На следующий день Гриша, как и обещал, пришел заниматься с Настей. Лида отправила Тришу готовить обед, сказав, что лучше оставить Настю с Гришей вдвоем, чтобы она лишний раз не отвлекалась. Пока Триша резала лук и морковку, Настя осваивала понятия перспективы и светотени. После занятия Гриша вежливо отказался от обеда и позвал Тришу погулять – погода хотя и не очень располагала, им хотелось побыть вдвоем, без свидетелей.
Когда Триша вернулась домой, в воздухе висело какое-то тревожное напряжение. Она юркнула в свою спальню, чтобы не нарваться на неприятности, и даже успела почитать статью перед сном. Идея заполучить стажировку не отпускала ее. На следующий день, вернувшись из института, она заметила, что Настя не выходит из своей комнаты, и попыталась было поговорить с сестрой, но та неожиданно ударилась в слезы, чего с ней уже давно не бывало. Когда мачеха пришла домой, Триша рассказала ей о случившемся, и та сама пошла в комнату дочери, сказав, что разберется. Всю неделю в доме царило какое-то беспокойство, которое Триша не могла понять. Она спрашивала у Лиды в чем дело, но та говорила, что все решит сама. Настя же, которая только-только начала есть, снова не притрагивалась к ужину. В пятницу вечером, когда Триша вернулась домой, Лида зашла к ней в комнату и плотно притворила за собой дверь. Она взяла стул и села напротив Триши. Все это настораживало. Словно бы собравшись с мыслями, она начала говорить, и в ее голосе заметно звенели подступающие слезы:
— Помнишь, когда Настя в больнице лежала, и мы с тобой дежурили у ее кровати. Как же страшно все это было, я так боялась ее потерять. Все готова была для нее сделать, а она все отца звала. Нет, тебе этого пока не понять, своих детей народишь, поймешь…
Но Триша ее прекрасно понимала. Младшая сестра была для нее почти собственным ребенком, из-за ее болезни сестры Трише рано пришлось повзрослеть, а наблюдение ежедневных страданий Насти и осиротевшие кровати рядом, еще вчера на которых лежала какая-нибудь такая же девочка, тоже вызывали в Трише желание сделать все возможное, чтобы помочь сестре. Та всегда была папиной дочкой, больше, чем Триша, Настя просто боготворила отца и в температурном бреду звала его. А он или пропивал свое горе, или крутил очередной бизнес, пытаясь заработать денег на лечение.
— Как она его любила, да? Если бы он был жив, она бы совсем другой была… Если бы только он был жив.
Триша поежилась. В открытую мачеха никогда не упрекала, что именно она, Триша, виновата в смерти отца. Но в тот день, когда Лида повезла Настю к врачу, Трише было велено приглядывать за отцом, который в последнее время совсем был не в себе. Лида специально дождалась, пока Триша вернется с учебы, чтобы отец не оставался один. Но тут пришла Светка, и Триша выскочила-то всего минут на пять. Но этих пяти минут отцу вполне хватило…
— Что происходит? – спросила Триша, чувствуя, как тугой комок сворачивается где-то под диафрагмой. – Это из-за стажировки? Ты хочешь, чтобы я никуда не ехала?
Лида покачала головой и спросила:
— Скажи, на что ты готова ради сестры?
— Да на все! – горячо воскликнула Триша. – Ну, хочешь, я не буду участвовать в этом конкурсе.
— При чем тут конкурс, — глухо возразила мачеха. – Настя влюбилась.
Триша от этого заявления аж поперхнулась, чуть было не рассмеялась, но вовремя себя остановила.
— В кого? – недоверчиво спросила она.
— А ту будто не понимаешь?
Догадка такой резкой болью отдалась в ее сердце, что тут у Триши перехватило дыхание.
— Вот-вот, — мрачно подтвердила мачеха. – Говорит, что не будет жить без него.
Воцарилось тягостное молчание.
— Ну хочешь, я скажу ему, чтобы не приходил?
— Поздно уже. Теперь этим только хуже можно сделать.
— И что тогда? – растерялась Триша. – Что ты предлагаешь?
— Если любишь сестру – уступи ей Гришу. Ты таких еще сто штук найдешь. В Англию вон поедешь, может, англичанина какого подцепишь. А у нее это единственный шанс.
Триша рассмеялась. Она просто не смогла удержаться.
— Что значит уступи? – спросила она. – Он что, сотовый телефон или стиральная машинка? Как ты себе это представляешь?
Мачеха была уверена и спокойно, словно держала какой-то козырь в кармане. Она объяснила Трише свой план:
— Ну конечно, я понимаю, что он не вещь. Я прошу тебя всего лишь расстаться с ним и больше не встречаться. Ну, на какое-то время. Остальное я беру в свои руки. Сама посуди – если в твое отсутствие он закрутит роман с Настей, значит у вас все несерьезно, так что горевать? А если ничего не выйдет, и он продолжит думать о тебе, ну, сойдетесь опять, через полгода, например. Или через год, когда ты из Англии вернешься.
— Ты так говоришь, будто я туда уже еду! Да туда Костя поедет, это всем известно.
— А я уверена, что ты, — начала лить мед мачеха. – Твой начальник же не слепой, он должен видеть, что никого способнее тебя в институте нет.
Тришу этим было не купить.
— Я люблю Гришу и не собираюсь с ним расставаться.
Мачеха покачала головой, словно и ожидала чего-то подобного.
— А если я предложу тебе что-то взамен?
Триша усмехнулась внутри себя – что она может такого предложить? Да нет ничего важнее Гриши! Но когда мачеха продолжила, она вся похолодела.
— У меня есть письмо твоей матери и ее фотография…
Они молча смотрели друг на друга, а потом Триша выкрикнула:
— Врешь!
— Зачем мне это? – спокойно ответила мачеха.
— Чтобы разлучить меня с Гришей.
— Это письмо и фотографию я нашла в квартире твоего отца. Он там это хранил, хотя и говорил, что ненавидит ее всей душой, — в голосе мачехи сквозило такое презрение, что Трише захотелось броситься на нее и исцарапать ей все ее наглое лицо. Но она сдержала себя.
— Почему ты мне об этом не сказала раньше? – с отчаяньем спросила она.
— Да потому что твоя мать сама так написала, — выкрикнула мачеха. – Не мое это дело!
Триша постаралась немного успокоиться, вдохнула глубоко, выдохнула, потом еще раз.
— Что тебе мешает сделать какую-нибудь фотографию и написать письмо самой? – спросила она.
Та закатила глаза, словно Триша говорила несусветную чушь.
— Когда ты увидишь фотографию, поймешь, что она никак не могла быть сделана сейчас. И письмо тоже – ты же можешь в экспертизу все унести. Вроде умную из себя строишь, а до такого простого не додумалась.
Мачеха немного помолчала, а потом неохотно произнесла:
— У нее нет фаланги указательного пальца на левой руке.
Мир вокруг Триши закрутился, словно она начала падать в глубокий колодец. Лицо мачехи расплывалось и тонуло в этом мареве, а сквозь него она видела совсем другое лицо. Темные волосы, фиолетовый капор, ярко накрашенные губы. Эта женщина стояла следом за ней в магазине. Трише тогда было лет десять, и мачеха отправила ее купить хлеб и томатную пасту. У Триши было припасено немного денег, и она решила купить мороженое. Когда продавщица назвала ей общую сумму, оказалось, что денег не хватает. Триша принялась спорить – она хорошо считала, и на все должно было хватить. Позади собралась очередь, и какой-то старичок проскрипел, чтобы она шевелилась быстрее, у него радикулит и он не может ждать, пока они там посчитают все ее копейки. И тогда эта женщина протянула продавцу деньги со словами – это за мороженые. На ее руках были красивые кожаные перчатки, но в них она не могла достать нужную купюру их кошелька, поэтому сняла перчатку и потом быстро надела обратно. Но Триша успела заметить, что ее указательный палец короче всех других, без одной фаланги…
Продолжение следует…
Начало здесь
Оглавление
Другие мои повести:
Ошибки прошлого
Это сильнее меня
Тайны Евы
Комментарии61