— Отдашь половину накоплений — и разойдёмся.
— Я тебе ничего не должна, — отчеканила я. — Где ты была, когда я голодала? Когда я пряталась от твоих сoбутыльниkов? Когда я в пятнадцать лет убежала, ты хоть искала меня? А сейчас явилась за деньгами?
— Не забывайся! — прошипела она. — Я твоя мать!
— Нет, — я покачала головой. — Ты просто женщина, которая меня родила. И денег здесь ты не найдёшь — они на счету у мужа.
Мать стояла, нервно покусывая губы. Вдруг её лицо изменилось — появилась та самая фальшивая улыбка, которую я помнила с детства.
Обычно она так улыбалась, когда приходила социальный работник. Я укачивала нашу двухлетнюю Любочку, когда Никита снова завёл этот разговор.
Малышка наконец-то начала засыпать после целого дня капризов, и я очень надеялась, что мы не разбудим её своими разговорами.
— Если ты ещё раз спросишь про мою мать, мы обязательно поругаемся, — прошептала я, машинально поправляя розовое одеялко дочки.
— Алана, послушай, — Никита присел рядом со мной на диван, его карие глаза выражали искреннее беспокойство. — Я просто не понимаю, почему ты не хочешь познакомить меня с тёщей. Мы женаты уже три года, у нас растёт дочка… Разве не естественно хотеть знать всю семью?
Любочка во сне причмокнула губками, и я нежно погладила её по светлым кудряшкам. Тяжёлые воспоминания накатили волной, но я постаралась их отогнать.
— Я сбежала от неё в пятнадцать лет, — мой голос дрогнул. — И не хочу ничего о ней знать. Может быть… может быть, позже я расскажу тебе всё. Но не сейчас.
Никита, чутко уловив моё настроение, осторожно обнял меня, стараясь не потревожить спящую малышку. От него пахло свежим кофе и одеколоном, который я подарила ему на день рождения.
— Ладно, родная. Я больше не буду давить, — он поцеловал меня в висок. — Кстати, есть хорошие новости — мои родители приглашают нас на выходные в гости.
Я невольно улыбнулась, чувствуя, как отступает напряжение. Родители Никиты с первой встречи приняли меня как родную дочь.
Инна Николаевна всегда встречала нас с пирогами, а свёкор готов был часами возиться с внучкой. Как же мне повезло с новой семьёй!
— С удовольствием поедем, — ответила я, прижимаясь к плечу мужа.
К свекрови на выходные
В субботу после обеда мы приехали к родителям Никиты. В их уютной квартире всегда пахло свежей выпечкой и цветущими петуниями.
— Доченька моя приехала! — Инна Николаевна, маленькая, немного полная женщина с добрыми глазами, выбежала из кухни, вытирая руки о цветастый передник. — Давай-ка Любочку мне, ты, небось, устала её в машине держать.
— Нет-нет, мама Инна, я сама, — улыбнулась я, но сердце привычно потеплело от слова «доченька».
Из дома показался свёкор, Павел Андреевич, высокий седой мужчина.
— А где моя любимая внученька? Иди к дедушке! — он уже доставал из кармана шуршащий конфетный фантик.
— Пап, мы же договорились — никаких конфет, — строго сказал Никита, выгружая сумку из багажника. — Ей только два года!
— Да ладно тебе, сынок, одну малюсенькую…
— Павел! — шутливо погрозила мужу пальцем Инна Николаевна. — Прекрати потакать внучке. Лучше помоги накрыть на стол.
Когда мы расселись в гостиной за большим овальным столом, уставленным домашними разносолами, Никита вдруг засуетился.
— Мам, включи, пожалуйста, телевизор. Сейчас розыгрыш лотереи начнётся!
— Никитушка, неужели ты всё ещё в эти лотереи веришь? — рассмеялась Инна Николаевна. — Как в детстве был мечтателем, так и остался.
— А вот и зря смеётесь! — Никита важно выпрямился, доставая из кармана три сложенных билета. — Мне сон приснился: плыву я на лодке, а вокруг вместо воды — деньги плещутся!
— Ой, не могу! — схватилась за живот Инна Николаевна. — Паша, ты слышал? Прямо как ты в молодости — тоже всё про счастливые приметы рассказывал!
Я смотрела на эту тёплую семейную сцену, держа на коленях дочку, и думала о том, как удивительно устроена жизнь: одним достаётся счастливое детство в любящей семье, а другим…
Но я быстро отогнала эти мысли. Сейчас я была там, где должна была быть — среди людей, ставших мне настоящей семьёй.
Подарок
Никита, высунув от усердия кончик языка, старательно записывал выпадающие номера в телефон.
Я заметила, как Инна Николаевна то и дело бросает на меня какие-то особенные, загадочные взгляды, будто хочет что-то сказать, но не решается.
— Мама Инна, — не выдержала я наконец, — что-то случилось? Вы так смотрите на меня…
Свекровь словно только этого и ждала. Она встала, поправила свою неизменную брошку-камею и, загадочно улыбнувшись, сказала.
— Подожди минутку, доченька.
Она быстро скрылась в спальне, а через пару минут вернулась с небольшой бархатной шкатулкой темно-синего цвета.
На крышке поблескивала старинная серебряная монограмма.
— Вот, — Инна Николаевна протянула шкатулку мне, — это тебе, Аланочка.
Я осторожно открыла крышку и замерла: на черном бархате лежало изумительное жемчужное ожерелье.
Крупные натуральные жемчужины, нежно-розовые, переливались в свете люстры.
— Это… это невероятно красиво, — прошептала я, боясь дотронуться до украшения.
— Это наша семейная реликвия, — голос Инны Николаевны дрогнул. — Моя бабушка передала его маме, мама — мне, а теперь я передаю его тебе. Ты — часть нашей семьи, Алана, и имеешь полное право носить это ожерелье.
У меня защипало в глазах. Я осторожно положила шкатулку на стол и крепко обняла свекровь.
— ААААА! МЫ ВЫИГРАЛИ! — внезапный крик Никиты заставил нас всех подпрыгнуть. Любочка на диване проснулась и захныкала.
Никита, как большой ребенок, прыгал по комнате, размахивая лотерейным билетом.
— Десять миллионов! Десять миллионов, вы представляете?!
— Сынок, ты что, правда… — Павел Андреевич привстал с кресла, не веря своим ушам.
— Да-да-да! — Никита подбежал ко мне, схватил на руки и закружил. — Аланочка, теперь у нас будет своя квартира! Не придется больше снимать эту конуру!
— Никита, осторожнее! — засмеялась я. — Ожерелье же…
— Да ну это ожерелье! — он чмокнул меня в нос. — Теперь мы можем купить тебе хоть десять таких!
— Нет, — я прижала шкатулку к груди. — Это особенное. Оно дороже любых миллионов.
Инна Николаевна украдкой умилялась, глядя на нас.
Известная семья
Наша история попала в местную газету: «Молодая семья сорвала джекпот благодаря вещему сну». Никита, развалившись вечерами на диване с ноутбуком, часами просматривал сайты недвижимости.
— Смотри, любимая! — он поворачивал экран ко мне. — Трёхкомнатная в новостройке, двадцатый этаж, панорамные окна…
— Нет-нет, — качала я головой, укачивая Любочку. — Слишком высоко с малышкой. И район не очень.
— А эта? В сталинке, потолки четыре метра…
— Ремонта там на половину выигрыша, — улыбалась я, радуясь его энтузиазму.
Телефонный звонок нарушил уютную атмосферу вечера. На экране высветилось «Мама Инна».
— Аланочка, — голос свекрови звучал как-то странно, напряженно. — Тут такое дело… К нам пришла твоя мама.
Время словно остановилось. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли черные точки.
— Что? — выдохнула я. — Как… как она вас нашла?
— Говорит, увидела вашу фотографию в газете, — Инна Николаевна говорила осторожно, будто боясь спугнуть. — Она… она хочет тебя увидеть, Алана.
Никита, заметив мое состояние, забрал у меня телефон.
— Мам, что случилось?
Он внимательно выслушал мать.
— Конечно, мы сейчас приедем! — воскликнул он, завершая разговор.
— Нет, — мой голос звучал глухо. — Я никуда не поеду.
— Алана, но это же твоя мать! — Никита присел рядом со мной. — Десять лет прошло, может, она изменилась? Хотя бы дай ей шанс объясниться.
— Нет! — я почти кричала, и Любочка испуганно заплакала. — Ты не знаешь… ты ничего не знаешь! Я не хочу её видеть!
Никита молча смотрел на меня несколько секунд, потом решительно встал.
— Хорошо. Тогда я поеду один. Я имею право познакомиться с твоей матерью.
— Делай что хочешь, — я отвернулась к окну, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
Входная дверь хлопнула. В темнеющем окне я видела, как Никита садится в машину.
Любочка, словно чувствуя моё состояние, притихла и прижалась к груди. Я крепко обняла дочку, шепча.
— Никогда, слышишь, никогда я не позволю никому обидеть тебя, как обижали меня.
Звонок в дверь
Неожиданный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. «Наверное, Никита что-то забыл», — подумала я, укладывая задремавшую Любочку в кроватку.
Даже не глянув в глазок, я открыла дверь и застыла.
На пороге стояла она — постаревшая, но всё с тем же тяжёлым взглядом, с той же складкой у губ.
От неё едва уловимо пахло спиртным — знакомый с детства запах, от которого к горлу подступила тошнота.
— Как… как ты нашла меня? — голос предательски дрожал.
— А твоя свекровушка, душа-человек, — с издёвкой протянула мать, — адресок подсказала. Что же ты, доченька, — последнее слово она почти выплюнула, — даже не пригласишь родную мать в дом?
Она протиснулась мимо меня в прихожую, цепким взглядом окидывая съёмную квартиру. Я машинально прикрыла дверь детской — только бы не разбудила Любочку.
— Значит, так, — мать повернулась ко мне, сбросив потёртую куртку на банкетку. — В богатеи выбилась? В газетах красуешься? А про мать, значит, и не вспомнила? Я тебя растила, ночей не спала…
— Не спала, потому что пьяная была, — я сама удивилась, как твёрдо прозвучал мой голос. — У меня своя жизнь, у тебя — своя. Давай на этом и остановимся.
Она прищурилась, и я узнала этот взгляд.
— Значит, так говоришь? — она шагнула ближе. — А я вот думаю, что ты должна поделиться с матерью своим богатством. Половину отдашь — и разойдёмся.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева — не за себя, за дочку, которая мирно спала за стеной.
— Я тебе ничего не должна, — отчеканила я. — Где ты была, когда я голодала? Когда я пряталась от твоих собутыльников? Когда я в пятнадцать лет убежала, ты хоть искала меня? А сейчас явилась за деньгами?
— Не забывайся! — прошипела она. — Я твоя мать!
— Нет, — я покачала головой. — Ты просто женщина, которая меня родила. И денег здесь ты не найдёшь — они на счету у мужа.
Мать стояла, нервно покусывая губы. Вдруг её лицо изменилось — появилась та самая фальшивая улыбка, которую я помнила с детства.
Обычно она так улыбалась, когда приходила социальный работник.
— Да ты что, доченька, — её голос стал приторно-сладким. — Я же пошутила. Разве может мать требовать денег у родного дитя? — Она театрально всплеснула руками. — А чайку-то нальёшь старой матери? И внученьку показала бы…
Я колебалась. Годы настороженности кричали об опасности, но какая-то маленькая девочка внутри меня всё ещё надеялась увидеть в этой женщине настоящую маму.
— Хорошо, — я направилась на кухню. — Присядь пока в гостиной.
Включив чайник, я достала чашки, краем глаза наблюдая, как мать, вместо того чтобы сесть, медленно двигается по квартире, заглядывая во все углы.
Когда она скрылась в спальне, где стояла детская кроватка, сердце тревожно сжалось.
— Чай готов! — позвала я через пять минут.
— Ой, что-то расхотелось, — мать появилась в дверях кухни, нервно теребя сумку. — Мне пора, дела ещё есть.
— Подожди, — я преградила ей путь к выходу. — Может, поговорим? О прошлом? Может, хочешь извиниться за что-то?
Она усмехнулась — злобно, почти торжествующе.
— Извиниться? За что? За то, что вырастила неблагодарную дочь?
Не говоря больше ни слова, она выскользнула за дверь. В этот момент из спальни донёсся плач Любочки.
— Иду, маленькая, иду, — я поспешила к дочке.
Взяв её на руки, начала укачивать, шепча ласковые слова. Малышка постепенно успокоилась, положила головку мне на плечо.
И тут мой взгляд упал на комод — там, где ещё час назад стояла темно-синяя бархатная шкатулка с жемчужным ожерельем.
Сердце зашлось. Вот зачем приходила! Как в детстве, когда она выносила из дома всё, что можно было продать…
Камера наблюдения
Сразу же позвонила мужу.
— Никит, ты не брал синюю бархатную шкатулку с комода?
— Какую? А, с маминым жемчугом? Нет, конечно. Я как раз к родителям еду, хочу с твоей мамой познакомиться…
— Разворачивайся, — перебила я его. — Она только что была здесь. У меня. И шкатулка пропала.
— Что?! — в голосе Никиты послышалась тревога. — Как она нашла нашу квартиру? Я еду домой!
— Подожди, — меня осенило. — У нас же камера в прихожей!
Я быстро нашла номер Марины Сергеевны, нашей хозяйки. Она установила камеру после того, как у соседей была кража.
— Марина Сергеевна, извините за беспокойство, но у меня срочное дело. Помните, вы говорили, что можете просматривать записи с камеры?
— Да, Алана, а что случилось? — в её голосе слышалось беспокойство.
— Не могли бы вы посмотреть запись за последние полчаса? Кажется, у меня только что украли семейную реликвию.
— Конечно, сейчас, минутку… — послышался стук клавиш. — Так… вот, вижу… В квартиру входит женщина, примерно пятьдесят лет, в серой куртке… О! Смотрите! Что-то прячет в сумку. Потом подходишь ты, о чем-то разговариваете, и она уходит.
У меня перехватило дыхание.
— Марина Сергеевна, вы не могли бы приехать? Я хочу вызвать полицию, и нам понадобится доступ к записям.
— Конечно, дорогая! Буду через двадцать минут.
Я опустилась на диван, прижимая к себе дочку. Внутри всё кипело от злости и обиды.
Голос из рации
Когда Никита ворвался в квартиру, его встретила необычная картина: двое полицейских в форме, хозяйка квартиры с ноутбуком и я.
— Внимание всем постам, — говорил в рацию один из полицейских. — Разыскивается женщина, примерно 50-55 лет, рост 165, серая куртка, темные брюки, при себе имеет большую коричневую сумку.
Никита подбежал к нам.
— Алана, что случилось? Ты в порядке?
Я рассказала ему всё: как пришла мать, как пыталась вымогать деньги, как украла шкатулку с жемчугом его мамы.
— Это же надо, собственная мать… — покачал головой Никита, обнимая нас с дочкой.
Вдруг раздался голос из рации.
— Внимание! Подозреваемая задержана на улице Ленина. Обстоятельства задержания… — тут полицейский не сдержал усмешку, — необычные. Женщина провалилась в открытый канализационный люк. Наряд патрульно-постовой службы оказал помощь. При досмотре личных вещей обнаружена бархатная коробка с жемчужным ожерельем.
— Вот это да! — выдохнул Никита. — Вот уж действительно, от судьбы не уйдёшь.
Он крепче прижал меня к себе.
— Видишь, справедливость существует. И она не заставила себя долго ждать.
Я уткнулась ему в плечо, чувствуя, как отпускает напряжение последних часов.
Самые читаемые рассказы: