Как объяснить, что чужая жизнь – это на самом деле дом?
Забрать маму к себе в город было идеей мужа. Катя, конечно, думала об этом, но знала, какой у Петра характер: когда он работает, любой посторонний шум сбивает его с настроя. Когда Катя уговаривала его на второго ребёнка, он напомнил, что взялся за докторскую и дома невозможно будет работать, но она, в свою очередь, напомнила, что старшая Лера прекрасно спала по ночам, почти не плакала и все эти колики и зубки – выдумки, легко решаемые современными средствами.
Миша разрушил все её представления о младенцах с самого первого дня своей жизни: он оглушительно кричал, даже когда все его младенческие нужды были удовлетворены. Кричал он весь первый год, да и потом не стало легче. Когда муж был в хорошем настроении, он называл сына казнью египетской, когда в плохом – последним гвоздём в крышке гроба его докторской диссертации. Как Катя ни старалась создавать мужу идеальные условия для работы, тишина в доме наступала лишь на краткие несколько часов, когда Миша, наконец, крепко засыпал. Можно было бы работать над диссертацией в институте, но там было ещё хуже: в кабинете был настоящий проходной двор, и поэтому Петя приспособился писать по старинке в библиотеке, но, к сожалению, часы её работы никак не совпадали с его часами.
К маме поехать тоже долго не могли потому, что Петя не мог оторваться от своей диссертации. А когда приехали, забытие деревенские прелести показались им с нового ракурса.
-Я не пойду в дырку, – заявила старшая Лера.
Лере было пять лет, она недавно вычеркнула понятие горшка из своей жизни и не желала к нему возвращаться. Туалет на улице, который Кате был вполне привычным, дочери казался абсолютной дикостью.
-Другого тут нет, – твёрдо заявила Катя.
А дочь на это ответила:
-Как же тогда здесь жить, я не понимаю?
Сама Катя как-то об этом не задумывалась: её детство прошло в мире, где туалет с дыркой на улице, воду нужно носить из колонки, а мыться в бане, предварительно натаскав туда воды и растопив печь. Петя воспринимал эту диковинную жизнь как интересный экспириенс, но после слов дочери, видимо, впервые смог посмотреть на это другими глазами.
-Мама-то у тебя немолодая, – сказал он. – И ходит еле-еле. Как она одна вообще здесь справляется?
Катя думала об этом, конечно, и много раз уже предлагала маме провести воду и купить бойлер, но мама наотрез отказывалась.
-Нечего на меня деньги тратить, на мужа трать, пока он тебя из дома не выгнал.
Замечание это было странным – маму вроде никто из дома не выгонял, с отцом они жили мирно, хоть и недолго. Видимо, профессорский сын с кандидатской степенью и четырёхкомнатной квартирой в центре казался ей кем-то вроде принца, о котором Катя могла только мечтать. Катю с детства раздражали эти мамины матримониальные идеи: та хоть и считала, что образование важно, но даже когда Катя поступила в вуз, первое, что сказала, это: «Вот и хорошо, жениха там себе подходящего найдёшь!».
Жениха Катя нашла только в тридцать два года, и всё это время мама плакалась, что так и не успеет повидать внуков. Здоровье у неё было слабое, родила Катю она сама в тридцать шесть лет, и какой-то смысл в её словах был, но всё равно Катя считала, что мама преувеличивает и просто не верит в то, что её дочь может что-то из себя представлять без штампа в паспорте и кольца на безымянном пальце.
Когда муж сам заговорил о маме, Катя согласилась: да, условия жизни там невыносимые, да, в такую даль не наездишься, да, нужно что-то делать.
-У нас четыре комнаты, пусть переезжаем к нам, – предложил Петя. – Мишка всё равно с нами спит, так какая разница, можно в его комнату маму поселить.
-А потом? – осторожно поинтересовалась Катя.
-Что потом?
-Когда он подрастёт.
-Ну, это ещё когда будет! – отмахнулся Петя.
На том и порешили. А чтобы мама не отказывалась, сказали, что нужна помощь с Мишей. Помощь с ним и правда была нужна, Катя с ума сходила от его неуёмной энергии, а до детского сада ещё года полтора, не меньше. И мама согласилась, но не обрадовалась, как ожидала Катя, а горестно вздохнула и произнесла:
-Ну, если так надо…
Катя помнила те смешанные чувства, которые переполняли её тогда, когда она навсегда покидала родной дом: необычайная радость, что она смогла вырваться из цепких лап деревенского быта, и такого же размера чувство вины за то, что мама остаётся здесь. «Я её обязательно вытащу!» – пообещала она тогда себе, но про данное обещание быстро забыла. А теперь, получается, благодаря Пете она его выполнит.
Идеалистическая картина, которую Катя построила у себя в голове, никак не хотела совпадать с реальностью. Мама ворчала по поводу всего: вода слишком горячая, лифт шумит, воздух душный, воду они не берегут и хлещут как попало, посуду моют химией, от которой у всех потом будет рак. Она громко гремела кастрюлями или начинала мыть пол в то время, когда Петя работал, разрешала Мише делать всё что угодно, умиляясь его выходкам и даже не думая его осадить.
-Мам, ну я же просила, не давай ему играть с моими тенями! Ты вообще представляешь, сколько они стоят?
-Так и знала, что будешь меня деньгами попрекать, – тут же начала обижаться мама.
-Да я не попрекаю тебя! – обижалась в ответ Катя. – Просто не надо позволять ему баловаться.
-Он ребёнок, что ему ещё делать.
Кате пришлось прикусить язык, чтобы не напомнить, как в детстве мама била её полотенцем, если Катя вместо того, чтобы есть блин по нормальному, начинала выедать у него глаза, рот и нос и примерять его на себя как маску.
При этом всём мама вела так, словно она здесь не полноправный член семьи, а что-то вроде приживалки, и за своё проживание должна расплачиваться работой по дому: запрещала им готовить и мыть посуду, взяв эти обязанности на себя, и вздыхала, что у них автоматическая машинка, норовя стирать Мишины вещи в тазике, детским мылом.
-Мам, ну машинка же прекрасно отстирает, – вздыхала Катя. – Зачем эти тазики?
-Вы столько воды льёте, неправильно это.
-Да почему неправильно?
-Потому.
Вот мама всегда так отвечала: потому.
Петя первое время крепился, потом стал ворчать.
-Нет, в этом доме все сговорились, чтобы не дать мне написать диссертацию! – жаловался он. – Ты можешь попросить маму не мыть пол в моём кабинете каждый день? Или делать это днём, когда я в институте?
-Я просила, но ты ведь видишь, какая она, совсем меня не слышит. Я иногда боюсь, что у неё старческие нарушения, – признавалась Катя. – Она же вот совсем недавно была нормальной, когда мы её в деревне навещали, и сейчас словно с цепи сорвалась! Надо бы сводить её к врачу.
Идти к врачу мама отказывалась. Делала всё по-своему, уходила гулять на несколько часов, не предупредив, и Катя сходила с ума.
-Я же не ребёнок, – обижалась мама. – Хочу и гуляю.
Но Кате мамино поведение казалось совсем ребяческим. Например, она попросила её мыть посуду под проточной водой, а не устраивать мытьё на целый час в тазике, та же словно назло гремела тарелками ещё громче, мешая Пете работать. Тот вышел из себя и уехал куда-то на целый час, а вернулся успокоенный и довольный.
-Всё, проблема с посудой решена, – заявил он.
На следующий день привезли новенькую посудомоечную машину. Мама смотрела на неё обиженными глазами, а потом спросила:
-Я так плохо мою посуду, да?
Катя, которая сдерживалась всё это время, взорвалась и высказала всё, что о ней думает: что мама ведёт себя как ребёнок, что ей надо показаться врачу, а, может, она назло это делает, только непонятно почему, что такого плохого ей Катя сделала.
Мама собралась и ушла. Она в последнее время часто так уходила, и Катя даже не стала её останавливать. Прошёл час, два, три. Катя начала волноваться. Она позвонила маме, но та вечно ставила телефон на вибрацию и, как следствие, не брала трубку.
К вечеру стал волноваться и вернувшийся с работы Петя. Он искренне полагал, что сделал всем чудесный подарок в виде посудомойки, и Катя с ним согласилась, но факт оставался фактом: мама ушла в неизвестном направлении, и теперь непонятно, где она и что делать.
-Надо идти в полицию.
-Скажут – взрослый человек, рано ещё, – возразил Петя. – Придётся ждать.
-Я пойду её искать, – решила Катя, хотя понятия не имела, куда ей идти.
Пошёл дождь, а Катя не взяла зонт, и теперь холодные капли затекали ей за воротник, бежали по лицу. На душе было так же слякотно. Что она сделала не так? Она шагала по городу и вспоминала, как не брала трубку, когда мама звонила с домашнего, потому что знала, что та опять будет спрашивать, есть ли у Кати кто-нибудь, а ей придётся оправдываться, что времени на отношения нет, да и парней приличных тоже. Вспоминала, как врала маме о том, что не сможет приехать на Новый год, потому что сессия/срочная работа/нужное подставить. Ей не хотелось тащиться на одном автобусе, потом на другом, готовить эти жирные салаты, смотреть одни и те же глупые фильмы… Вспоминала, как она долго прятала маму от Пети, боялась, что он найдёт её неотёсанной деревенщиной, а их дом – жутким местом. Но Пете в деревне понравилось, а мама, которая столько лет ждала жениха, обхаживала его так, что тот потом сказал:
-Тебе нужно поучиться у мамы, как обходиться с мужчинами.
Понятно, что когда родилась Лера, они стали ездить реже. Мама обижалась, Катя злилась, придумывала отговорки.
«Разве я сейчас не сделала как лучше? – спрашивала она у себя, пытаясь отыскать в дождливом городе маму. – Я ведь вывезла её оттуда, позволила ей быть рядом с внуками, в тепле и сытости, ни в чём не нуждаясь…».
Именно в этот момент она увидела мамин берет. Вязаный, из скучной сине-серой шерсти. Сколько лет этому берету, но уговорить маму его заменить просто невозможно. Катя бросилась в парк, словно мама могла исчезнуть, раствориться как призрак.
-Мама, ну что же это такое, я везде тебя ищу!
-Уже и погулять нельзя, – как обычно, обиделась мама, но позволила Кате поднять её и повести за собой.
-Ну, дождь же, ты вся промокла!
Мама взяла её под руку и вдруг сказала:
-Катенька, я домой хочу.
-Домой? Ну, конечно, пошли домой, я поэтому тебя и ищу уже битый час под дождём.
-Нет. К себе домой.
-К себе? – не поняла Катя.
-К себе. Там мой дом, дочка, здесь я чужая.
-Но… Там ведь так сложно! Туалет на улице, вода и всё прочее…
-Я привыкла, это моя жизнь. Вы бы лучше приезжали почаще.
-Да мы и так… – начала было Катя и осеклась.
Мама права. Они приезжали раз в год на несколько дней: у Пети работа, а у неё… Что у неё? Нежелание возвращаться в эти места? Или слушать мамины непрошеные советы?
-Ладно, – сказала Катя. – Если хочешь, ты можешь вернуться, конечно. Но мы проведём тебе воду, хорошо?
-Хорошо, – ворчливо согласилась мама. – Но это ни к чему, работа делает здоровее, а не наоборот. Вот твой Петя пишет целыми днями и только умнее становится. С телом нашим так же.
Спорить Катя не стала. Тем более, может, мама была и права. Они шли под руку, каждая думала о своём, не обращая на дождь, чужие зонтики и вибрирующие телефоны.
Неужели счастье так близко, но все еще недоступно?
Когда же наступит тот день, когда страх отпустит?
Судьба, обманом отобравшая дерзкие мечты, уже близка.
Она была готова всё потерять ради иллюзии счастья.
Она не была лишь сестрой, её искали как единственную.
Неожиданное письмо может изменить всё!