Что произойдёт, когда тайна обретает голос?
Сказать, что Гена – его сын, Нина собиралась несколько раз. В первый, когда утром затошнило от запаха яичницы, привычно скворчащей на сковородке, с кусочками докторской колбасы и кружками переспевших помидор с дачи. Почему-то Нина сразу поняла, в чём дело, и ни секунды не сомневалась, что ребёнка этого оставит в любом случае.
Миша жил в соседней квартире, относился к ней как к младшей сестре, забегал иногда вечерами на партию в шахматы: отец Нину ещё в пять лет обучил этой игре, и соперником она была серьёзным даже для такого умника, как Миша. Любила она его беззаветно, как только может любить девушка в первый раз, он же этой любви не замечал. Однажды он зашёл на партию и наткнулся на Маринку.
С Маринкой они познакомились в первый же день института. Отец не только шахматам Нину обучал, но ещё и английскому с французским, исключительно образованный человек он был, и в душе у Нины были о нём самые тёплые воспоминания. Когда его хоронили, она, пятнадцатилетняя девочка, бросалась на гроб и просила: «Не закапывайте папу, там темно, не надо, пожалуйста!».
Если чего и боялся этот разумный и смелый человек, так это темноты: дома в каждой комнате неизменно горел ночник, и после его смерти Нина продолжала их зажигать. Темноты он боялся не просто так: отчим запирал его, маленького мальчика, в тёмной кладовой с крысами, и память о тех жутких часах так и не оставила его. С Ниной отец всегда говорил честно и открыто, ничего не скрывал и не приукрашивал. И она решила, что будет, как он, преподавателем, а в качестве специализации выбрала иностранные языки: это и модно было, да и знала она их на приличном уровне.
Маринка в институт устроилась по блату и первое, что спросила у Нины, когда уселась рядом, распространяя вокруг сладкие тяжёлые духи, это:
– Ты как, на английском хорошо шпрейхаешь?
– Спикую, – не растерялась Нина. – Хорошо.
С этого и началась дружба: Маринка списывала у неё все домашки и семинары, взамен делясь с Ниной своей насыщенной жизнью. В тот вечер она как раз зашла за конспектами и поразила Мишу в самое сердце. Оно и неудивительно: Марина была статная, с длинными крашенными в чёрный волосами, а глаза у неё всегда были подведены как у актрисы. Носила она исключительно юбки, которые выгодно подчёркивали все прелести её фигуры, и Миша от этих прелестей просто глаз не мог отвести. Когда Маринка ушла, он спросил:
– У неё парень есть?
– Есть, – с вызовом ответила Нина. – Целая куча! Все дипломаты и спортсмены, выбирай – не хочу!
– А я всё равно её дождусь, – уверенно произнёс Миша и даже как-то повыше стал и грудь вперёд выкатил.
Он стал просить звать Маринку к себе, а Нина не могла ему отказать, хотя обидно было до слёз: она так старалась показать ему, какая она умница и хозяйка отличная, не найдёт же он лучше жёны, чем она! Миша только-только поступил в аспирантуру, был увлечён своими крысами и прочими животными, на которых ставил эксперименты, что Нине казалось жутким и великолепным одновременно. Понятно было, что Мишу ждёт будущее великого учёного, а такому нужна жена, которая будет о нём заботиться. И она, Нина, сможет.
Повезло, что Маринке он не приглянулся.
– Смотрит на меня как побитый щенок, – усмехалась она. – Глаза такие жалкие, ну что это за мужчина? Попроси я, и на задних лапках пойдёт танцевать!
Марине нравились другие мужчины: брутальные, которые хватали её в охапку и говорили: ты моя! Правда, потом она ходила с красными глазами, а то и с фингалами. Миша же весь исстрадался, даже похудел и, и его тёмные глаза стали казаться огромными и несчастными, как на портрете Лермонтова. Он даже стихи пытался Маринке писать, а она его высмеивала.
Однажды он встретил Марину в городе. Она садилась в машину к парню в кожаной куртке и выглядела такой счастливой, что Миша решил залить своё горе в ближайшем баре. Познакомился там с девицами, которые развели его на выпивку, ввалился к Нине, пьяный и несчастный: по дороге он упал и расквасил нос. Нина бережно вытерла кровь с его лица и порадовалась, что мама на даче у своего нового мужчины и не видит этого безобразия. Миша, то ли рассмотрев в Нине девушку, то ли ещё по каким причинам, потянул её к себе. А Нина и не стала сопротивляться. Утром он сбежал, пряча глаза, и эту ночь они ни разу не обсуждали.
Когда она поняла, что беременна, Нина решила: это судьба. И пошла в соседнюю квартиру к Мише.
Дверь ей долго не открывали. А когда открыли, она опешила: на пороге стояла Марина.
– Я тут что подумала, – сообщила она подруге, утащив её на балкон покурить. – Парень надёжный, с квартирой, не обидит. От добра добра не ищут. В общем, в ноябре у нас свадьба.
Вот поэтому Нина ничего Мише не сказала. На свадьбе была свидетельницей, молясь о том, чтобы никто не заметил её слегка округлившийся живот. Родители Миши купили молодым квартиру и обещали финансово помогать, пока единственный сын становится светилом науки. Маринка рассказывала всем, как станет переводчиком и будет зашибать огромные деньги. Нина взяла академ и уехала к тётке в Краснодар, чтобы матери не мешать личную жизнь налаживать, где родила своего Гену. Перевелась на заочное, устроилась в школу через год, с сыном тётка сидела, она инвалидность как раз получила, и заняться ей было нечем.
– Надо же, тихушница, – говорила по телефону Марина. – От кого родила хоть?
– Да ты его не знаешь.
– А у нас вот никак не получается, – вздыхала Марина. – Сколько денег на врачей потратили, а толку всё нет.
Без Нины Маринку быстро отчислили, и она пошла работать продавщицей в парфюмерный отдел. Миша всё также экспериментировал на своих крысах, передавал Нине приветы, но сам ни разу не позвонил. Видимо, не понял, что Генка – его сын.
Мать сама к ним летала вместе со своим новоиспечённым мужем. Нину это не то, что коробило, но память о папке была неистребимой, и видеть рядом с мамой другого было неприятно, поэтому в родном городе она не появлялась. Когда Гене было пять, Марина с Мишей сами прилетели в гости, практически без предупреждения: Марина позвонила из аэропорта и сообщила, что они купили билеты. Нина страшно волновалась: Гена был очень похож на Мишку. Те же тёмные глаза, родинка на щеке, смешной хохолок на макушке. Но ни Марина, ни Мишка ни о чём не догадались.
– Вылитый ты! – восхитилась Маринка. – Хорошо, что мальчик, а то с таким носом… Сама знаешь.
Нине стало обидно за свой нос. Нормальный нос, не всем быть греческими богинями.
– В шахматы играет? – поинтересовался Миша.
– Нет, – ответила Нина. – Как-то всё не куплю, а старые у мамы остались.
Миша пошёл и купил шахматы, после чего посадил рассудительного Гену учиться играть. Мальчик схватывал на лету, и Миша радовался:
– Надо же, даже я не такой сообразительный в детстве был!
Маринка, оставшись наедине с Ниной, жаловалась, что дети не получаются, а Миша отказывается идти проверяться.
– Вот упрямый! – ругалась она. – Говорит, что у него всё в порядке. А ему откуда знать?
Нина прикусила язык – у Миши и правда всё было в порядке, но сказать об этом она не могла.
В последний день, пока Маринка спала, разморённая домашним вином, Нина с Мишей сидели на веранде, любуясь закатом, и молчали.
– Может, и правда во мне дело, – глухо произнёс он. – Но ты понимаешь, страшно. Что, если я бесплодный? Маринка же меня бросит! А я её так люблю, ты не представляешь!
Вот тут Нина во второй раз хотела ему признаться. Утешить, сказать, что сын у него есть, а, значит, дело не в нём. Но тут на веранду вышла тётя и спросила:
– Вы чего в потёмках сидите? Смотрите у меня, глупостей мне не надо!
Нина густо покраснела и поспешила на кухню, резать шарлотку и заваривать чай.
Когда Гене было девять, мама слегла с инсультом. Новоиспечённый муж тут же испарился, не захотел ухаживать за парализованной. И Нине пришлось вернуться.
Жили они в десяти минутах ходьбы, и Маринка у неё прописалась. К тому времени она всё же родила мальчика, болезного до невозможности, и тут же сбросила его на попечение свёкров: Мише докторскую надо писать, у неё бизнес свой, некогда ребёнком заниматься. С понедельника по пятницу он был у дедов, а они с Мишей по очереди к нему заглядывали. Миша и правда с сыном время проводил, а Маринка всё больше с подругой.
– Скука смертная моя жизнь, – жаловалась она. – Не о такой жизни я мечтала.
Нина пожимала плечами: ей было не до скуки. Работа, мать лежачая, сын, которого в школе задирали мальчишки. Личной жизни никакой, да и не могла она никак Мишу из сердца выгнать. Та щемящая первая влюблённость навсегда запечаталась и не хотела проходить.
Мишка сам вызвался поговорить с Геной, когда Нина в очередной раз пожаловалась, что его обижают. Чем там закончился разговор, она не знала, но через два дня её вызвал инспектор по делам несовершеннолетних: Гена разбил однокласснику голову.
Инспектором оказался молодой мужчина с ямочками на щеках. Гену он не ругал, больше спрашивал у Нины про отца, а когда узнал, что такого нет, заключил: беру вас под своё шефство.
Через год они поженились. Саша оказался простым и добрым парнем, который и к Гене нашёл подход, и Нине показал, что можно не только одной всё на своей спине тащить, но и положиться на кого-то.
– Счастливая ты, – вздыхала Маринка. – Такого красавчика отхватила! Мишка мой так располнел.
С отчимом Гена ладил. Но с возрастом стал тянуться к Мише. Тоже увлёкся биологией, просился в научный институт на экскурсию, брал у него книги, играл в шахматы и, к слову, обыгрывал. Нина наблюдала это с удивлением, но не вмешивалась: Мишка вроде был не против, тем более их с Маринкой сын рос совсем другим, весь в Маринку пошёл. К учёбе был равнодушен, напрягаться не любил, все вокруг ему были обязаны. Особенно досталось, когда свёкры уже не могли тащить на себе внука и вернули его родителям. Маринка в буквальном смысле сбегала из дома, а Миша пропадал на работе.
Докторскую он защитил. А Гена в том году поступил в университет на биологию, пошёл по стопам кровного отца, сам того не зная. С первого курса прописался в его институте, принимал участие в конференциях, и научным руководителем Мишу выбрал.
Через шесть лет Миша сначала слёг с какой-то инфекцией, а потом долго не мог отойти: то давление бахало, то в обморок падал, так что даже самое страшное подозревать стали. Пошёл к врачам, оказалось почки. Нина сначала даже обрадовалась: попьёт таблетки и пройдёт. Но не тут-то было: эту болезнь таблетками не вылечить.
Почки начали отказывать через три года. Миша стоял в очереди на донора, ездил на диализ. Марина злилась, жаловалась Нине, что жизни никакой нет, ещё и сын каждый день фортеля выкидывает. Нина подругу жалела и подменяла её, сама возила Мишу: к тому времени она получила права, а муж купил ей машину.
– Мама, я решил отдать почку дяде Мише.
Этими словами Гена её огорошил. Не то, что она не хотела спасения Миши, но идея, что её единственный сын лишится почки, ей не нравилась.
– Не отговаривай, я всё решил, – сказал он. – Дядя Миша – мой наставник, это меньшее, что я могу для него сделать.
Перед операцией Миша просил у Нины прощение, понимал, как она переживает.
– Хорошая ты, Нина, и сына такого же воспитала. Не то что мы с Маринкой, охламона.
Нине захотелось сказать, что Гена – его сын. Но перед операцией страшно было: вдруг разволнуется и случится чего. Решила, что потом.
Сын оправился быстро, на молодых всё мигом заживает. Миша долго лежал в больнице, и Нина его навещала.
– Мне начинать ревновать? – шутливо спросил Саша.
Она так и не призналась ему, чей Гена сын.
– Что за глупости, мы с ним тысячу лет знакомы, к чему тут ревновать, – отмахнулась она.
И поняла: а ведь и правда не стоит. Ушла куда-то любовь, хотя и был он всё ещё важным человеком. Генкин отец, всё же.
И тогда она решила рассказать. Не Мише, а Генке. Долго собиралась, подгадала момент. Сын слушал спокойно, не перебивал. А потом сказал:
– Да он мне ещё в девять лет тогда рассказал.
– Он? – не поняла Нина.
– Ну, отец. Сказал, что уважает твоё решение на тайну, но больше молчать не может. И что лучше нам подыгрывать тебе.
Нина опустилась на стул, схватилась за сердце.
– Мам, ну ты чего?
Значит, знал… И не спросил ни разу, нужна ли помощь, жил себе, зная, что у него сын…
– Ничего, сынок, хорошо всё. Разволновалась просто. Так, значит, ты знаешь?
– Ну да.
– Вот и славно.
– Мам… Только давай другим не будем говорить? А то будут все считать, что папа меня продвигает. А я хочу доказать, что и сам чего-то стою, да и тётя Мариан не поймёт.
– Давай, – согласилась Нина. – Так будет лучше…
Комментарии215
Неужели счастье так близко, но все еще недоступно?
Когда же наступит тот день, когда страх отпустит?
Судьба, обманом отобравшая дерзкие мечты, уже близка.
Она была готова всё потерять ради иллюзии счастья.
Она не была лишь сестрой, её искали как единственную.
Неожиданное письмо может изменить всё!