«У детей проси прощения, а не у меня» — сказала Яна с напускным безразличием, пытаясь скрыть боль от сестринских ошибок

Тамара младше Яны на две минуты, но иногда кажется, что на целую жизнь. Как ей только кандидатскую удалось защитить, непонятно! Детей, зато, нарожала целую кучу, а что делать с ними, не знает – конечно, есть же старшая сестра, пусть занимается, и ничего, что эта сестра чайлдфри, вообще-то.​

​Яна действительно не хотела иметь детей. Совсем. Никогда.​

​В первый раз, когда была только черноглазая Алия, рожденная после трехмесячной стажировки где-то на Востоке, Тамара оставила дочь на маму. Та, в общем-то, была не против, но у мамы завелся новый муж – пианист Роберт Михайлович. Ему мешали крики трехлетней Алии, и так она очутилась в квартире у Яны.​

​— Ты должна немедленно вернуться в Россию! – пыталась докричаться Яна до сестры, у которой вечно была плохая связь. – Она вшей из сада притащила, я не знаю, что мне с ней делать!​

​— Подстриги налысо, — ответила Тамара и тут же принялась щебетать про новый проект и потрясающего профессора, у которого есть чему поучиться.​

​Чему она там училась, стало понятно через полгода, когда Тамара вернулась с огромным животом.​

​В следующий раз Тамара уже сразу привезла Алию к сестре, заодно попытавшись пристроить и орущего младенца – девочку по имени Вилма с белыми как снег волосами, но Яна тогда отказалась. Правда, через год, когда Вилма делала свои первые неуклюжие шаги, Тамара таки оставила обеих девочек на Яну. А с Санчо и вообще – ему всего девять месяцев исполнилось, а она уже смылась, пообещав, что на неделю, а самой не было два месяца.​

​— Ты домой вообще собираешься? – в который раз спрашивала Яна по телефону. – Санчо, между прочим, первое слово сказал. Мама. Только он так не тебя назвал, а меня, слышишь?​

​— Яночка, мы тут такой проект забабахали! Ты погоди немного, я скоро приеду.​

​— Скрипку Вилме купи, она просила. Я бы сама купила, но она сказала, что ты ей обещала привезти в подарок.​

​Конечно, про скрипку Тамара забыла, и Яне пришлось самой покупать и делать вид, что это прислала Тамара – она упаковала скрипку в коробку и унесла в пункт доставки, где оформила курьера на свой адрес. Вилма была счастлива, Тамара тоже, один Роберт Михайлович расстроился – он терпеть не мог скрипачек из-за того, что в молодости одна из них отказала ему.​

​Дети привыкли жить на два дома, учителя смирились, что вместо мамы на собрания приходит тетя, в детском саду и подавно не знали, что у Санчо есть какая-то другая мама. Как-то так повелось, что в садик отводила и забирала Санчо Яна, а если Тамара там и появлялась, подмены никто не замечал – все же близнецы, кто там их разберет.​

​Денег Тамара присылала мало, и Яне нужно было работать, вязать кофты со скандинавскими узорами и кружевные шали, а Санчо это не нравилось, и он распускал ее вязание и путал нитки. Яна плакала, звонила сестре, начинала все заново. Пианист Роберт Михайлович, который не особо жаловал девочек, а тем более Вилму, к Санчо проникся любовью и иногда помогал Яне с ним, брал его на выходные. Впрочем, к Санчо невозможно было не проникнуть любовью – эти глаза олененка Бэмби в обрамлении бархатных ресниц, эти темные кудри шапкой, эта его улыбка и ямочки на щеках… Глядя на Санчо, Яна пыталась представить, как выглядит его отец, и в принципе понимала Тамару, которая тогда задержалась в Испании почти на год, пропустив первое сентября Алии и аппендицит Вилмы.​

​— Вы не видели мальчика?​

​Яна, погруженная в свои мысли о знойном испанце, от неожиданности вздрогнула и тут же смутилась – на нее смотрел мужчина, точь-в-точь как она только что представляла, разве что вместо расстегнутого пиджака на голое тело на нем была обычная футболка с котом Гарфилдом.​

​— Какого мальчика? – спросила, прокашлявшись, Яна, и на всякий случай поискала кудрявую голову Санчо. Но он был на месте – катался с горки наперегонки с другими мальчишками.​

​— Кудрявый такой, в розовой рубашке.​

​Мужчина выглядел испуганно, и Яне стало жаль этого красавца – наверняка жена отправила в первый раз гулять одного, а он взял и потерял ребенка.​

​— Где вы его видели в последний раз? Как давно он пропал? – деловито спросила Яна.​

​— Да вот здесь, на площадке. Я на пять минут отвлекся – в чате детсадовском решаем, что воспитательнице подарить, а он исчез.​

​Яна быстренько прокрутила в голове все свои истории: вот Алия сбежала посмотреть на птичек в парке, вот Вилма на автомате пошла домой, хотя Яна велела ей дожидаться возле магазина, а один раз они потеряли котенка – весь день слонялись по квартире и звали его, а котенок все это время спал в коробке из-под печенья.​

​— Домой не мог уйти?​

​— Не знаю, мы только что переехали, он еще не знает дороги.​

​— Чужой человек его мог увести?​

​— Нет, Лёва умный мальчик, он знает…​

​Яна махнула рукой – ясно.​

​— Давайте у Арины спросим, она девочка глазастая. Арина!​

​У Арины две косички с резинками в виде попугаев, короткое платье в горошек.​

​— Арина, ты не видела мальчика в розовой рубашке?​

​Такие, как Арина становятся правой рукой учительницы и старостой в студенческой группе.​

​— Он вон там, в будке!​

​Они поспешили к будке. Кудрявый Лев, похожий на Санчо почти как брат, и правда, оказался там.​

​— Ты что здесь делаешь?​

​— В прятки играю.​

​— С кем?​

​— С Селенией.​

​Яна попыталась вспомнить, что за Селения – она всех детей во дворе знала, и никакой Селении тут не было. Сестра? Мужчина горестно вздохнул и произнес:​

​— Идем домой.​

​Только через неделю, когда Санчо и Лев решили не противиться судьбе и стали друзьями, Яна узнала, что Селения – это выдуманная подруга, которая появилась у Льва после смерти матери. Ей стало страшно жалко этого тихого мальчика и страшно радостно оттого, что его отец Андрей свободен.​

​Они говорили обо всем на свете и никак не могли наговориться. Ему она первому рассказала про Ивана, про ту аварию, и про сестру, которая украла ее жизнь.​

​— Все, приезжай, так больше нельзя – я замуж выхожу, — сказала Яна сестре после того, как Андрей подарил ей кольцо, встав на одно колено, как это делают в фильмах.​

​И на удивление та приехала, чуть ли не на следующий же день.​

​Она познакомилась с Андреем, тут же влюбилась в тихого Лёву, заявила, что будет свидетельницей, и уже купила себе платье. Когда они остались наедине, Тамара вдруг расплакалась и сказала:​

​— Я так рада! Я боялась, что ты больше никогда никого не встретишь, а мне тогда тоже… Прости меня, Яна, прости.​

​И только тут Яна поняла, почему сестра не осталась с Амином, почему не стала бороться за скандинавского профессора, как смогла бросить испанского красавчика. Она хотела бы сказать сестре: «Я не виню тебя, ты ни в чем не виновата», но врать она никогда не умела – на самом деле все эти годы она винила сестру за украденную жизнь, которой у нее никогда теперь не будет.​

​Яна всегда была способнее, удачливее, смелее – это она побеждала на всех олимпиадах, это она придумала поступать на биологический, это в нее влюбился самый клевый парень группы Иван. А Тамара была просто хвостиком, ее не интересовала наука, она больше любила ходить на вечеринки и гонять на автомобиле. Вот и тогда она села за руль после двух бессонных ночей, хотя Яна пыталась ее остановить и поехала с ней только потому, что боялась за Тамару. А Иван поехал, потому что боялся за Яну.​

​Нет, Тамара не была виновата в той аварии – был виноват водитель грузовика. Иван погиб на месте, Яна провела в больнице почти год. Это Тамара учила Яну заново ходить и говорить, это она сказала, а не врачи, что ей пришлось удалить матку, это она стала учиться изо всех сил и защитила кандидатскую, чтобы исполнить мечту Яны.​

​А Яна больше не могла учиться – что-то сдвинулось у нее в голове вместе с осознанием того, что Ивана больше нет, что нет их общего ребенка, что у нее никогда не будет детей. Тогда Яна решила, что она будет чайлдфри и что будет вязать кофточки на продажу – после аварии она при помощи вязания восстанавливала подвижность пальцев, и вязать кофточки у нее получалось не хуже, чем когда-то писать курсовые.​

​— У детей проси прощения, а не у меня, — сказала она с напускным безразличием.​

​— Да я уже попросила! Обещала, что больше никуда не уеду, тем более Петр Александрович освободился. Ну что ты так на меня смотришь, я понимаю, что он в два раза старше, но сердцу ведь не прикажешь? Алия обрадовалась, думает, что я не буду так гайки закручивать, как ты, уже куда-то с ночевкой намылилась, а я не знаю, отпускать или нет. Как думаешь, а? Может, пусть идет, или не стоит? Вилме-то все равно, ей лишь бы на скрипке своей наяривать. Слушай, и как ты терпишь это пиликанье, она вообще научится когда-нибудь играть или нет? Санчо вот только расстроился, плачет, говорит, что хочет у тебя остаться. Слушай, можно, он у тебя поживет? Я же знаю, что ты его тоже любишь, он будто и не мой сын, а твой – видела, буквы уже все выучил, писать пробует, и тоже левой рукой, как ты. Ну что ты плачешь, не плачь, прости меня, Яна, я и правда старалась, все эти годы старалась, но не знала, как искупить свою вину…​

​Тамара гладила ее по голове, обжигала горячими слезами, и прошлое, наконец, растворилось. Конечно, кожа на ее животе, бедрах, руках никогда не станет гладкой – шрамы всегда будут напоминать ей об Иване, о несложившейся карьере и о нерожденном мальчике. Но теперь у нее есть спокойный Андрей и его милый Лёвушка, есть Санчо, который давно уже называет ее мамой, и, кажется, теперь есть и сестра, которая и всегда была, но только Яна не хотела этого признавать…​

​Другие мои рассказы:​

​Сложное решение​

​Последние слезы​

​Тополиный пух

Источник