У Юрки Стрелкова было три жизни. Первая – самая беспечная, которая закончилась в тот день, когда его отец врезался в бетонный столб на мотоцикле. Хоронили его в закрытом гробу, так что самому Юрке казалось, что отец просто исчез, как растворяется белый дым из печной трубы в голубом морозном небе. Только вот жизнь после этого стала другая: мать все время плакала и пила в перерывах между работой, а все хозяйство было на нем – сестры еще совсем мелкие были, особенно Юлька, ее и дома-то одну нельзя было оставлять, хорошо, что баба Женя приходила присматривать.
Первая часть здесь
Баба Женя – это мамина тетя. Больше родственников у них не осталось, только дедушка по отцовой линии, но где-то далеко, в Волгограде или Астрахани, в те края уехал.
Юрку баба Женя раздражала – от нее пахло луком и мокрыми валенками, все она делала медленно и с обязательным разъяснением, а он должен был стоять и слушать. Мама ее тоже не особо любила, потому что баба Женя ее ругала и учила жизни, а маме это не нравилось. Особенно в последнее время, когда она стала чаще пропадать вечерами – как сказала баба Женя, с трактористом Федором катается, и Юрка был уже взрослый, чтобы понимать, почему баба Женя это осуждает.
Третья жизнь Юрки Стрелкова началась две недели назад, когда перед школой он встретил Аню из одиннадцатого «А», дочь председателя, в которую Юрка был влюблен с пятого класса. Непонятно что там у Ани произошло с ее Колей, но, видимо, она решила ему отомстить и стала гулять с Юркой. Он не дурак, понимал, что она это делает, чтобы отомстить, но ему было все равно, главное, что с ней рядом.
Юрка пытался как-то сблизиться с ней, поговорить по-нормальному, но никак не получалось – он все время тушевался, а она будто играла роль поверхностной и смешливой кокетки, хотя вовсе такой не была. И что бы он ни делал, она его не замечала, только если другие на них смотрели, хватала его под руку и несла всякую чушь, громко смеясь, а потом опять отстранялась. Чтобы хоть как-то избавиться от этих горьких мыслей, по вечерам Юрка сочинял стихи. Он их никому не показывал, просто записывал сначала карандашом на листочке, перечеркивая строчки и меняя слова местами, а потом переписывал начисто в сорокавосьмилистовую тетрадь в линеечку.
Стихи Юрка вообще любил, поэтому всегда с удовольствием шел на уроки литературы, на которых молодая русичка Дарья Сергеевна все время задавала что-то выучить, и не из учебника, а из разных книжек, которые приходилось брать в библиотеке. Больше всего Юрке нравится Есенин и Маяковский.
— А вы когда-нибудь писали стихи? – внезапно выпалил он, когда Дарья Сергеевна выводила своим аккуратным почерком пятерку в его дневнике — редкую гостью, надо сказать. Он не знал, откуда взялся этот вопрос, и сам уже пожалел, что задал его, потому что девчонки захихикали и принялись шептаться. Он услышал, как Вера за первой партой сказала соседке:
— Наверное, Аньке своей оду решил написать.
Но Дарья Сергеевна не заметила глупых девчонок, мечтательно улыбнулась и ответила:
— Да, бывало. Но больше я пьесы пишу. Писала.
— Пьесы? – удивился Юрка.
— Ну да, пьесы. Я же в театре мечтала работать. Нет, не актрисой, – она захихикала, совсем как девчонки только что, и Юрка заметил, что не так сильно она от них отличается, когда не делает это строгое лицо, и снимает очки. – Я спектакли хотела ставить.
Тут уже подключились и девчонки – заохали, принялись галдеть, рассказывая, как однажды в седьмом классе ездили в театр, а та же самая Верка спросила:
— А почему же вы тогда в школу пошли работать?
Дарья Сергеевна опустила глаза, словно что-то рассматривая на своих коленях, потом пожала плечами и сказала:
— Ну, это же учиться надо, в Москву ехать. Не так все просто, ребята.
В ее голосе Юрка уловил хорошо знакомую ему горечь несбывшихся мечтаний. Но тут же лицо Дарьи Сергеевны преобразилось – на нем появилась такая улыбка, которая бывает только тогда, когда случается что-то по-настоящему хорошее.
— Зато на весенних каникулах я поеду в Москву на премьеру одного спектакля, представляете? Мне друг приглашение прислал. На следующей неделе поеду билеты на поезд покупать.
И девчонки опять загалдели, рассказывая, кто и когда ездил на поезде – кто-то летом в Анапу, кто-то к бабушке в Екатеринбург, и Юрке стало грустно. Он вдруг понял, что сам никогда не увидит ни Анапу, ни Москву – куда там, у них даже на новые ботинки денег нет, а тут – Москва.
С деньгами после смерти отца стало совсем худо – жили на пенсию по утрате кормильца, да мамину зарплату, но вся она как-то разлеталась, как говорила баба Женя: «Мать опять все деньги прогуляла». Ему бы работать, да только мать вбила себе в голову, что Юра должен выучиться на агронома или ветеринара, в районном отделе образования обещали направление ему как сироте. А учеба ему не особо давалась, кроме литературы и физкультуры. Директор мать пожалел, взял его в десятый класс, хотя математику Юра еле-еле сдал. Ну и из-за баскетбола еще, их школа всегда первое место в районе занимала, а Юрка в баскетболе был силен.
Третья неделя новой жизни выдалась непростая — баба Женя подхватила бронхит и лежала дома с температурой. После школы Юрка забегал к ней, чтобы накормить кур и принести воды с колонки, а вечером мама варила ей суп и поила чаем с ромашкой. Из-за этого гулять Юрку мама не отпускала – он должен был смотреть за сестрами, пока она каталась с трактористом. Сестры хорошо себя вели и не баловались, поэтому Юрка каждый раз сердился и спорил с ней, но нарушать ее указ не решался.
В тот день мать тоже поехала на вечернюю дойку, сказав, что задержится, и велела Юрке сидеть дома и следить за девочками. А он Ане обещал, что пойдет с ней сегодня на дискотеку, и что теперь делать – непонятно.
Он набрал номер Ани, сжимая холодную трубку влажными ладонями. К телефону долго никто не подходил, потом, наконец, послышался низкий женский голос:
— Ало, Раечка?
— Здрасте, – выдавил из себя Юра, догадавшись, что это мачеха Ани. – А можно Аню?
Ответа его не удостоили, но он услышал, как тот же голос прокричал:
— Анька! Тебя Коля твой спрашивает.
Юрка вздрогнул – почему Коля? Они что, помирились? Или мачеха просто спутала их? Он ведь и не представился даже.
— Ало? – послышался испуганный Анин голос. Она шумно и прерывисто дышала, словно за ней кто-то гнался. Юрка понимал, что нужно срочно успокоить ее, объяснить, что это он, а не Коля.
— Привет, Ань, это я, Юра. Я что хотел сказать – не смогу сегодня прийти.
Аня так долго молчала, что Юра даже подумал, что она бросила трубку рядом с аппаратом и ушла, но тут раздался ее голос, полный недовольства и разочарования:
— В смысле – не сможешь?
— Ну… Мне за сестрами нужно смотреть, мама на работу ушла.
— Но она же вернется?
Говорить Ане про тракториста Федора было неудобно.
— Вернется, да, но я не знаю…
— Ничего с сестрами не будет, если они полчаса одни посидят, – отрезала Аня. – Ты же обещал, я думала, ты отвечаешь за свои слова.
Что он мог поделать? Наказав средней Людочке присматривать за Юлей, побежал к Ане – та велела сопроводить ее до клуба, не одна же она туда пойдет!
Когда Юра увидел ее – с красными напомаженными губами, в джинсовой юбке и короткой весенней куртке, с кудрями, блестящими от лака, ему захотелось схватить ее на руки и закружить. Что он и сделал, впервые не задумываясь о том, что все это просто игра, что они не по правде пара. Когда ее губы оказались рядом с его губами, он не удержался и попытался ее поцеловать. Но Аня вырвалась из его объятий и сказала:
— С Колей сначала разберись, что он про меня всякие глупости болтает…
То, что Коля про Аню говорит, Юра слышал, и у него самого кулаки сжимались от ярости.
— Разберусь, – пообещал он.
Обещание пришлось выполнять достаточно скоро – на дискотеке, не успели они войти в зал, на их пути выросла команда из одиннадцатого «А» с Колей во главе.
— Юрка, ты как наиграешься, свисни, а то мои пацаны уже в очереди стоят.
Аня судорожно дернулась, а Юрка сделал то, чего от него все и ждали – сжал пальцы в кулак и двинул Коле в нос что есть силы. Конечно, его дружки тут же накинулись на Юрку, и если бы не старшаки, которые их разняли, неизвестно, чем бы все кончилось. Из носа у Коли текла кровь, рука жутко болела. Но Аня смотрела на него таким восхищенным взглядом, что это все оправдывало.
На улице она набрала в ладошку снега, утрамбовала его, потом приложила к переносице Юрке, а кровь стерла другой рукой, вытирая кровавые следы о тот же снег.
— Больно? – нежным, виноватым голосом спросила она.
— Да не, – соврал Юрка, хотя рука была похожа на мертвую рыбину. Он смотрел на красный снег и думал о том, что теперь-то точно все будет как надо.
В зал они не пошли – сначала сидели возле клуба, потом ходили вокруг, почти не разговаривая, до тех пор, пока Аня не сказала:
— Может, проводишь меня?
Он кивнул, и в этот момент навстречу выбежал Сашка Ерофеев, который диким голосом закричал:
— Юрка, скорее, бежим, ваш дом горит…
Продолжение следует…