Что произойдёт, когда тайна обретает голос?
Сказать, что Гена – его сын, Нина собиралась несколько раз. В первый, когда утром затошнило от запаха яичницы, привычно скворчащей на сковородке, с кусочками докторской колбасы и кружками переспевших помидор с дачи. Почему-то Нина сразу поняла, в чём дело, и ни секунды не сомневалась, что ребёнка этого оставит в любом случае.
Миша жил в соседней квартире, относился к ней как к младшей сестре, забегал иногда вечерами на партию в шахматы: отец Нину ещё в пять лет обучил этой игре, и соперником она была серьёзным даже для такого умника, как Миша. Любила она его беззаветно, как только может любить девушка в первый раз, он же этой любви не замечал. Однажды он зашёл на партию и наткнулся на Маринку.
С Маринкой они познакомились в первый же день института. Отец не только шахматам Нину обучал, но ещё и английскому с французским, исключительно образованный человек он был, и в душе у Нины были о нём самые тёплые воспоминания. Когда его хоронили, она, пятнадцатилетняя девочка, бросалась на гроб и просила: «Не закапывайте папу, там темно, не надо, пожалуйста!».
Если чего и боялся этот разумный и смелый человек, так это темноты: дома в каждой комнате неизменно горел ночник, и после его смерти Нина продолжала их зажигать. Темноты он боялся не просто так: отчим запирал его, маленького мальчика, в тёмной кладовой с крысами, и память о тех жутких часах так и не оставила его. С Ниной отец всегда говорил честно и открыто, ничего не скрывал и не приукрашивал. И она решила, что будет, как он, преподавателем, а в качестве специализации выбрала иностранные языки: это и модно было, да и знала она их на приличном уровне.
Маринка в институт устроилась по блату и первое, что спросила у Нины, когда уселась рядом, распространяя вокруг сладкие тяжёлые духи, это:
– Ты как, на английском хорошо шпрейхаешь?
– Спикую, – не растерялась Нина. – Хорошо.
С этого и началась дружба: Маринка списывала у неё все домашки и семинары, взамен делясь с Ниной своей насыщенной жизнью. В тот вечер она как раз зашла за конспектами и поразила Мишу в самое сердце. Оно и неудивительно: Марина была статная, с длинными крашенными в чёрный волосами, а глаза у неё всегда были подведены как у актрисы. Носила она исключительно юбки, которые выгодно подчёркивали все прелести её фигуры, и Миша от этих прелестей просто глаз не мог отвести. Когда Маринка ушла, он спросил:
– У неё парень есть?
– Есть, – с вызовом ответила Нина. – Целая куча! Все дипломаты и спортсмены, выбирай – не хочу!
– А я всё равно её дождусь, – уверенно произнёс Миша и даже как-то повыше стал и грудь вперёд выкатил.
Он стал просить звать Маринку к себе, а Нина не могла ему отказать, хотя обидно было до слёз: она так старалась показать ему, какая она умница и хозяйка отличная, не найдёт же он лучше жёны, чем она! Миша только-только поступил в аспирантуру, был увлечён своими крысами и прочими животными, на которых ставил эксперименты, что Нине казалось жутким и великолепным одновременно. Понятно было, что Мишу ждёт будущее великого учёного, а такому нужна жена, которая будет о нём заботиться. И она, Нина, сможет.
Повезло, что Маринке он не приглянулся.
– Смотрит на меня как побитый щенок, – усмехалась она. – Глаза такие жалкие, ну что это за мужчина? Попроси я, и на задних лапках пойдёт танцевать!
Марине нравились другие мужчины: брутальные, которые хватали её в охапку и говорили: ты моя! Правда, потом она ходила с красными глазами, а то и с фингалами. Миша же весь исстрадался, даже похудел и, и его тёмные глаза стали казаться огромными и несчастными, как на портрете Лермонтова. Он даже стихи пытался Маринке писать, а она его высмеивала.
Однажды он встретил Марину в городе. Она садилась в машину к парню в кожаной куртке и выглядела такой счастливой, что Миша решил залить своё горе в ближайшем баре. Познакомился там с девицами, которые развели его на выпивку, ввалился к Нине, пьяный и несчастный: по дороге он упал и расквасил нос. Нина бережно вытерла кровь с его лица и порадовалась, что мама на даче у своего нового мужчины и не видит этого безобразия. Миша, то ли рассмотрев в Нине девушку, то ли ещё по каким причинам, потянул её к себе. А Нина и не стала сопротивляться. Утром он сбежал, пряча глаза, и эту ночь они ни разу не обсуждали.
Когда она поняла, что беременна, Нина решила: это судьба. И пошла в соседнюю квартиру к Мише.
Дверь ей долго не открывали. А когда открыли, она опешила: на пороге стояла Марина.
– Я тут что подумала, – сообщила она подруге, утащив её на балкон покурить. – Парень надёжный, с квартирой, не обидит. От добра добра не ищут. В общем, в ноябре у нас свадьба.
Вот поэтому Нина ничего Мише не сказала. На свадьбе была свидетельницей, молясь о том, чтобы никто не заметил её слегка округлившийся живот. Родители Миши купили молодым квартиру и обещали финансово помогать, пока единственный сын становится светилом науки. Маринка рассказывала всем, как станет переводчиком и будет зашибать огромные деньги. Нина взяла академ и уехала к тётке в Краснодар, чтобы матери не мешать личную жизнь налаживать, где родила своего Гену. Перевелась на заочное, устроилась в школу через год, с сыном тётка сидела, она инвалидность как раз получила, и заняться ей было нечем.
– Надо же, тихушница, – говорила по телефону Марина. – От кого родила хоть?
– Да ты его не знаешь.
– А у нас вот никак не получается, – вздыхала Марина. – Сколько денег на врачей потратили, а толку всё нет.
Без Нины Маринку быстро отчислили, и она пошла работать продавщицей в парфюмерный отдел. Миша всё также экспериментировал на своих крысах, передавал Нине приветы, но сам ни разу не позвонил. Видимо, не понял, что Генка – его сын.
Мать сама к ним летала вместе со своим новоиспечённым мужем. Нину это не то, что коробило, но память о папке была неистребимой, и видеть рядом с мамой другого было неприятно, поэтому в родном городе она не появлялась. Когда Гене было пять, Марина с Мишей сами прилетели в гости, практически без предупреждения: Марина позвонила из аэропорта и сообщила, что они купили билеты. Нина страшно волновалась: Гена был очень похож на Мишку. Те же тёмные глаза, родинка на щеке, смешной хохолок на макушке. Но ни Марина, ни Мишка ни о чём не догадались.
– Вылитый ты! – восхитилась Маринка. – Хорошо, что мальчик, а то с таким носом… Сама знаешь.
Нине стало обидно за свой нос. Нормальный нос, не всем быть греческими богинями.
– В шахматы играет? – поинтересовался Миша.
– Нет, – ответила Нина. – Как-то всё не куплю, а старые у мамы остались.
Миша пошёл и купил шахматы, после чего посадил рассудительного Гену учиться играть. Мальчик схватывал на лету, и Миша радовался:
– Надо же, даже я не такой сообразительный в детстве был!
Маринка, оставшись наедине с Ниной, жаловалась, что дети не получаются, а Миша отказывается идти проверяться.
– Вот упрямый! – ругалась она. – Говорит, что у него всё в порядке. А ему откуда знать?
Нина прикусила язык – у Миши и правда всё было в порядке, но сказать об этом она не могла.
В последний день, пока Маринка спала, разморённая домашним вином, Нина с Мишей сидели на веранде, любуясь закатом, и молчали.
– Может, и правда во мне дело, – глухо произнёс он. – Но ты понимаешь, страшно. Что, если я бесплодный? Маринка же меня бросит! А я её так люблю, ты не представляешь!
Вот тут Нина во второй раз хотела ему признаться. Утешить, сказать, что сын у него есть, а, значит, дело не в нём. Но тут на веранду вышла тётя и спросила:
– Вы чего в потёмках сидите? Смотрите у меня, глупостей мне не надо!
Нина густо покраснела и поспешила на кухню, резать шарлотку и заваривать чай.
Когда Гене было девять, мама слегла с инсультом. Новоиспечённый муж тут же испарился, не захотел ухаживать за парализованной. И Нине пришлось вернуться.
Жили они в десяти минутах ходьбы, и Маринка у неё прописалась. К тому времени она всё же родила мальчика, болезного до невозможности, и тут же сбросила его на попечение свёкров: Мише докторскую надо писать, у неё бизнес свой, некогда ребёнком заниматься. С понедельника по пятницу он был у дедов, а они с Мишей по очереди к нему заглядывали. Миша и правда с сыном время проводил, а Маринка всё больше с подругой.
– Скука смертная моя жизнь, – жаловалась она. – Не о такой жизни я мечтала.
Нина пожимала плечами: ей было не до скуки. Работа, мать лежачая, сын, которого в школе задирали мальчишки. Личной жизни никакой, да и не могла она никак Мишу из сердца выгнать. Та щемящая первая влюблённость навсегда запечаталась и не хотела проходить.
Мишка сам вызвался поговорить с Геной, когда Нина в очередной раз пожаловалась, что его обижают. Чем там закончился разговор, она не знала, но через два дня её вызвал инспектор по делам несовершеннолетних: Гена разбил однокласснику голову.
Инспектором оказался молодой мужчина с ямочками на щеках. Гену он не ругал, больше спрашивал у Нины про отца, а когда узнал, что такого нет, заключил: беру вас под своё шефство.
Через год они поженились. Саша оказался простым и добрым парнем, который и к Гене нашёл подход, и Нине показал, что можно не только одной всё на своей спине тащить, но и положиться на кого-то.
– Счастливая ты, – вздыхала Маринка. – Такого красавчика отхватила! Мишка мой так располнел.
С отчимом Гена ладил. Но с возрастом стал тянуться к Мише. Тоже увлёкся биологией, просился в научный институт на экскурсию, брал у него книги, играл в шахматы и, к слову, обыгрывал. Нина наблюдала это с удивлением, но не вмешивалась: Мишка вроде был не против, тем более их с Маринкой сын рос совсем другим, весь в Маринку пошёл. К учёбе был равнодушен, напрягаться не любил, все вокруг ему были обязаны. Особенно досталось, когда свёкры уже не могли тащить на себе внука и вернули его родителям. Маринка в буквальном смысле сбегала из дома, а Миша пропадал на работе.
Докторскую он защитил. А Гена в том году поступил в университет на биологию, пошёл по стопам кровного отца, сам того не зная. С первого курса прописался в его институте, принимал участие в конференциях, и научным руководителем Мишу выбрал.
Через шесть лет Миша сначала слёг с какой-то инфекцией, а потом долго не мог отойти: то давление бахало, то в обморок падал, так что даже самое страшное подозревать стали. Пошёл к врачам, оказалось почки. Нина сначала даже обрадовалась: попьёт таблетки и пройдёт. Но не тут-то было: эту болезнь таблетками не вылечить.
Почки начали отказывать через три года. Миша стоял в очереди на донора, ездил на диализ. Марина злилась, жаловалась Нине, что жизни никакой нет, ещё и сын каждый день фортеля выкидывает. Нина подругу жалела и подменяла её, сама возила Мишу: к тому времени она получила права, а муж купил ей машину.
– Мама, я решил отдать почку дяде Мише.
Этими словами Гена её огорошил. Не то, что она не хотела спасения Миши, но идея, что её единственный сын лишится почки, ей не нравилась.
– Не отговаривай, я всё решил, – сказал он. – Дядя Миша – мой наставник, это меньшее, что я могу для него сделать.
Перед операцией Миша просил у Нины прощение, понимал, как она переживает.
– Хорошая ты, Нина, и сына такого же воспитала. Не то что мы с Маринкой, охламона.
Нине захотелось сказать, что Гена – его сын. Но перед операцией страшно было: вдруг разволнуется и случится чего. Решила, что потом.
Сын оправился быстро, на молодых всё мигом заживает. Миша долго лежал в больнице, и Нина его навещала.
– Мне начинать ревновать? – шутливо спросил Саша.
Она так и не призналась ему, чей Гена сын.
– Что за глупости, мы с ним тысячу лет знакомы, к чему тут ревновать, – отмахнулась она.
И поняла: а ведь и правда не стоит. Ушла куда-то любовь, хотя и был он всё ещё важным человеком. Генкин отец, всё же.
И тогда она решила рассказать. Не Мише, а Генке. Долго собиралась, подгадала момент. Сын слушал спокойно, не перебивал. А потом сказал:
– Да он мне ещё в девять лет тогда рассказал.
– Он? – не поняла Нина.
– Ну, отец. Сказал, что уважает твоё решение на тайну, но больше молчать не может. И что лучше нам подыгрывать тебе.
Нина опустилась на стул, схватилась за сердце.
– Мам, ну ты чего?
Значит, знал… И не спросил ни разу, нужна ли помощь, жил себе, зная, что у него сын…
– Ничего, сынок, хорошо всё. Разволновалась просто. Так, значит, ты знаешь?
– Ну да.
– Вот и славно.
– Мам… Только давай другим не будем говорить? А то будут все считать, что папа меня продвигает. А я хочу доказать, что и сам чего-то стою, да и тётя Мариан не поймёт.
– Давай, – согласилась Нина. – Так будет лучше…
Комментарии215
Наследие или борьба за жизнь — выбери смело!
Каково это — осознать, что любви больше не существует?
Как трудно поверить в любовь, когда она кажется недоступной.
Почему судьба решается в один неожиданный момент?
Что, если страх обернётся предательством?
Встреча, полная надежд, закончилась неожиданным разочарованием.