«Я не хочу жить!» — крикнула Варя, вырываясь из объятий матери

Новая жизнь требует страшных жертв, и готова ли она к этому?

О том, что её отец жив, Варя узнала, когда заболела. Она давно плохо себя чувствовала, даже обращалась к школьной медсестре, та выписала Варе направление к неврологу. Варя попросила маму её записать, та забыла и потом долго корила себя, размышляя о том, как бы всё могло сложиться, узнай они о болезни раньше.

– Как жив? – переспросила Варя.

Мама смотрела себе на носки. На большом пальце нагло светилась дыра.

– Жив, – повторила мама. – Прости.

Про родного отца Варя долго ничего не спрашивала. Она его не помнила, хотя знала, что он был. С двух лет её воспитывал отчим, которого она называла отцом, он же её и усыновил. Когда ей было тринадцать, отношения с отчимом сломались: ей казалось, что он много требует, много ругает, не даёт ей жить. И тогда она захотела увидеть родного отца. Три месяца тянула из мамы жилы, требовала дать имя, адрес, номер – хоть что-то. Мама изображала немую статую и ничего не говорила. Варя слышала, как мама и отчим шептались, видимо, решали, говорить ей правду или нет. Как бы она ни ссорилась с отчимом, Варя была уверена, что это он уговорил маму признаться.

– Он погиб, – сказала мама. – Разбился в горах.

Странно, что Варя ей тогда поверила. И не попросила никаких подтверждений, родственников хотя бы могла найти. Но не нашла.

– Я позвонила ему. Он согласен сдать анализ. Если он подойдёт, тебе сделают пересадку костного мозга. И всё будет хорошо.

В тот момент Варя поняла, что хорошо уже не будет. Никогда. Мать её обманывала, отец бросил, отчим самоустранился, заявив, что насильно мил не будешь. Кому она теперь нужна? Поэтому и заболела, природа избавляется от ненужного.

– Я не хочу! – сказала Варя. – Не надо никакой операции, ненавижу вас, не хочу жить!

Мама пыталась её обнять, но Варя вырвалась и ушла в свою комнату.

Небо сливалось с висящим в воздухе туманом, так что невозможно было понять, где горизонт. Варе нравилось, что её окна выходят на пустырь, хотя мама вздыхала, когда они только переехали, что как неудачно: остальные окна выходили во двор, что Варе казалось, наоборот, скучным. Так она могла видеть закат, а во дворе только дети и старушки. Но сегодня заката не было, мир погрузился в серую мглу и не собирался из неё выходить даже в минуты между днём и ночью. Мир темнел и расплывался, как и вся Варина жизнь.

Когда она услышала шаги, подумала, что это мама идёт просить прощения. Но это был отчим. Он встал на пороге, словно боялся, что Варя погонит его прочь.

– Не злись на мать. Она хотела, как лучше.

– Как лучше, ага! Тебе бы понравилось, если бы тебя похоронили вот так?

– Она писала ему. Говорила, что ты хочешь встретиться. Он не отвечал. Мать подумала, что так будет лучше, – повторил он.

Варя прикусила губу. Не отвечал. А теперь вот узнал, что умирает, и ответил.

Отчим потоптался в дверях и, не дождавшись ответа от Вари, ушел на кухню.

К маме она пошла только через час. На самом деле сразу всё решила, но дала время всем остыть.

В маминой комнате стоял ванильный запах её духов, который всегда перебивал другие ароматы, но Варя всё равно их чувствовала: рассыпчатая пудра, которой мама покрывает своё красивое лицо, крем для рук с клубникой, затхлость библиотечных книг. Мама обожала брать книги в библиотеке, считая это особым шиком. Лампа была выключена, её фигура сливалась с креслом, длинный халат прикрывал её белые ноги. Мама не любила искусственный загар, и всю зиму страдала, ожидая летнего солнца.

– Ладно, – сказала Варя. – Пусть сдаёт свой анализ.

О том, что отец подходит, она узнала в больнице. Ей стало хуже, хотя врач обещал, что время ещё есть. Времени не было. Как и её самой, она почти перестала существовать.

Варя лежала, отвернувшись к стене, колупая отстающий кусочек краски ногтем. Она смотрела на трещины и чувствовала себя ненастоящей. Всё, что происходило с ней, казалось ненастоящим. Она вогнала кусочек краски под ноготь, так что выступила кровь, будто это могло помочь почувствовать себя живой. Продавленная сетка кровати, голоса медсестёр в коридоре, больничный запах – всё казалось ей иллюзией, затянувшимся сном.

Прежде чем она открыла глаза, Варя почувствовала его запах и поняла, что знает его. Она раздула ноздри, втянула запах табака, смешанный с машинным маслом. Судорожно выдохнула и открыла глаза.

Мужчина с накинутым на плечи белым халатом стоял у кровати. У него было загорелое, изрезанное морщинами лицо, густые брови, прямые, как и у самой Вари, карие, широко расставленные глаза.

– Привет, дочь.

Голос у него был низкий, и тоже знакомый.

– Привет, – прохрипела Варя, прокашлялась и повторила. – Привет.

Отец оказался совсем не таким, каким она его представляла. У него была жена и трое сыновей. Работал он слесарем, ремонтировал троллейбусы. Варя и не знала, что есть такая профессия. Рассказала ему, что хочет стать кинологом, но мама против, и поэтому она пойдёт на ветеринара. А потом всё равно кинологом.

– Собаки лучше людей, – произнёс отец.

Операция прошла успешно. Варя ждала, что отец зайдёт или хотя бы позвонит, но он не появлялся. Зато мама и отчим приходили по очереди через день: мама оставляла после себя ванильный аромат и новые книжки, не замечая, что старые Варя не открыла. Отчим просто сидел рядом и рассказывал всякие глупости, даже если Варя лежала, отвернувшись к стене.

В день выписки Варя тоже ждала отца. Верила, что он приедет. В ожидании врача она встала, посмотрела на приоткрытое окно с мутными отпечатками детских ладошек, шагнула к нему, вдыхая сырой прохладный воздух, почувствовала, как пол качается под ногами, словно она стоит в лодке посреди быстрой реки. В палате больше никого не было, и Варя распахнула окно. В лицо ударил ветер, оглушив её запахами набухших почек, влажной земли, пыльного асфальта. Машины проносились мимо, распугивая стайки шустрых воробьёв. От голубизны весеннего неба резало глаза.

Она подумала об отце. О его грубых руках с въевшимся мазутом, редеющих волосах, зачёсанных набок, чтобы скрыть желтоватую лысину, о том, как он изо дня в день чинит троллейбусы. Теперь, когда она будет видеть эти железные махины со смешными рогами, как усы кузнечика, будет думать об отце. О морщинах на его лице, сдвинутых на переносице бровях, словах, которые он никогда не скажет.

Внизу ждали отчим и мама. Они, как обычно, вцепились друг в друга, словно был шторм, и ноги их не держали, как и Варю после долгой болезни. Они уже собрались уходить, когда дверь распахнулась, с улицы пахнуло солнцем и водой. Отец в рабочей куртке придерживал дверь. В руках у него был букетик тюльпанов. Варя вытерла ладонью глаза, улыбнулась и шагнула вперёд.

Источник