Тайны, которые могут разрушить всё, ждут открытий.
Триша столько лет мечтала хоть что-то узнать о матери, а сейчас сидела рядом с письменным столом и не спешила открывать ящик. Возможно, она боялась того, что увидит там. Но на самом деле она испытывала какое-то гадливое чувство, будто она продала Гришу за две никому не нужные бумажки. Это было совсем не так, пойти на поводу у мачехи она решила только из-за Насти. Но все равно казалось нечестным вот так сразу смотреть фотографию и письмо. Она лишь проверила, правда ли они лежат там, где сказала ей мачеха, но смотреть не стала. Вместо этого, она сделала единственное возможное в сложившейся ситуации – позвонила Свете.
— У тебя что с голосом? – сразу что-то заподозрила она. – Ты заболела, что ли?
— Хуже, — Триша пыталась не выпускать никак не заканчивающиеся слезы наружу, из-за чего говорила немного в нос. – Тут такое вышло… В общем, я больше не живу у Лиды. Ты можешь ко мне сейчас приехать?
— Что? – переспросила Света. – Погоди, ты сейчас серьезно?
— Ну куда уж серьезнее. А еще я с Гришей рассталась.
Света, моментально переварив и вторую новость, только и сказала:
— Диктуй адрес, я выезжаю.
Триша знала, что подруга ее не бросит в такой беде, и от этого хотя и защипало в носу, все равно стало как-то полегче.
Когда буквально минут через двадцать раздался звонок во входную дверь, Триша удивилась – как Светка умудрилась так быстро доехать? Екатерина Андреевна не спешила открывать, суетилась на кухне, и Триша пошла сама, тем более это, скорее всего, к ней. Даже не посмотрев в глазок, она повернула замок и в изумлении замерла. На пороге стоял мужчина неопределенного возраста, вроде не то, что старый, но старше ее, Тришы, лет тридцати, или, может, даже больше. Глубокая поперечная морщина пересекала его лоб, глаза были яркие, в обрамлении густых темных ресниц, пухлые губы расплывались в добродушной улыбке. В одной руке он держал самовар, в другой шланг. От такой в каком-то роде даже сюрреалистичной картинки Триша даже замотала головой, пытаясь прогнать морок. Но мужчина никуда не исчезал.
— Василий, — представился он и шагнул в прихожую. – А что это у нас за прелестное юное создание? Неужели баба Катя в кои-то веки поселила к себе нормальную девушку, а не «синий чулок»?
Тут подоспела и сама Екатерина Андреевна, тоже заулыбалась, всплеснула руками и сказала:
— А я не ждала тебя так рано, Васенька! Ты самовар починил? Какое счастье! Проходи, знакомься, это Триша, квартирантка моя новая. А это Васька, внук мой, — добила она, обращаясь уже к самой Трише, которая так и стояла, хлопая глазами и рассматривая неожиданного гостя. – Руки мой и на кухню, я пироги как раз приготовила. Тришенька, пойдем с нами?
— Спасибо, но я не могу, — выдавила из себя Триша, еще не полностью приходя в себя. – Ко мне подруга должна приехать, вы же не против?
— Да когда же она была против? – вмешался Василий. – Чем больше красоты, тем лучше, да же, баб Кать? Ну ты подругу жди, а потом приходите к нам, — заявил он веселым голосом, не терпящим при этом возражений. Они с Екатериной Андреевной шумно удалились на кухню и долго там еще гремели самоваром и двигали табуретки.
Света приехала еще минут через двадцать, и не успели они зайти в комнату, как она накинулась на Тришу с вопросами:
— Что случилось? Тебя Лида что, из дома выгнала? Вчера же вроде еще все было хорошо? А Гриша как? Почему ты говоришь, что вы расстались?
Они сели на диван, и Триша подробно рассказала все, что произошло, начиная от вечернего разговора с мачехой и заканчивая происшествием с Настей и всем, что за этим последовало.
Света не скупилась на ругательства в адрес мачехи, да и Насти тоже. Когда поток, наконец, иссяк, она спросила:
— Нет, вот ты мне скажи – у тебя голова на плечах есть? Ну как можно было на такое соглашаться? Это же предательство, в конце концов!
— Я сама его в наш дом привела, так что я в этом всем и виновата, — возразила Триша. – Настя моя сестра, не забывай об этом. И она очень сильно болеет. Я должна как-то помочь ей, поддержать ее.
— Ага, подарив своего жениха! Ну классно вы придумали!
— Во-первых, он мне не жених. А во-вторых, я никого никому не дарила, просто на время ушла. Я не верю, что у Гриши может что-нибудь быть с Настей, так что мне просто нужно подождать, пока Настя это поймет и успокоиться. А Грише я потом все объясню.
— А если все же получиться? Настя хоть и худая, как щепка, но кто сейчас не худой, я вон не лучше, находятся же у меня поклонники. На лицо она хорошенькая, опять же квартира трехкомнатная при ней. А он, как ты говорила, в двушке с матерью и сестрами ютится.
— Свет, это пошло, — остановила ее Триша. – Он не такой, ему все равно на эти квартиры. Он меня любит.
— Знаешь, если бы меня ни с того, ни с сего вот так вот бы бросили, моя любовь быстро бы прошла, — заметила Света. – Так что ты не особо надейся на чудесное примирение.
— Ну, значит, не судьба. Может и правда ему с Настей лучше будет. Тем более я и правда в этот конкурс вписалась, а что если меня выберут? И пахать сейчас столько нужно, что мне не до прогулок под луной. Нет, все это к лучшему.
Света смотрела на подругу как на маленького ребенка, который говорит какую-то явную глупость, но прервать его не то что жалко, а просто невозможно, потому что он все равно ничего не поймет.
— Ты можешь сколько угодно убеждать в этом меня и себя. Но от правды не убежишь – если бы тебе было все равно, глаза бы у тебя не были на мокром месте. Ладно, горемычная моя, что-нибудь придумаем. Слушай, может, давай я твоего Гришу найду и все ему объясню?
— Что ты! – испугалась Триша. – Не надо, я прошу тебя. Я не хочу, чтобы с Настей случилось то же, что и с отцом.
Светка потупила глаза – она тоже несла на себе частичный груз вины за то, что вытащила подругу покурить, и в это время отец Триши успел сделать свое дело.
— Ну а письмо – ты его прочитала?
Триша помотала головой.
— Страшно? – предположила Света. – Давай вместе.
Триша поднялась, подошла к столу и открыла ящик. Вытащила оттуда конверт, весьма потертый, еще советского образца, хотя она таких, конечно, в глаза не видела. В конверте лежал тетрадный листок, согнутый пополам, и фотокарточка.
Сначала Триша взяла фотографию. Женщина, которую пытался запечатлеть фотограф, заметила это и игриво вытянула руку, прикрывая лицо. У нее действительно не хватало фаланги на пальце. Лицо было смутно знакомым, немного оно напоминало саму Тришу, но еще больше ту женщину из ее сна. На заднем фоне была видна сцена с музыкантами и даже какая-то певица. На оборотной стороне стояла дата – 1991 год. Триша впилась взглядом в лицо матери с такой жаждой, словно хотела насмотреться на него за все эти годы, так что, только когда Света вытащила фотографию из ее рук, перешла к письму.
Почерк матери был бисерным, буквы очень аккуратными и округлыми. Она писала: «Сожги это письмо сразу, как прочитаешь, второе оставь для других. Ты был прав, я попала в капкан, и теперь мне никак не выбраться. Не ищи меня, забудь и никогда не вспоминай. Дочери ничего не говори, пусть лучше она думает, что меня никогда не было. Соври ей что-нибудь. Знай – я любила тебя так, как никого на этом свете. Твоя Танечка».
Продолжение следует…
Начало здесь
Оглавление
Другие мои повести:
Ошибки прошлого
Это сильнее меня
Тайны Евы
Как могло всё так сильно измениться за одну ночь?
Как много теплоты может уместить одна жесткая реальность!
Мир вокруг вдруг стал чужим, и любимая мама исчезла.
Никогда не знаешь, что скрывает близкий человек.
Слишком много тайн, чтобы оставаться одной.
Как можно быть такой холодной к дочери?