Тридцать лет семейной жизни… Промчались, будто экспресс мимо забытой станции.
Помню, только вчера: на мне белое платье, глаза Виктора светятся от счастья.
Ох, и наивная же я была тогда! Верила, что наша любовь — особенная, словно редкий бриллиант в оправе.
Без предательств, без лжи, без этой будничной серости, что съедает чувства, как ржавчина железо.
Знаете, жизнь — она ведь как старое зеркало у бабушки в деревне: сколько ни протирай, а правду всё равно покажет. Беспощадно так, без прикрас.
Последние годы… Господи, как же они изменили моего Витю! Будто кто-то невидимый потихоньку выкрадывал частички того мужчины, которого я когда-то полюбила, подменяя их чем-то чужим, холодным.
Сидит за ужином — вроде он, а глаза… Глаза как у незнакомца: пустые, с каким-то расчётливым блеском.
И дом наш — папина гордость, мамино наследство — вдруг стал для него бельмом на глазу. Каждый божий день, как заезженная пластинка.
— Что мы с этими хоромами делаем? — бурчит, уткнувшись в телефон, словно там медом намазано. — Продать бы, да взять что поменьше…
Я только вздыхаю. Язык прикусываю, чтобы не сорваться.
— Лен, ну сама подумай, — не унимается, будто торговец на рынке. — Дети разъехались, внуки наездами… Зачем нам столько пустых комнат? Только пыль вытирать.
А у самой сердце не то что ёкает — переворачивается! Что-то здесь нечисто, как пить дать.
Особенно эти его внезапные «деловые встречи». Раньше-то — божий одуванчик: минута в минуту домой, а если задержался — звонок, извинения, объяснения.
Теперь же… Теперь даже не соизволит весточку черкнуть. Как отрезало.
В тот злополучный вторник я планировала провести у сестры в Воронеже еще целую неделю — помогать с затянувшимся ремонтом.
Но судьба, хитрющая бестия, подкинула сюрприз: Танька, неуклюжая душа, умудрилась подвернуть ногу. Ремонт, естественно, накрылся медным тазом.
И тут меня осенило: а что если…? Что если вернуться домой? Вот так, без предупреждения, без звонка — как снег на голову?
Может, хоть так пойму, чем мой благоверный занимается в моё отсутствие.
А то ведь места себе не находила: червячок сомнения точил и точил, спать не давал…
Билет домой
Билет на поезд достала, можно сказать, чудом — как в старые добрые времена, когда за дефицитом гонялись.
Тётенька в кассе, увидев мое измученное лицо, сжалилась: нашла последнее место в плацкарте.
«Повезло вам, голубушка,» — подмигнула она, протягивая билет. Повезло ли? Время покажет…
Всю дорогу домой меня колотило, словно в лихорадке. То в жар бросало, то в холод.
Соседка по купе, бабулька божий одуванчик, все подливала мне чай: «Попей, милая, успокойся.»
А какое тут успокоишься? В голове круговерть, как в стиральной машине: а вдруг? а если? а что там?
Телефон разрывался от звонков — муженёк беспокоился.
«Ленусик, ты как там? Все нормально у Тани?»
Отвечала коротко: да, мол, всё по плану, ремонт идёт. Врала и давилась этой ложью, как горькой микстурой.
Первый раз в жизни мужу солгала — вот до чего дошло!
Перед глазами, как назло, всплывали картинки из прошлого: несет меня на руках через порог родительского дома… читает сказки Машеньке… помогает сыну с математикой…
Куда всё это делось? Растаяло, как утренний туман, оставив после себя только горький осадок подозрений.
А ведь были знаки, были! Взять хотя бы эту историю с документами на дом.
«Надо бы перепроверить, обновить,» — говорил.
А сам украдкой что-то выяснял у риэлторов. Думал, я не знаю?
Соседка Петровна — глаза и уши нашего района — все доложила.
«Твой-то, — шепнула как-то у подъезда, — с Веркой из агентства шушукался. Той самой, что дома продает…»
Поезд подъезжал к родному городу, когда небо затянуло тучами — прямо как моя душа печалью.
Такси брать не стала — решила пройтись пешком, собраться с мыслями.
Холодный ветер трепал полы плаща, словно пытался образумить: «Подумай хорошенько, Лена! Может, не стоит?»
Но ноги сами несли меня к дому. К тому самому, где каждый кирпичик помнит прикосновение папиных рук, где мама высаживала свои любимые пионы, где выросли наши дети…
И я поклялась себе: не отдам. Ни за какие коврижки не позволю пустить с молотка родное гнездо!
Родительский дом
Наш старый дом показался из-за поворота — такой родной, что сердце защемило.
Стоит себе, как большой корабль в житейском море: двухэтажный, с белыми ставнями и мамиными пионами у крыльца. Только что-то не так…
Шторы в гостиной задёрнуты наглухо — а ведь Витя терпеть не может полумрак!
И машина его — вот она, притулилась у забора, хотя по его словам, он должен быть сейчас на важном совещании в области.
Тук-тук-тук — стучит сердце набатом. Руки дрожат так, что ключ никак не попадает в замочную скважину.
А может, повернуть назад? Прикинуться, будто ничего не видела?
В прихожей — тишина, хоть ухом прикладывайся к полу. Только часы тикают.
Сбросила туфли — чтобы тихонько, как мышка. По лестнице — наверх, перешагивая через ту противную скрипучую ступеньку (третью снизу — век её помню).
И вдруг… Голоса! Из кабинета доносятся, приглушённые, но явственные.
— …документы почти готовы, — это Витин голос, такой медовый, каким он со мной уже сто лет не разговаривал. — Осталось только подпись жены…
— А она точно согласится? — женский голос, молодой, с претензией на деловитость. — Дом-то родительский…
— Куда она денется? — смешок, от которого у меня мурашки по спине. — Я же её тридцать лет знаю. Поворчит для порядка и подпишет. Главное — правильно преподнести…
Замерла у двери как статуя. В горле ком размером с кулак, а в голове карусель мыслей:
«Вот, значит, как? Тридцать лет знаешь? Ну-ну…»
Пальцы сами легли на дверную ручку. Сейчас… Сейчас я им устрою «правильное преподнесение»!
Такое преподнесение, что небу жарко станет. Глубокий вдох — и…
Дверь распахнулась с таким грохотом, словно в дом ворвался ураган.
На диване — мой благоверный, расположился как король на именинах. А рядом…
Ох, не зря судачила Петровна про Верку из агентства! Сидит, ножку на ножку закинула, бумажки по столу разложила — деловая такая…
Не ждали
— Ленка?! — Витя подскочил, словно ужаленный. Лицо побелело, как первый снег. — Ты же… ты должна быть…
— В Воронеже? — усмехнулась я, прислонившись к дверному косяку. — Сюрприз, дорогой! Решила вот… проведать любимого мужа. А тут, гляжу, такое совещание! Прям… областного масштаба.
Верка — надо отдать должное, соображает быстро — принялась лихорадочно сгребать бумаги со стола. Документы из рук выскальзывают, как мокрое мыло.
— Елена Павловна, — защебетала она, пытаясь придать голосу деловой тон. — Мы тут как раз о вас говорили…
— Да что вы говорите? И что же интересного вы обо мне говорили? Может, о том, как я «поворчу для порядка и подпишу»?
Витя дёрнулся. Открыл рот, закрыл — прямо как рыба на берегу.
А я продолжала, чувствуя, как внутри поднимается волна.
— А ты, Вера Николаевна, часто так по чужим домам шастаешь? С чужими мужьями секретничаешь?
— Лена, — Витя наконец обрел дар речи. — Ты всё не так поняла…
— Да неужели? — развернулась к нему всем корпусом. — А как я должна была понять? Объясни, пожалуйста! Может, это у вас производственное совещание? В нашем доме?
Бумаги в Веркиных руках затрепетали, как осенние листья на ветру. Один листок выскользнул, спланировал на пол.
Я подняла его и прочитала: договор купли-продажи. Уже заполненный. Только моей подписи не хватает…
— Это… это просто предварительный вариант, — залепетал Витя, пытаясь выхватить у меня бумагу. — Я хотел сначала всё просчитать…
— А знаешь, что я просчитала?
Швырнула договор на стол.
— Я просчитала каждую морщинку на мамином лице, когда она просила меня беречь этот дом. Каждую папину мозоль, когда он своими руками перестраивал здесь всё. Каждую улыбку наших детей, когда они носились по этим комнатам!
Верка, умница, уже пятилась к выходу — чует кошка, чьё мясо съела. А я продолжала, чувствуя, как внутри разгорается пожар.
— Думал, я не замечала твоих шушуканий с риэлторами? Твоих «деловых» звонков? Ох, Витенька, да я каждый твой вздох научилась читать за эти годы!
— Лена… — он попытался взять меня за руку.
За окном громыхнуло — надвигалась гроза. Самое то: природа словно решила подыграть моему настроению.
— И что теперь? — спросил Витя упавшим голосом.
— Собирай свои манатки и катись. К Верочке своей, на улицу — куда хочешь. Только чтобы духу твоего…
— Но дом…
— А дом останется там, где стоял. И не тебе, — я чеканила каждое слово, — решать его судьбу!
Потайной ящик
За окном разразилась настоящая буря — как по заказу! Молнии рассекали небо, словно острые ножи, а дождь барабанил по крыше.
— Лена, давай всё обсудим спокойно… — начал он тем особенным тоном, которым обычно усмирял наших детей во время истерик.
— Ты за моей спиной планы строил, а теперь хочешь «спокойно обсудить»?
Тут и Верка подала голос из дверного проёма (надо же, ещё не сбежала!):
— Виктор Александрович, может, действительно стоит отложить…
— А ты вообще молчи! — развернулась я к ней так резко, что она отпрыгнула. — Домушница! Семейных гнёзд разорительница!
Схватила со стола папку с документами — руки так и чесались порвать всё в клочья. Но остановилась. Пригодится…
— Знаешь что, Витя, — процедила сквозь зубы. — Я тебе сейчас один расчёт покажу. Очень интересный…
Подошла к старому секретеру — папиному подарку на нашу свадьбу. Выдвинула потайной ящичек. А оттуда…
— Вот! — шлёпнула на стол пачку фотографий. — Полюбуйся! Это ты у нотариуса — двадцатое мая. Это — в агентстве недвижимости, первое июня. А вот это… — я выудила особенно удачный снимок, — это ты с Верочкой в кафе. Деловой ужин, да?
У Вити отвисла челюсть — прямо как у мультяшного персонажа. А я продолжала, чувствуя странное удовлетворение.
— Думал, я только борщи варить умею? А я, представь себе, детективные романы люблю. И с Петровной, которая за тобой следила, мы не просто так чаи гоняли…
Звонок дочери
Через час дом опустел. Гроза утихла. Я сидела в старом папином кресле, глядя, как последние капли стекают по стеклу.
Зазвонил телефон. Дочка.
— Мам? Ты как там?
— Хорошо, доченька, — ответила я, и это была чистая правда. — Я тут подумала… иногда нужна хорошая гроза, чтобы очистить воздух.
За окном показалась яркая радуга. Я улыбнулась: пора было открывать новую главу. Самые свежие рассказы: