«Простите, можно я вас обниму? Вы так похожи на моего сына» — произнесла Галя, плача от боли и воспоминаний о погибшем ребенке

Он мне сам рассказал, что его дочь выгнала из дома. Когда я в первый раз его увидела, подумала, что обычный бомж. Он долго ходил кругом, присматривался, как это делали другие — вдруг кто оставит недоеденную булку на скамейке или остатки кофе.​

​Кафешка у меня тогда совсем маленькая была, в основном водители у меня питались да студенты, а ни те, ни другие, после себя ничего не оставляют. Поэтому он помялся да и вошёл: сгорбленный, серый весь какой-то, кашель жуткий.​

​— Хозяйка, — говорит, — не нальешь мне стакан кипятка?​

​У него был такой взгляд… Видно было, что он верит в доброту людей, и мне совсем не хотелось, чтобы сегодня он обманулся. Было раннее утро, и посетителей было немного, поэтому я посадила его в темный угол и налила большую порцию кофе и сэндвич ему дала. А потом села к нему, и он мне рассказал свою историю.​

​Представился Павлом. Сказал, что всю жизнь хирургом проработал. А потом вот случилось несчастье — врачебная ошибка. Выплатил компенсацию, два года ему присудили. Вернулся, а дочь его домой не пускает. Так вышло, что та погибшая женщина была его соседкой. А пока он отбывал срок, дочь вышла замуж за сына этой соседки. Странная история. Дочь тот парень не винил, а вот ему простить не мог смерти матери. И потребовал от жены, чтобы она от него отказалась. Так Павел оказался на улице.​

​Сначала пытался искать работу. Потом отчаялся, стал пить. Ночевал где придется, так и подхватил бронхит. В общем-то, он не был опустившихся человеком, и я решила ему помочь.​

​А что — у меня как раз подсобный рабочий уволился, и койка его освободилась. Я понимала, что для хирурга, ещё совсем недавно уважаемого человека, это далеко не предел мечтаний. Но Павел согласился, и не было в моей жизни более верного решения, чем это.​

​Павел не гнушался любой работы, был обязательным и много чего предложил мне переделать. Когда он отмылся и отъелся, оказался очень даже привлекательным пятидесятилетним мужчиной, кто бы мог подумать, когда он впервые переступил порог моего заведения.​

​Не буду скрывать, он мне сразу понравился. Но именно от того я ещё больше женщину в себе душила — волосы я и так коротко стригла, а тут и краситься перестала, на работу ходила в штанах да рубашках. Он сам мне как-то сказал:​

​— Галя, ты красивая женщина, почему ты себя так не любишь?​

​А что я могла ему сказать? Делиться своей историей не хотелось.​

​Однажды к нам зашёл мальчик — ну один в один мой сын! Я даже обмерла, когда его увидела — те же темные кудри, удивлённо приподнятые брови, нос с горбинкой… Он держал в руках мотоциклетный шлем, и у меня сжалось сердце от боли. Я сама принесла ему заказ, потом подошла и спросила, все ли понравилось, не нужно ли чего. И когда он улыбнулся — так светло, как всегда улыбался Ваня, сама не поняла как, но вдруг спросила:​

​— Простите, можно я вас обниму? Вы так похожи на моего сына. Он год назад разбился на мотоцикле, и я даже не успела с ним попрощаться.​

​Я думала, что мальчик покрутит у виска — вот сумасшедшая бабка! Но он встал и сам обнял меня. Я вдыхала запах ментолового шампуня от его волос, а сама чувствовала, что плачу. И в этот момент я увидела Пашу — он стоял в дверях подсобки и смотрел на меня. И тем вечером я все ему рассказала — как Ване не нравился мой второй муж, как он не стал сдавать экзамены и собрался в армию, как во время проводов сел нетрезвый на мотоцикл и…​

​Конечно, я расплакалась. А он обнял меня и больше никогда не отпускал. Так мы стали не только работать вместе, но и жить вместе.​

​У него была не только дочка, но и внучка — девочка от первого брака дочери, тоже неудачного (уж простите, но я не могу назвать удачным брак, где муж требует от жены отказаться от родного отца). Паша пытался видеться с девочкой, но мать ее от себя на шаг не отпускала. Однажды Паша купил девочке Чебурашку — та мечтала о такой игрушке, но мать считала, что в семь лет это слишком по-детски. Он подкараулил их возле школы, и отдал девочке игрушку. А мать отняла ее и бросила в грязную лужу. Малышка, конечно, разрыдалась. И больше он к ней не ходил — не хотел рвать сердце ни себе, ни ей.​

​За два года из простой забегаловки мы превратили наше заведение (а теперь оно наше) в весьма популярную в районе пиццерию. Это было его идеей. Мне пришлось взять ещё помощников, но это того стоило — приятно делать что-то для людей, а при этом ещё получать деньги.​

​Этих троих я заметила сразу — с виду обычная семья, но я таких много насмотрелась: женщина все время ругала девочку, что она ходит не так, говорит не так, дышит не так… Девчушке было лет восемь-девять, живенькая такая, порывистая. Мужчина же был хронически придирчив, и задал десяток уточняющих вопросов, пока они делали заказ.​

​За соседнем с ними столиком сел мужчина. Он когда делал заказ, я увидела, что у него болезнь Паркинсона и вспомнила эту дурацкую шутку про коньяк — что лучше половину разлить, чем забыть как при Альцгеймера. Но шутка шуткой, а есть ему и правда было сложно. И вот эта девочка вдруг подскочила и села к этому мужчине — принялась его кормить и что-то рассказать. Я видела, что ее родители устроили бы скандал, если бы не куча людей вокруг — так они только шипели как змеи и велели ей вернуться. А ещё мне казалось, что мужчине будет неловко, но нет — он улыбался и явно был доволен такой приятной компании.​

​Не знаю, что меня заставило обернуться. Но когда я встретилась глазами с Пашей, я почему-то сразу все поняла. Он стоял в тени, они его не видели, а он не собирался показываться. Мне бы сразу угадать — и молодая женщина, и девчушка больно на него похожи. И тогда я пошла на кухню, взяла с полки Чебурашку (Паша поднял тогда игрушку, а я постирала) и вынесла ее в зал. Громко, чтобы родители слышали, я сказала, что это подарок от заведения самой великодушной посетительнице. А потом наклонилась и шепотом произнесла:​

​— Это тебе от деда Паши.​

​У малой округлились глаза, но она не подала вида. Игрушку прижала к себе, и оставалось надеяться, что они не отберут ее у ребенка.​

​Тем же вечером я призналась Паше:​

​— Кажется, я беременна. Что делать-то будем?​

​Он рассмеялся.​

​— Что тут ещё делать? Рожать! А ты не шутишь?​

​— Да какие уж тут сутки на старости лет…​

​Вот так мы и стали второй раз родителями — он в пятьдесят четыре, я в сорок пять. Родился мальчик, и мы назвали его Димой. А Пашина внучка, кстати, оказалась очень смышлёная — на другой день она уже нашла свободные полчаса и прибежала в пиццерию. И потом часто прибегала, она и с Димой нашим водилась. Хотелось бы сказать, что дочь Паши одумалась и пришла просить прощения, но нет, она не пришла, даже когда муж от нее ушел — не могла она родить ему ребенка, никак не получалось, а тому наследника было нужно.​

​Сам бы Паша с ней помирился, я знаю. Может, ещё и помирятся…​​

​​Другие мои рассказы:​

​Почти дочь​

​Последнее сообщение​

​Скрытая сторона

Источник