«Генки нет, – быстро проговорила она, отступая в сторону» — неожиданно призналась Машка, пытаясь скрыть свою беременность от сестры.

– Открывай. Не бойся, скандал закатывать не стану.

Я слышала, как Машка нервно топчется у порога, не решаясь повернуть ключ.

– Да открывай уже, не съем, – добавила я. – Поговорить надо.

Замок щёлкнул, и дверь приоткрылась. Машка стояла в том самом свитере крупной вязки, что я подарила ей на прошлый день рождения. Я посмотрела на ее слегка выпирающий животик.

Она это заметила и тут же прикрыла его руками.

Первая часть

Я стояла посреди заснеженного двора, уткнувшись в мамино плечо, и никак не могла унять дрожь. Январский мороз пробирал до костей, но я едва ощущала холод – внутри всё горело от обиды и боли.

«Господи, как же всё рассказать?» – в голове металась лишь одна мысль.

– Валюша, доченька, – мама осторожно гладила меня по спине. – Что стряслось-то? На тебе лица нет. Где Гена?

При упоминании мужа я только сильнее разрыдалась, вцепившись в мамину куртку. Слова застревали в горле комом, и я лишь мотала головой, не в силах начать этот разговор.

– Ох, горе ты моё луковое, – вздохнула мама. – Давай хоть в дом зайдём, а то совсем закоченеем. Видишь, уже и нос у тебя красный как у снегирька.

Метель усиливалась, швыряя в лицо колючие снежинки. Я потянула маму за рукав:

– Пойдём внутрь, и правда холодина такая…

Непослушными пальцами достала из кармана связку ключей, долго не могла попасть в замочную скважину. Руки дрожали, металл обжигал холодом.

– Дай-ка я сама, – мама мягко забрала у меня ключи. – А то до ночи провозимся. У тебя всегда так – как расстроишься, так всё из рук валится. В кого ты такая неловкая, а? Вот я в твоём возрасте…

Знакомое с детства ворчание немного успокоило. Мама справилась с замком в два счёта, и мы вошли в тёмные сени.

Я машинально включила свет, скинула заснеженные сапоги.

В доме было тепло – печь сильно грела. При взгляде на неё к горлу подступила тошнота.

Сколько разговоров было: «Валька, гляди какой шедевр я сделал!» А теперь мне хотелось всё разнести вдребезги, чтобы ни кирпичика здесь не осталось…

– У вас тут так душно, – мама сняла свой шарм. – А ну-ка, дочка, помоги шубу снять.

– Сейчас. – сказала я, помогая маме раздеться. – Пойдём на кухню. Я чайник поставлю.

Кухню – единственное место в доме, где я ещё чувствовала себя хозяйкой. Здесь всё было моё, привычное: занавески в цветочек, которые мы вместе выбирали, старенький буфет, доставшийся от бабушки, полка с любимыми чашками.

– Присядь, мам, – я достала из шкафчика её любимую чашку с васильками. – Сейчас чай заварю. У меня и пирог есть, с утра испекла…

– С яблоками? – оживилась мама.

– Конечно, я же знаю, что ты любишь.

Я суетилась у плиты, гремела посудой, лишь бы оттянуть неизбежный разговор. Но понимала – дальше молчать нельзя. Нужно собраться с духом и всё рассказать…

Когда начала разливать чай, несколько капель попало на скатерть и расплылись тёмными пятнами.

– Ну всё, хватит тянуть кота за хвост, – мама решительно отодвинула чашку. – Выкладывай, что стряслось. Небось опять с Генкой поцапались? Эх, говорила я тебе…

Разговор с мамой

Мама терпеливо ждала, пока я перестану суетиться с чашками и чайником. Я ощущала на себе её взгляд и понимала – дальше тянуть нельзя.

Но как рассказать правду? Как объяснить, что родная сестра, которую все считали простодушной девчонкой, оказалась… Нет, язык не поворачивался произнести эти слова.

– Валюш, да сядь ты уже, – мама мягко взяла меня за руку. – Что ты как белка в колесе крутишься? Расскажи толком, что случилось.

Я опустилась на стул, комкая в руках кухонное полотенце. Сердце колотилось как бешеное.

– Понимаешь, мам… Генка… он… сказал, что больше не хочет со мной жить, мол, разлюбил.

– Как разлюбил? – мама растерянно заморгала. – Что значит разлюбил?

– Так и сказал на днях, – я старалась говорить ровно. – Мол, извини, Валь, но чувства прошли.

– Господи! – мама всплеснула руками. – А я-то думала… Так вот почему ты в прошлый раз сказала, что он на шабашку уехал?

– Прости, мам, – я виновато опустила глаза. – Не хотела тебя расстраивать. Думала, может, само наладится…

– Ох, дочка, – мама подсела ближе и погладила меня по голове. – Да как же так? Вы ж с Генкой душа в душу жили. Может, это временное? Знаешь, всякое в семье бывает. Поругались, остыли – и снова вместе. Мужики, они ж как дети малые – сегодня одно, завтра другое…

Я машинально поправила выбившуюся прядь волос, посмотрела маме в глаза, улыбнулась и сказала:

– Наверное, ты права, мам. Я просто всё слишком близко к сердцу принимаю. Знаешь, как говорится – утро вечера мудренее.

– Вот и правильно, – мама погладила меня по щеке. – Не расстраивайся ты так. Время всё расставит по местам.

Время… Если бы его можно было повернуться вспять. Если бы можно было стереть тот вечер, когда я застала Генку с Машкой…

Но маме об этом знать необязательно. Пусть лучше думает, что это обычная семейная размолвка. По крайней мере, пока…

Ночь без сна

Ночь выдалась беспокойной. Я ворочалась с боку на бок, то и дело поглядывая на часы. Стрелки на циферблате словно застыли, а в голове крутились тревожные мысли.

Как же так? Родная сестра и муж… От одной мысли хотелось вскочить и разорвать все наши общие фотографии в доме.

«Ничего, голубки, я это так не оставлю!», – думала я, кутаясь в одеяло.

Утром, едва рассвело, я отправилась к соседке Инне. Знала – она уже не спит и готовит блины для внуков.

– Ой, Валюша! – всплеснула руками Инна, открывая дверь. – Я как раз самовар поставила. Заходи, родная.

Она посмотрела на меня с явным сочувствием. В прошлый раз я зря, наверное, поделилась с ней, что Гена ушёл. Слухи уже поползли по деревне.

– Садись, садись, – засуетилась Инна. – Вон какая бледная. Совсем себя извела.

Я попыталась улыбнуться и села за стол. Инна прикрыла дверь в спальню, что не разбудить домочадцев и быстро вернулась.

– Да как тут не изведёшься, Инночка…

– Как там Генка? – Инна придвинула ко мне тарелку с блинами. – Ешь давай, на тебе лица нет.

– Всё также. Ушёл и молчок … – я промокнула глаза уголком платка.

– Ах ты ж господи! – Инна покачала головой. – И куда подался-то?

– Кто ж его знает… – я рассеянно намазала блин вареньем. – Слушайте, что-то давно тётю Галю не видно.

– А она к сыну своему укатила, в Анапу, – Инна подлила мне чаю. – Месяца на два, говорила. Да вот-вот должна вернуться уже.

Я задумчиво жевала блин, вспоминая тот вечер, когда застала Гену с Машкой в доме тёти Гали.

– А у вас случайно телефончика её нет? Мама просила узнать что-то…

– Как не быть? – Инна поднялась из-за стола. – Сейчас в записной книжке гляну.

Она принесла свою книжку, и я переписала его в свой телефон.

Разговор с Машкой

Мороз крепчал с каждым часом. Я брела по заметённой улице, кутаясь в старую мамину шаль. Снег поскрипывал под ногами.

В окнах дома тёти Гали мягко светились окна.

«Устроились, голубки», – пробормотала я, поднимаясь на скрипучее крыльцо.

Что-то необычное почудилось мне – то ли тени за занавесками двигались странно, то ли запах Машкиных приторных духов долетел через щель под дверью.

Я помедлила секунду, собираясь с духом, и решительно постучала.

– Кто там? – раздался встревоженный голос сестры.

– Не бойся, это я, – отозвалась я намеренно спокойно. – Открывай. Не бойся, скандал закатывать не стану.

За дверью повисла тягостная тишина. Я слышала, как Машка нервно топчется у порога, не решаясь повернуть ключ.

– Да открывай уже, не съем, – добавила я. – Поговорить надо.

Замок щёлкнул, и дверь приоткрылась. Машка стояла в том самом свитере крупной вязки, что я подарила ей на прошлый день рождения. Я посмотрела на ее слегка выпирающий животик.

Она это заметила и тут же прикрыла его руками.

– Генки нет, – быстро проговорила она, отступая в сторону. – На смене он.

«Ну конечно, – подумала я. – Теперь-то он на смене, а не на шабашках».

Я прошла в комнату, даже не сняв заснеженное пальто. Остановилась у стола, заваленного какими-то глянцевыми журналами.

– Я никому ничего не сказала, – произнесла я, глядя сестре прямо в глаза.

Машка прислонилась к стене, машинально поглаживая живот.

– А чего так? – спросила она хрипловато.

Я медленно осмотрела комнату. Всюду следы их «семейного гнёздышка» – смятая постель с розовым пледом, две чашки на тумбочке, Машкина расчёска и заколки на подоконнике, Генкины тапки у кровати…

– Мамин день рождения на носу, – ответила я после долгой паузы. – Не хочу ей праздник портить. Можете приходить. Только умоляю – по отдельности. Без ваших сладких взглядов и перешёптываний. Не хватало ещё, чтоб вся деревня языки чесала.

– Валь… – Машка снова погладила живот. От этого жеста меня уже начинало подташнивать.

– Что, Валь? – перебила я. – Может, объяснишь заодно, какого лешего вы тут окопались? У тебя ж свой дом пустует.

Сестра фыркнула, покрутила пальцем у виска:

– Ты в своём уме вообще? Под маминым носом жить? Чтоб все кумушки судачили да пальцем показывали?

«Ага, – мелькнуло в голове. – Значит, всё-таки стыдно. Хоть какая-то совесть осталась».

– Ладно, – я направилась к выходу. – Я сказала всё, что хотела.

– Ты правда никому не расскажешь?

Я обернулась, смерив сестру тяжёлым взглядом и ничего не ответила.

Холодный воздух ударил в лицо, когда я вышла на крыльцо. Хотелось бежать без оглядки, но я заставила себя идти медленно и спокойно.

День рождения мамы

Праздничный стол ломился от угощений – тут и пироги с разными начинками, и холодец, и селёдка под шубой, и домашние соленья.

Мама, разрумянившаяся от хлопот и внимания, сидела во главе стола рядом с отцом, принимая поздравления.

– Дай бог тебе здоровья! – причитала соседка тётя Зина, вручая пакет с подарком. – Детей вырастила, какие умницы-красавицы!

Я украдкой взглянула на Машку. Сестра сидела, кутаясь в широкую шаль, и то и дело бросала беспокойные взгляды на Гену.

Тот хмурился, крутил в руках вилку. Избегал моего взгляда.

– А чего так тихо сидим? Давайте поднимем за именинницу! – провозгласил дядя Коля. – За нашу дорогую Ольгу Семёновну!

– За мамочку! – поддержала я.

Звон бокалов, смех, обрывки разговоров. Кто-то травил байки, кто-то обсуждал последние слухи в деревне.

Вдруг входная дверь распахнулась настежь. На пороге стояла тётя Галя – растрёпанная, в расстёгнутой куртке, с размотавшимся шарфом.

За её спиной маячили двое в полицейской форме.

– Вот он, красавчик! – тётя Галя ткнула пальцем в сторону Гены. – Этот самый!

В комнате повисла тишина. Сотрудники подошли к нему и попросили пройти с ними.

– Куда?! – Машка вскочила так резко, что стул опрокинулся. – Что происходит?

В этот момент её шаль соскользнула с плеч.

– Машенька… – прошептала мама, хватаясь за сердце. – Доченька, что же это…

– Мам, я всё объясню! – Машка рванулась к ней, но споткнулась о стул.

Как бы Машка не пыталась спрятать свою изменившуюся фигуру, в таком переполохе правда вышла наружу.

– Объяснишь, – тётя Галя шагнула в комнату. – Всё объяснишь, голубушка. И про то, как вы мой дом без спросу заняли, и про то, как замки поменяли. Думали, я в Анапе до весны прохлаждаться буду?

Гена молча встал из-за стола и направился на выход.

Расплата

В комнате стало непривычно тихо, только слышались всхлипывания Машки и шёпот расходящихся гостей.

Я смотрела, как полицейские выводят Гену. Он не обернулся.

Машка рыдала у маминых ног, цепляясь за её праздничное платье.

– Мамочка, прости! Я не хотела! Мы любим друг друга! Мы собирались всё рассказать…

– Хватит! – отец грохнул кулаком по столу. Схватил Машкину шубу с вешалки, накинул ей на плечи. – Пошли домой, нечего людям глаза мозолить!

– Папа, не надо! – взвыла Машка, но отец уже тащил её к выходу.

– Помолчи хоть сейчас, – процедил он сквозь зубы. – И так позору на всю деревню…

Когда за ними закрылась дверь, мама медленно опустилась на стул. Лицо её было белее мела.

– Валюша, – позвала она тихо. – Иди сюда, доченька.

Я подошла на ватных ногах. Мама притянула меня к себе, прижала крепко-крепко:

– Так вот что ты скрывала всё это время…

В горле стоял комок. Я уткнулась носом в мамино плечо, как в детстве.

– Прости, мамочка. Знаю, праздник испортила. Но я больше не могла… С ума бы сошла, если б не сделала этого.

…А ведь всё решил один телефонный звонок. Тогда, после разговора с Инной, я сразу позвонила тёте Гале.

«Как это – разрешила пожить? – возмутилась она в трубку. – Никому я ключи не давала! Дом на замке, я сама его запирала, когда к сыну уезжала!»

Я думала, что она приедет позже. Вызовет полицию, Гену возьмут за проникновение в ее дом. А дальше… дальше было то, что было.

– Ох, дочка, – мама гладила меня по голове. – Что ж ты раньше молчала? Столько мучилась одна…

– Боялась, мам. За тебя боялась, за папу.

– А своё сердце не жалко было?

Я промолчала. Что тут скажешь? Своё – не жалко. Зато теперь всё кончено.

Следующая часть

Самые читаемые рассказы:

Источник