«Ты мне больше не дочь» — с горечью вспомнила Аля последние слова матери, стоя у порога своей пустой квартиры

Что останется, когда любовь навсегда сменится ненавистью?

​Твердые комья земли стучали по крышке гроба, вызывали тошноту. Она должна была плакать. Но плакать не получалось. В висках стучали последние слова, которые она услышала от мамы:​

​-Ты мне больше не дочь.​

​Это было всего три месяца назад. Но словно в другой жизни. Аля тогда прибежала счастливая в родительский дом, ей не терпелось поделиться с ними радостной новостью. А в ответ услышала это.​

​На мамином лице не дрогнул ни мускул. Аля подозревала, что родители не одобрят ее выбор, но она надеялась, что не будет громких слов и сцен. По крайней мере, таких.​

​-Мам, ну зачем ты так?​

​Ответа она не получила. Настенные часы привычно тикали, Аля успела забыть о том, какие они громкие. Этот звук всегда ее раздражал, и первое, что она сделала в съёмной квартире, это вынула батарейки из часов. Родители не верили, что Аля долго там продержится, отец заблокировал ее карты, но это не помогло. Аля была упрямая. Вся в мать.​

​Внезапно та шагнула вперед, нависла над Алей, так что она почувствовала запах ириса и гальбанума. Шанель девятнадцать, надо полагать.​

​-Александра, в нашей семье это неприемлемо. Знаешь, что напишут потом в таблоидах? Что дочь Ведерникова…​

​Аля не могла вспомнить, когда в последний раз слышала из уст матери подобные ругательства. Это слово словно ударило ее, хуже, чем пощечина. Даже щека стала гореть.​

​-Я не дочь Ведерникова, — сказала она, развернулась и ушла из квартиры.​

​Это была правда. Ведерников не был ее родным отцом. И ей было стыдно сейчас за эти слова, потому что отец просто-напросто их не заслужил. Да, он заблокировал ее карту, но Аля знала, что это мама его заставила. Зато он всегда подкидывал ей наличные, когда они встречались.​

​Она всегда делала то, чего хотела от нее мама. Обстригла волосы, чтобы носить каре и скрывать торчащие уши (потом сделаем операцию, говорила мама), учила китайский и французский, потому что мама решила, что Аля будет переводчиком, даже перестала общаться с подругой, потому что маме она не нравилась. Но чем старше Аля становилась, тем больше мама от нее хотела. Она стала чувствовать себя марионеткой, которую дергают за ниточки. И однажды просто не выдержала: собрала вещи и съехала в съёмную квартиру. Мама и тогда умудрялась управлять ею. Манипулировала деньгами, здоровьем, пыталась вызвать у Али чувство вины. Аля не хотела с ней ссориться. Она приезжала по первой просьбе, соглашалась со всеми ее советами, хотя почти никогда им не следовала, скрывала почти все, что можно было скрыть. Но тут она просто просчиталась: что такого, если она танцует, а на отчётном концерте танцует на сцене? Да, костюмы в танце живота весьма откровенные, но ведь на пляже люди ходят куда более открытые? Мама и сама любила ходить на пляж, и каждый сезон покупала себе бикини из новых коллекций. Что и говорить, фигура у мамы была отменная, их часто принимали за сестер, и Але это льстило. Ей нравилось, что у нее такая красивая мама.​

​На танцы она пошла вслед за Викой. Они познакомились в университете, учились на разных факультетах, но как-то у Али не оказалось с собой прокладки, и Вика ее выручила. Они разговорились, потом здоровались, встречаясь в коридорах, пока Аля, переехав на съёмную квартиру, не позвала ее спонтанно на вечеринку по этому поводу. Вика единственная осталась и помогла помыть посуду. Они снова разговорились, и с этого началась их дружба. Аля восхищалась, что Вика всего добивалась сама. У нее не было репетиторов и престижной школы, она сама поступила в университет. От родителей она тоже не зависела: жила в общежитии и по вечерам подрабатывала администратором в школе танцев. Танцами Вика занималась с детства, и когда Аля побывала впервые на концерте, где подруга выступала, она была поражена. Никогда ничего подобного она не видела, танцы живота представлялись ей чем-то другим, почему-то, они ассоциировались у нее с индийскими фильмами, которые любила бабушка.​

​Она вроде упоминала при маме, что занимается танцами. Папе точно говорила, а он по-любому подвергался строгому допросу. Поэтому Аля так легко рассказала маме про отчетный концерт и позвала их с папой в ресторан. Даже столик им забронировала.​

​Два свободных места за столиком в первом ряду так и пустовали весь концерт. Аля жутко переволновалась, так что коленки ходили ходуном. Вика, которая выступала с несколькими сольными номерами, сунула ей в руки стопку и заставила выпить. Аля, которая никогда не пробовала крепкий алкоголь, закашлялась, но это помогло: нервы немного отпустили, остался только приятный мандраж, который придавал ей смелости. Выступила она неплохо. И никакие таблоиды ничего не написали. Но мама перестала с ней общаться. Просто вычеркнула из жизни, словно у нее и правда никогда не было дочери.​

​Новое увлечение затягивало Алю с головой: никогда и ничего не вызывало у нее таких эмоций. Она не бросала университет, хотя очень хотелось: учить языки ей всегда было сложно и скучно. Но она знала, что это точно будет точкой в отношениях с родителями, тут даже папа перестанет ее поддерживать. Поэтому продолжала учиться, почти каждый день ходила на тренировки, а чтобы заработать хоть немного денег, стала брать переводы. Платили сущие копейки, но выйти напрямую на заказчика у Али не получалось, а агентства брали большую часть дохода. Переводить приходилось ночами, Аля не высыпалась, зато смогла оплатить индивидуальный пошив костюма: на следующий отчетный концерт ей доверили выступление с сольным номером. Костюм был такой красивый, как у настоящей восточной принцессы, Аля не могла дождаться, когда сможет его забрать.​

​Мама так и не звонила. Аля встала в позу и тоже не появлялась дома. Даже отец перестал ей звонить, видимо, мама настроила его против Али. Поэтому когда он позвонил, Аля обрадовалась, взяла трубку и только хотела сказать, как она рада его слышать, как отец перебил ее.​

​-Мама в больнице, — глухим голосом произнес он.​

​Потом Але было стыдно за то, что она подумала, будто мама притворяется и специально это придумала, чтобы заставить Алю вернуться домой.​

​Мама не притворялась. Более того, все оказалось куда серьезнее, чем можно было подумать. Не было времени на принятие, надежду или передышку. В таких случаях говорят «сгорела за один месяц». Аля все собиралась поговорить с ней, объясниться, попросить прощения. Но подходящего момента так и не наступило. А потом мама перестала понимать, кто перед ней, и говорить было бесполезно. Аля все же попыталась раз: держала маму за руку, говорила, что жалеет об их последней ссоре и хочет все вернуть обратно. Она вглядывалась в мамино лицо, пыталась понять, слышит она или нет, но ни один мускул на лице мамы не дрогнул.​

​После похорон Аля поехала с отцом, хотя находиться в родительской квартире было невыносимо. Он вел себя как потерянный ребёнок: плакал, пил, снова плакал. Когда он уснул, Аля решила съездить на съёмную квартиру и забрать вещи. Было понятно, что оставлять его одного нельзя.​

​Первое, что она увидела в квартире, это пакет, брошенный у входа. Костюм, который Аля забрала у швеи между посещениями больницы и даже не посмотрела его. Взяв пакет за уголок, она вытряхнула костюм на пол. Изумрудные и бирюзовые пайетки засверкали, отражая свет ламп. Аля стояла и смотрела на костюм. Потом, не разуваясь, прошла в комнату, взяла со столика ножницы и принялась резать костюм на куски. Плотная ткань, расшитая бисером и пайетками, не поддавалась, но Аля резала, рвала, и бусины падали на пол и стучали, как совсем недавно комья земли стучали по крышке гроба. Наконец, пришли слезы. Но легче ей не становилось.​

​Когда Аля вернулась домой, отец еще спал. Она забыла закрыть окна, и в комнатах было холодно. Пол, истоптанный после поминального обеда, был грязный, и Аля попыталась найти тапки. Ее взгляд упал на мамин телефон. Он лежал в уголке стола, словно она только что его там оставила. Хотя, наверное, это сделал отец. Зачем? Просто не знает, что теперь с ним делать?​

​Аля взяла телефон в руки. Включила. Заряда оставалось семь процентов. Она пролистала мамины фотографии, подумала, что их нужно как-то сохранить, перекинуть на диск или компьютер. Зачем-то открыла мессенджер. Последнее сообщение мама хотела отправить ей, но оно горело красным восклицательным знаком — не было связи или средств. В сообщении всего семь слов: «Ты была вторая слева. Это было красиво».

Источник

Новые статьи

«Ты расстроилась, да?» — с заботой заметил Василий, пытаясь поддержать Тришу в трудный момент

Как трудно оставить прошлое, когда оно стучится в дверь.

3 часа ago

«Не твоей, а своей» — резко поправила Маруся, спускаясь через окно, чтобы сбежать от тревог матери

Судьба настойчиво тянет к опасности, и Маруся не может устоять.

4 часа ago