Никогда не думала, что вскрытие старых ран окажется долгожданным спасением.
— Отдашь половину накоплений — и разойдёмся.
— Я тебе ничего не должна, — отчеканила я. — Где ты была, когда я голодала? Когда я пряталась от твоих сoбутыльниkов? Когда я в пятнадцать лет убежала, ты хоть искала меня? А сейчас явилась за деньгами?
— Не забывайся! — прошипела она. — Я твоя мать!
— Нет, — я покачала головой. — Ты просто женщина, которая меня родила. И денег здесь ты не найдёшь — они на счету у мужа.
Мать стояла, нервно покусывая губы. Вдруг её лицо изменилось — появилась та самая фальшивая улыбка, которую я помнила с детства.
Обычно она так улыбалась, когда приходила социальный работник. Я укачивала нашу двухлетнюю Любочку, когда Никита снова завёл этот разговор.
Малышка наконец-то начала засыпать после целого дня капризов, и я очень надеялась, что мы не разбудим её своими разговорами.
— Если ты ещё раз спросишь про мою мать, мы обязательно поругаемся, — прошептала я, машинально поправляя розовое одеялко дочки.
— Алана, послушай, — Никита присел рядом со мной на диван, его карие глаза выражали искреннее беспокойство. — Я просто не понимаю, почему ты не хочешь познакомить меня с тёщей. Мы женаты уже три года, у нас растёт дочка… Разве не естественно хотеть знать всю семью?
Любочка во сне причмокнула губками, и я нежно погладила её по светлым кудряшкам. Тяжёлые воспоминания накатили волной, но я постаралась их отогнать.
— Я сбежала от неё в пятнадцать лет, — мой голос дрогнул. — И не хочу ничего о ней знать. Может быть… может быть, позже я расскажу тебе всё. Но не сейчас.
Никита, чутко уловив моё настроение, осторожно обнял меня, стараясь не потревожить спящую малышку. От него пахло свежим кофе и одеколоном, который я подарила ему на день рождения.
— Ладно, родная. Я больше не буду давить, — он поцеловал меня в висок. — Кстати, есть хорошие новости — мои родители приглашают нас на выходные в гости.
Я невольно улыбнулась, чувствуя, как отступает напряжение. Родители Никиты с первой встречи приняли меня как родную дочь.
Инна Николаевна всегда встречала нас с пирогами, а свёкор готов был часами возиться с внучкой. Как же мне повезло с новой семьёй!
— С удовольствием поедем, — ответила я, прижимаясь к плечу мужа.
К свекрови на выходные
В субботу после обеда мы приехали к родителям Никиты. В их уютной квартире всегда пахло свежей выпечкой и цветущими петуниями.
— Доченька моя приехала! — Инна Николаевна, маленькая, немного полная женщина с добрыми глазами, выбежала из кухни, вытирая руки о цветастый передник. — Давай-ка Любочку мне, ты, небось, устала её в машине держать.
— Нет-нет, мама Инна, я сама, — улыбнулась я, но сердце привычно потеплело от слова «доченька».
Из дома показался свёкор, Павел Андреевич, высокий седой мужчина.
— А где моя любимая внученька? Иди к дедушке! — он уже доставал из кармана шуршащий конфетный фантик.
— Пап, мы же договорились — никаких конфет, — строго сказал Никита, выгружая сумку из багажника. — Ей только два года!
— Да ладно тебе, сынок, одну малюсенькую…
— Павел! — шутливо погрозила мужу пальцем Инна Николаевна. — Прекрати потакать внучке. Лучше помоги накрыть на стол.
Когда мы расселись в гостиной за большим овальным столом, уставленным домашними разносолами, Никита вдруг засуетился.
— Мам, включи, пожалуйста, телевизор. Сейчас розыгрыш лотереи начнётся!
— Никитушка, неужели ты всё ещё в эти лотереи веришь? — рассмеялась Инна Николаевна. — Как в детстве был мечтателем, так и остался.
— А вот и зря смеётесь! — Никита важно выпрямился, доставая из кармана три сложенных билета. — Мне сон приснился: плыву я на лодке, а вокруг вместо воды — деньги плещутся!
— Ой, не могу! — схватилась за живот Инна Николаевна. — Паша, ты слышал? Прямо как ты в молодости — тоже всё про счастливые приметы рассказывал!
Я смотрела на эту тёплую семейную сцену, держа на коленях дочку, и думала о том, как удивительно устроена жизнь: одним достаётся счастливое детство в любящей семье, а другим…
Но я быстро отогнала эти мысли. Сейчас я была там, где должна была быть — среди людей, ставших мне настоящей семьёй.
Подарок
Никита, высунув от усердия кончик языка, старательно записывал выпадающие номера в телефон.
Я заметила, как Инна Николаевна то и дело бросает на меня какие-то особенные, загадочные взгляды, будто хочет что-то сказать, но не решается.
— Мама Инна, — не выдержала я наконец, — что-то случилось? Вы так смотрите на меня…
Свекровь словно только этого и ждала. Она встала, поправила свою неизменную брошку-камею и, загадочно улыбнувшись, сказала.
— Подожди минутку, доченька.
Она быстро скрылась в спальне, а через пару минут вернулась с небольшой бархатной шкатулкой темно-синего цвета.
На крышке поблескивала старинная серебряная монограмма.
— Вот, — Инна Николаевна протянула шкатулку мне, — это тебе, Аланочка.
Я осторожно открыла крышку и замерла: на черном бархате лежало изумительное жемчужное ожерелье.
Крупные натуральные жемчужины, нежно-розовые, переливались в свете люстры.
— Это… это невероятно красиво, — прошептала я, боясь дотронуться до украшения.
— Это наша семейная реликвия, — голос Инны Николаевны дрогнул. — Моя бабушка передала его маме, мама — мне, а теперь я передаю его тебе. Ты — часть нашей семьи, Алана, и имеешь полное право носить это ожерелье.
У меня защипало в глазах. Я осторожно положила шкатулку на стол и крепко обняла свекровь.
— ААААА! МЫ ВЫИГРАЛИ! — внезапный крик Никиты заставил нас всех подпрыгнуть. Любочка на диване проснулась и захныкала.
Никита, как большой ребенок, прыгал по комнате, размахивая лотерейным билетом.
— Десять миллионов! Десять миллионов, вы представляете?!
— Сынок, ты что, правда… — Павел Андреевич привстал с кресла, не веря своим ушам.
— Да-да-да! — Никита подбежал ко мне, схватил на руки и закружил. — Аланочка, теперь у нас будет своя квартира! Не придется больше снимать эту конуру!
— Никита, осторожнее! — засмеялась я. — Ожерелье же…
— Да ну это ожерелье! — он чмокнул меня в нос. — Теперь мы можем купить тебе хоть десять таких!
— Нет, — я прижала шкатулку к груди. — Это особенное. Оно дороже любых миллионов.
Инна Николаевна украдкой умилялась, глядя на нас.
Известная семья
Наша история попала в местную газету: «Молодая семья сорвала джекпот благодаря вещему сну». Никита, развалившись вечерами на диване с ноутбуком, часами просматривал сайты недвижимости.
— Смотри, любимая! — он поворачивал экран ко мне. — Трёхкомнатная в новостройке, двадцатый этаж, панорамные окна…
— Нет-нет, — качала я головой, укачивая Любочку. — Слишком высоко с малышкой. И район не очень.
— А эта? В сталинке, потолки четыре метра…
— Ремонта там на половину выигрыша, — улыбалась я, радуясь его энтузиазму.
Телефонный звонок нарушил уютную атмосферу вечера. На экране высветилось «Мама Инна».
— Аланочка, — голос свекрови звучал как-то странно, напряженно. — Тут такое дело… К нам пришла твоя мама.
Время словно остановилось. В ушах зазвенело, а перед глазами поплыли черные точки.
— Что? — выдохнула я. — Как… как она вас нашла?
— Говорит, увидела вашу фотографию в газете, — Инна Николаевна говорила осторожно, будто боясь спугнуть. — Она… она хочет тебя увидеть, Алана.
Никита, заметив мое состояние, забрал у меня телефон.
— Мам, что случилось?
Он внимательно выслушал мать.
— Конечно, мы сейчас приедем! — воскликнул он, завершая разговор.
— Нет, — мой голос звучал глухо. — Я никуда не поеду.
— Алана, но это же твоя мать! — Никита присел рядом со мной. — Десять лет прошло, может, она изменилась? Хотя бы дай ей шанс объясниться.
— Нет! — я почти кричала, и Любочка испуганно заплакала. — Ты не знаешь… ты ничего не знаешь! Я не хочу её видеть!
Никита молча смотрел на меня несколько секунд, потом решительно встал.
— Хорошо. Тогда я поеду один. Я имею право познакомиться с твоей матерью.
— Делай что хочешь, — я отвернулась к окну, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
Входная дверь хлопнула. В темнеющем окне я видела, как Никита садится в машину.
Любочка, словно чувствуя моё состояние, притихла и прижалась к груди. Я крепко обняла дочку, шепча.
— Никогда, слышишь, никогда я не позволю никому обидеть тебя, как обижали меня.
Звонок в дверь
Неожиданный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. «Наверное, Никита что-то забыл», — подумала я, укладывая задремавшую Любочку в кроватку.
Даже не глянув в глазок, я открыла дверь и застыла.
На пороге стояла она — постаревшая, но всё с тем же тяжёлым взглядом, с той же складкой у губ.
От неё едва уловимо пахло спиртным — знакомый с детства запах, от которого к горлу подступила тошнота.
— Как… как ты нашла меня? — голос предательски дрожал.
— А твоя свекровушка, душа-человек, — с издёвкой протянула мать, — адресок подсказала. Что же ты, доченька, — последнее слово она почти выплюнула, — даже не пригласишь родную мать в дом?
Она протиснулась мимо меня в прихожую, цепким взглядом окидывая съёмную квартиру. Я машинально прикрыла дверь детской — только бы не разбудила Любочку.
— Значит, так, — мать повернулась ко мне, сбросив потёртую куртку на банкетку. — В богатеи выбилась? В газетах красуешься? А про мать, значит, и не вспомнила? Я тебя растила, ночей не спала…
— Не спала, потому что пьяная была, — я сама удивилась, как твёрдо прозвучал мой голос. — У меня своя жизнь, у тебя — своя. Давай на этом и остановимся.
Она прищурилась, и я узнала этот взгляд.
— Значит, так говоришь? — она шагнула ближе. — А я вот думаю, что ты должна поделиться с матерью своим богатством. Половину отдашь — и разойдёмся.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева — не за себя, за дочку, которая мирно спала за стеной.
— Я тебе ничего не должна, — отчеканила я. — Где ты была, когда я голодала? Когда я пряталась от твоих собутыльников? Когда я в пятнадцать лет убежала, ты хоть искала меня? А сейчас явилась за деньгами?
— Не забывайся! — прошипела она. — Я твоя мать!
— Нет, — я покачала головой. — Ты просто женщина, которая меня родила. И денег здесь ты не найдёшь — они на счету у мужа.
Мать стояла, нервно покусывая губы. Вдруг её лицо изменилось — появилась та самая фальшивая улыбка, которую я помнила с детства.
Обычно она так улыбалась, когда приходила социальный работник.
— Да ты что, доченька, — её голос стал приторно-сладким. — Я же пошутила. Разве может мать требовать денег у родного дитя? — Она театрально всплеснула руками. — А чайку-то нальёшь старой матери? И внученьку показала бы…
Я колебалась. Годы настороженности кричали об опасности, но какая-то маленькая девочка внутри меня всё ещё надеялась увидеть в этой женщине настоящую маму.
— Хорошо, — я направилась на кухню. — Присядь пока в гостиной.
Включив чайник, я достала чашки, краем глаза наблюдая, как мать, вместо того чтобы сесть, медленно двигается по квартире, заглядывая во все углы.
Когда она скрылась в спальне, где стояла детская кроватка, сердце тревожно сжалось.
— Чай готов! — позвала я через пять минут.
— Ой, что-то расхотелось, — мать появилась в дверях кухни, нервно теребя сумку. — Мне пора, дела ещё есть.
— Подожди, — я преградила ей путь к выходу. — Может, поговорим? О прошлом? Может, хочешь извиниться за что-то?
Она усмехнулась — злобно, почти торжествующе.
— Извиниться? За что? За то, что вырастила неблагодарную дочь?
Не говоря больше ни слова, она выскользнула за дверь. В этот момент из спальни донёсся плач Любочки.
— Иду, маленькая, иду, — я поспешила к дочке.
Взяв её на руки, начала укачивать, шепча ласковые слова. Малышка постепенно успокоилась, положила головку мне на плечо.
И тут мой взгляд упал на комод — там, где ещё час назад стояла темно-синяя бархатная шкатулка с жемчужным ожерельем.
Сердце зашлось. Вот зачем приходила! Как в детстве, когда она выносила из дома всё, что можно было продать…
Камера наблюдения
Сразу же позвонила мужу.
— Никит, ты не брал синюю бархатную шкатулку с комода?
— Какую? А, с маминым жемчугом? Нет, конечно. Я как раз к родителям еду, хочу с твоей мамой познакомиться…
— Разворачивайся, — перебила я его. — Она только что была здесь. У меня. И шкатулка пропала.
— Что?! — в голосе Никиты послышалась тревога. — Как она нашла нашу квартиру? Я еду домой!
— Подожди, — меня осенило. — У нас же камера в прихожей!
Я быстро нашла номер Марины Сергеевны, нашей хозяйки. Она установила камеру после того, как у соседей была кража.
— Марина Сергеевна, извините за беспокойство, но у меня срочное дело. Помните, вы говорили, что можете просматривать записи с камеры?
— Да, Алана, а что случилось? — в её голосе слышалось беспокойство.
— Не могли бы вы посмотреть запись за последние полчаса? Кажется, у меня только что украли семейную реликвию.
— Конечно, сейчас, минутку… — послышался стук клавиш. — Так… вот, вижу… В квартиру входит женщина, примерно пятьдесят лет, в серой куртке… О! Смотрите! Что-то прячет в сумку. Потом подходишь ты, о чем-то разговариваете, и она уходит.
У меня перехватило дыхание.
— Марина Сергеевна, вы не могли бы приехать? Я хочу вызвать полицию, и нам понадобится доступ к записям.
— Конечно, дорогая! Буду через двадцать минут.
Я опустилась на диван, прижимая к себе дочку. Внутри всё кипело от злости и обиды.
Голос из рации
Когда Никита ворвался в квартиру, его встретила необычная картина: двое полицейских в форме, хозяйка квартиры с ноутбуком и я.
— Внимание всем постам, — говорил в рацию один из полицейских. — Разыскивается женщина, примерно 50-55 лет, рост 165, серая куртка, темные брюки, при себе имеет большую коричневую сумку.
Никита подбежал к нам.
— Алана, что случилось? Ты в порядке?
Я рассказала ему всё: как пришла мать, как пыталась вымогать деньги, как украла шкатулку с жемчугом его мамы.
— Это же надо, собственная мать… — покачал головой Никита, обнимая нас с дочкой.
Вдруг раздался голос из рации.
— Внимание! Подозреваемая задержана на улице Ленина. Обстоятельства задержания… — тут полицейский не сдержал усмешку, — необычные. Женщина провалилась в открытый канализационный люк. Наряд патрульно-постовой службы оказал помощь. При досмотре личных вещей обнаружена бархатная коробка с жемчужным ожерельем.
— Вот это да! — выдохнул Никита. — Вот уж действительно, от судьбы не уйдёшь.
Он крепче прижал меня к себе.
— Видишь, справедливость существует. И она не заставила себя долго ждать.
Я уткнулась ему в плечо, чувствуя, как отпускает напряжение последних часов.
Самые читаемые рассказы:
Неужели счастье так близко, но все еще недоступно?
Когда же наступит тот день, когда страх отпустит?
Судьба, обманом отобравшая дерзкие мечты, уже близка.
Она была готова всё потерять ради иллюзии счастья.
Она не была лишь сестрой, её искали как единственную.
Неожиданное письмо может изменить всё!