он перестал брать трубку. И неизвестно, что бы с Машей было дальше, если бы она не встретила Альбину Васильевну.
Альбина Васильевна была медсестрой в поликлинике. Когда Маша уснула пьяная на улице и подхватила воспаление легких, пришлось вызывать врача. Ей прописали уколы, и она ходила в процедурный кабинет, где и работала Альбина Васильевна.
-Тебе нужно узнать, кто ты такая, – сказала она. – Кто твои родители, какая у вас родовая травма.
Они много говорили с Альбиной Васильевной. И Маша пообещала ей не пить. По крайней мере, пока не найдет своих родственников.
И Маша поехала искать нужный вокзал. Они с Максимом объехали все ближайшие города, и теперь Маша двинулась на восток. И она уже хотела повернуть назад, но билетов не было, и решила доехать до Ижевска.
Все эти дни она не пила, даже когда в поезде симпатичный солдатик предложил угостить. Отговаривалась, что пьет антибиотики, хотя курс уже закончился. Но Маша еще сильно кашляла, и он поверил. Хороший был солдатик, веселый и добрый. Подарил ей фонарик, сказал, больше нет ничего. Маше он понравился, но в сердце все равно был только Максим, она страшно по нему тосковала.
Площадь была другой, не такой, как Маша ее помнила, но похожей. Неудивительно, ведь столько лет прошло. Но куда идти с этой площади, Маша не знала. Город показался большим и незнакомым. Пошла наугад, как в сказках, куда глаза глядят. Как там говорят: налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь – жизнь потеряешь, прямо пойдешь – жив будешь, да себя позабудешь. Маша пошла прямо.
Сначала ей казалось, что она ошиблась и вообще непонятно, что здесь делает. Улицы были совсем незнакомы, люди казались другими, хотелось домой. И выпить, страшно хотелось выпить.
А потом Маша доставала сигареты и выронила фонарик, наклонилась, чтобы поднять его, и мир изменился. Снизу она увидела дом, который показался ей знакомым. И еще один. Она точно здесь когда-то бывала, шла вот так же этой улицей. Просто она была ниже, гораздо ниже.
Дальше Маша старалась быть внимательнее. Останавливалась, приглядывалась, присаживалась на корточки. На нее смотрели странно, но ей было все равно. Временами Маше казалось, что вот-вот она увидит двор со знакомыми скрипучими качелями, потом, наоборот, казалось, что она заблудилась. Наконец, она так устала и вымоталась, что решила присесть отдохнуть: свернула в первый попавшийся двор, села на лавочку. В рюкзаке была булочка и остатки колы, Маша пила ее так много, что зубы уже болели. Но это помогало хоть немного справиться с тягой к алкоголю.
Во дворе было тихо, только одна молодая мамочка ходила кругами с коляской. Встретившись с Машей взглядом, она нахмурилась.
-Настя? – неуверенно спросила девушка, поравнявшись с Машей.
Маша осмотрелась, чтобы убедиться, что обращаются именно к ней.
-Вы обознались, – сказала она.
-Извините.
И тут ее словно холодной водой окатило.
-Подождите! А кто такая эта Настя? Дело в том, что я ищу родственников.
Девушка посмотрела на Машу с подозрением.
-Я из детского дома, – затараторила Маша. – Ищу родителей. Вдруг эта Настя — моя родственница?
Ребенок в коляске закряхтел. Девушка принялась качать коляску и сказала:
-Она с моей сестрой в одном классе училась. Они дружили раньше. Но я давно ее не видела. Вы с ней здорово похожи.
У Маши пересохло во рту.
-А вы знаете ее адрес?
-Неа. Но могу спросить у сестры.
-Правда? Я буду очень вам благодарна.
Девушка достала мобильный телефон, Маша и сама о таком мечтала, и, продолжая качать коляску, набрала номер.
-Только вы особо не надейтесь, – сказала она, пока ждала ответа. – Настя вроде с бабушкой жила.
Маша и не надеялась. Но это была единственная соломинка, так что почему бы не проверить.
Адрес девушка узнала. И даже рассказала, как туда доехать.
-Пешком далеко, проще на автобусе, – объяснила она. – Там от остановки прямо и налево, не заблудитесь.
Она и правда не заблудилась. Потому что выйдя на остановке, сразу узнала эти места. Сердце застучало где-то в горле.
«Тебе нужно узнать, кто твои родители», – звучали в голове слова Альбины Васильевны.
Дверь в подъезд была открыта. Маша поднялась по темной лестнице, пытаясь рассмотреть номера квартир. Вот она, двадцать вторая. Обшарпанная дверь, консервная банка с бычками. Маша зажмурилась и нажала на звонок.
Кто-то точно был в квартире: Маша слышала работающий телевизор, чей-то голос. Ее даже не спросили, кто это, сразу открыли дверь.
На пороге стояла женщина. Старше Маши, наверное, за тридцать. Но сходство, и правда, было неоспорим: впервые в жизни Маша видела человека, так сильно похожего на нее саму: те же светлые, будто обесцвеченные жидкие волосы, такие же бесцветные брови и ресницы, близко посаженные глаза, тонкий нос. Женщина, видимо, тоже отметила сходство. Но не удивилась.
-Ты кто? – спросила она лениво, запахивая махровый халат.
На заднем фоне все также работал телевизор, Маше показалось, что кто-то еще есть в квартире, вроде она расслышала чей-то кашель. Или ей показалось.
-Меня Маша зовут, – ответила она. – Я ищу родственников.
На лице у женщины появилась улыбка, и Маша увидела, что двух передних зубов у женщины нет.
-Машка? Правда, что ли? Вот это да!
Она отошла назад, пропуская Машу в квартиру, и Маша вошла, все еще не веря в то, что это происходит на самом деле.
-То есть мы знакомы? – неуверенно произнесла она.
-Шутишь, что ли? – засмеялась женщина. – Мы же сестры! Я – Настя, не помнишь, я все детство тебя нянчила? Ба, тише ты! – прикрикнула она, когда из комнаты раздался чей-то тонкий голос, и пояснила. – Бабушка там лежит. Она того уже совсем, не буду ей говорить, а то взбеленится еще. Пошли на кухню.
Кухня была маленькая, грязная, заставленная хламом.
-Извини, курить только на площадке, – сказала Настя. – У бабули астма. Чай будешь?
-Буду, – кивнула Маша, присаживаясь на покосившуюся табуретку.
-Ты вообще как тут? – поинтересовалась Настя. – Тебя Ленка нашла?
-Ленка?
-Ну, младшая наша. Она заявлялась тут полгода назад.
-У нас еще сестра есть?
-Ну да. И не одна. Я думала, это она тебя прислала.
-Нет. Я вообще никого не знаю. Я здесь случайно.
И Маша рассказала ей свою историю.
Настя слушала внимательно, не перебивала, только швыркала крепким чаем.
-Мы думали, ты погибла в том пожаре, – призналась она. – Я же хотела забрать тебя, когда вырасту. Жаль, что я не знала.
И Настя рассказала Маше о том, что их мать пила и работала уборщицей на вокзале, где иногда находила мужиков, которых пускала к себе. Кого за деньги, кого так. До Насти у нее был сын, но он умер еще младенцем.
-Она часто аборты делала, так что считай, нам повезло, что появились на свет. Как-то соседи на нее пожаловались, что она прям при нас мужиков к себе водит, и нас забрали. Бабушка тогда и взяла меня под опеку.
-А я? – удивилась Маша. – Почему меня она не взяла?
Настя отвела глаза.
-Она решила, что не потянет двух. Я постарше была, посмышленее. А про тебя говорили, что будешь отсталая, ты не разговаривала совсем. Вот она и выбрала меня. А ты вон какая получилась. Красивая.
В горле образовался ком, и даже горячий чай не помогал ему продвинуться.
-Ты не обижайся. Тогда жизнь совсем другая была. Сложная. Может, и хорошо, что ты там осталась, вас хоть кормили. А мы булку хлеба на неделю растягивали, картошку зеленую ели, так что потом рвало. Не хочу даже вспоминать.
-А мама? – робко спросила Маша.
-Мамка-то? Да спилась она совсем. Лет десять назад похоронили. Нарожала кучу девок, я даже не помню всех. Ленка вон на могилку к ней ходила. Хочешь, и тебя свожу. Я сама-то туда не хожу… Хочешь выпить? Помянем мамку.
Глаза у Насти радостно блеснули.
-Можно до магазина сбегать, тут наливка дешевая есть. Я сегодня только со смены, думала на рынок сгонять, ну да ладно, не каждый день сестру увидишь. Хочешь, кстати, фотки глянуть? Я до сих пор храню.
Настя притащила из комнаты замызганный альбом. На черно-белых фотографиях были две светленькие девочки, в которых сложно было узнать повзрослевших Настю и Машу. Но платье Маша узнала. И торт с двумя свечками.
-Классно как, – прошептала она. – Можно мне одну взять?
-Да бери, конечно. Ну так что, в магазин сбегать?
-Не. Ты извини, мне домой ехать надо.
-Да ладно тебе! Завтра поедешь, оставайся. У меня и раскладушка есть.
На самом деле Маше очень хотелось остаться. Сбегать в магазин, напиться, жалеть себя и Настю, размазывая по щекам слезы. Но другая ее часть хотела сбежать отсюда, забыть об этом доме и об этом городе. Зря она все это затеяла. Хотелось домой, отмыться и переодеться, устроиться на работу, позвонить Максиму…
-У меня обратный билет на вечер, на работу завтра, – соврала Маша. – Я потом еще приеду, ладно? Ты расскажи лучше о себе. Давай чай еще заварим, вкусный у тебя чай.
Настя с удовольствием рассказывала о себе. Маша слушала, кивала. И думала о том, что непонятно, кому из них повезло больше. У каждого свои проблемы, как ни крути.
Билетов на вечер не было, и Маша устроилась на твердом сидении в ожидании утреннего поезда. Хотелось с кем-нибудь поговорить. Номера Альбины Васильевны она не знала, так бы позвонила ей. Зато помнила номер Максима. Купила карточку, пошла в таксофон, набрала его номер. Трубку долго не брали, потом послышался чей-то недовольный женский голос:
-Ало? Это кто?
Слова застряли у Маши в горле.
-Опять тебе твои бабы звонят!
Эти слова были явно адресованы не Маше, а тому, кто был сейчас рядом с этой женщиной. Максиму. Маша поспешно положила трубку.
Руки дрожали. Убирая карточку в рюкзак, она снова уронила фонарик, который постоянно выкатывался в самый неподходящий момент. На этот раз он еще и раскрутился, распался на две части. Внутри оказалась сложенная пополам бумажка. На ней номер телефона и слова: позвони мне.
Маша задумалась на миг, а потом вдруг решила: а почему бы и нет. И набрала его номер…