– Твоя мать меня уже достала! Живёт на всём готовом, на меня вечно наговаривает… прогони её! – кричала я на мужа, не в силах это больше терпеть.
– Да что ты на неё взъелась? Это же мама!
– Не делай вид, что не знаешь об её поступке…
Я помню тот вечер, словно он был вчера. Только вернулась из своей танцевальной студии, всё тело приятно гудело после занятий. Сбросила туфли в прихожей, зашла на кухню и увидела Пашу. Сидит за столом с каким-то потерянным видом.
– Мама приезжает.
Три года отношений, помолвка, планы на свадьбу – рано или поздно мне пришлось бы встретиться с его матерью. Но я была не готова.
– Значит, это ты та самая – Ира…
Она произнесла это таким тоном, которым обычно констатируют крайне неприятные факты.
До её приезда дни прошли в каком-то лихорадочном тумане.
Паша метался по квартире, переставляя вещи, пытаясь придать нашему дому тот вид, который, как ему казалось, одобрила бы его мать.
Мои работы из глины Паша убрал с полок, все фотографии с моими выступлениями тоже спрятал. Он будто пытался стереть все следы моего присутствия.
– Может, тебе и меня куда-нибудь убрать? – пошутила я.
Тело танцовщицы
В день приезда Инны Викторовны я стояла перед зеркалом и разглядывала своё отражение.
Тонкие серебряные кольца в ушах, едва заметная татуировка на запястье – дань молодости.
Тело танцовщицы – сильное, гибкое, но не для моей будущей свекрови. Инна Викторовна уже составила обо мне мнение, даже не видя меня. Для неё я была «той самой», которая «совратила» её сына, увела его с «правильного пути».
Приличные девушки так не выглядят…
Звонок в дверь. Паша бросился открывать, а я осталась стоять на кухне, вцепившись пальцами в столешницу.
Звук шагов, шуршание платья, голос в прихожей – и вот она вошла.
Инна Викторовна оказалась маленькой, сухощавой женщиной с идеальной осанкой и цепким взглядом.
Она окинула меня им с головы до ног, задержавшись на татуировке, и я физически ощутила её неодобрение.
Пашенька, ты похудел. Совсем тебя не кормят.
Я протянула руку, но она сделала вид, что не заметила этого жеста, повернувшись к сыну.
– Пашеньке нужно больше заботы! Он привык к домашней еде.
Тот вечер стал первым в череде бесконечных унижений и мелких колкостей. Инна Викторовна расположилась в нашей квартире, как хозяйка медной горы.
А Паша неожиданно для меня превратился в того самого Пашеньку, которого и хотела видеть мать. Стал реже смотреть мне в глаза. А по ночам слышала, как они шепчутся на кухне.
В наше время таких, как ты, называли по-другому.
Я держалась. Улыбалась, готовила завтраки, уходила в студию и возвращалась домой.
Всё изменилось в тот день, когда Инна Викторовна пришла в мою студию. Я как раз заканчивала занятие, когда увидела её в дверях – прямую, как струна, с поджатыми губами.
Она наблюдала за тем, как я веду урок, и каждое моё движение, казалось, вызывало у неё физическую боль.
После занятия подошла ко мне и сказала тихо, но чётко:
– Когда я была молодая, приличные мальчики на таких, как ты, не женились!
От услышанного у меня разгорелись щёки.
– К счастью, времена меняются! – ответила я, сделав вид, что меня не задели её слова.
Готовить надо с любовью, а не как попало.
После той встречи в студии напряжение дома достигло точки кипения. Каждый ужин превращался в молчаливую духоту, прерываемую лишь звоном столовых приборов и редкими замечаниями Инны Викторовны.
– Пашенька, ты совсем не ешь, – в очередной раз начала она. – Опять она приготовила невкусно.
Я положила вилку на стол.
– Может, попробуете сами приготовить ужин завтра, Инна Викторовна?
Она поджала губы.
– Мам, перестань, – наконец подал голос Паша. – Ира прекрасно готовит.
– Конечно-конечно, – протянула свекровь. – Просто борщ сварить и пироги испечь уметь надо. А сейчас все только пошлыми танцами занимаются.
Ты мог найти себе нормальную девушку из хорошей семьи.
– А что не так с танцами?
– Ира, давай не будем. – попытался остановить меня Паша.
– Нет, давай будем, – я повернулась к Инне Викторовне. – Скажите прямо, что вас не устраивает?
Она отложила салфетку.
– Ты действительно хочешь знать? Хорошо. Я считаю, что приличная девушка не должна вертеться полуголой перед чужими мужчинами. Это непристойно.
– Мама! – вскрикнул Паша.
– Что «мама»? Я говорю то, что думаю. Ты мог найти себе нормальную девушку из хорошей семьи. А вместо этого связался… с этой.
Я встала из-за стола.
– Знаете что? Я тоже скажу, что думаю. Вы не имеете права приходить в наш дом и оскорблять меня. Я люблю вашего сына, и он любит меня. А вы пытаетесь всё разрушить из-за своих устаревших представлений о приличиях.
– Ира, пожалуйста, – Паша схватил меня за руку. – Давай не будем ссориться.
Я вырвала руку.
– Нет, Паша. Хватит молчать. Скажи ей. Скажи, что ты думаешь.
Он переводил взгляд с меня на мать и обратно, явно не зная, что делать.
– Я… я думаю, нам всем нужно успокоиться.
– Вот именно! – подхватила Инна Викторовна. – Пашенька всегда был разумным мальчиком. В отличие от некоторых…
Пошлое фото
На следующее утро я проснулась от звуков на кухне. Инна Викторовна гремела кастрюлями, что-то бормоча себе под нос. Паша уже ушёл на работу.
– Доброе утро. – сказала я, входя на кухню.
– А, проснулась наконец. – произнесла она и даже не обернулась. – В моё время девушки вставали с петухами.
– В ваше время девушки и замуж выходили в шестнадцать лет. Времена меняются.
Она резко повернулась.
– Не дерзи! Знаешь, что я вчера нашла?
Она достала из кармана фартука фотографию. Одну из тех, что Паша убрал перед её приездом. На ней я была в сценическом костюме, во время выступления.
– И это невеста моего сына? – она покачала головой. – Знаешь, что подумают люди?
Она роется в наших вещах. Это ненормально!
– Меня не волнует, что подумают люди. Важно только то, что думает Паша.
– Паша? – она усмехнулась. – Паша сейчас ослеплён. Но он очнётся. Рано или поздно.
В этот момент зазвонил телефон. Это была моя подруга Света из студии.
– Привет! Слушай, у нас форс-мажор. Марина заболела, сможешь провести её группу сегодня?
– Да, конечно, – ответила я, глядя прямо на Инну Викторовну. – С удовольствием.
После звонка она показательно зацокала.
– Я работаю, Инна Викторовна. Это нормально в двадцать первом веке.
– Это ты называешь работой?
Твоя невеста предложила мне раздеться.
Мне надоел этот бессмысленный спор и я предложила ей пойти со мной в студию.
– Это ещё зачем?
– Чтобы понять. Прежде чем судить, нужно увидеть своими глазами, разве нет?
К моему удивлению, она согласилась.
Танец – это моя стихия. В студии я становилась свободной от всего. Инна Викторовна сидела в углу, наблюдая, как я веду занятие.
– Спина прямая, подбородок поднят, – говорила я своим ученицам. – Танец – это не просто движения. Это способ выразить себя, обрести уверенность.
После занятий она подошла ко мне и сказала:
– Я всё равно считаю, что это несерьёзно. Но… – она сделала паузу, – Возможно, я была слишком… категорична.
– Тогда вам надо самой попробовать!
Лицо её сразу изменилось. Она фыркнула и отвернулась.
Опять с грязью возишься?
Я подняла глаза. Она стояла в дверях, завернувшись в старомодный халат, с чашкой кофе в руках. В тусклом свете настольной лампы её лицо казалось мягче обычного.
– Это не грязь, – ответила я спокойно. – Это глина. Хотите попробовать?
– Вот ещё! Я что, замарашка какая–то. Иди лучше на ужин что-нибудь приготовь, я голодна. Да и Пашенька скоро придёт.
Я чуть не испортила фигуру танцовщицы, которую лепила третий час.
– У меня сейчас свободное время, которое я трачу только на себя. Хотите есть, вперёд к холодильнику и готовьте!
Паша увидит, какой должна быть хозяйка.
Она фыркнула и вышла. В тишине было слышно тиканье часов и далёкий шум улицы.
– Ир, в студии сработала сигнализация, нужно приехать! – мне позвонила напарница.
Я быстро собралась и уехала. Меня не было часа два, а когда я приехала, квартира наполнилась запахом жареной курицы.
– Одумалась наконец… – прошептала я, снимая туфли.
Паша уже сидел за столом и улыбался.
– Явилась – не запылилась… Мой руки и садись ужинать. Сейчас узнаешь, что такое настоящая хозяйка.
Я сбегала в ванну и вскоре вернулась.
Твоя мать меня уже достала!
Инна Викторовна сняла фартук и положила клош ближе к себе и к Паше. На удивление, второй она пододвинула мне.
– На, Ирочка, тут меньше калорий, тебе понравится! А нам с Пашенькой нужно жирненькое, чтобы немного набрать.
Она подняла свою крышку. Там находилась аппетитная курочка с корочкой.
– Вкуснотища какая! – промурчал Паша.
Я подняла крышку своего блюда и онемела. Там лежал большой кусок глины.
Тут же ринулась в свою комнату. Фигурка танцовщицы была смята.
Прогони её!
Терпеть такое поведение было просто невозможно. Я зашла на кухню. Инна Викторовна смотрела на меня с ухмылкой.
– Пашенька, твоя невеста шуток совсем не понимает. Представляешь, даже пальцем не пошевелила, чтобы исполнить свой женский долг. Только в грязи ковырялась.
– Вон!
– Что? – переспросила она словно не поверила своим ушам.
– Вон из моего дома!
– Пашенька, эта… твоя невеста совсем обезумела. Она выгоняет твою мать!
Мой сын с такой… будет опозорен!
Паша долго молчал, не решаясь вмешаться, но всё же встал из-за стола и произнёс:
– Мама, – сказал он тихо, но твёрдо. – Тебе действительно лучше уйти.
Инна Викторовна что-то кричала, проклинала, угрожала лишить наследства. Паша помогал ей собирать вещи, а я стояла у окна, глядя на закат.
Он отвёз её и вскоре вернулся. Мы долго сидели в тишине. Паша держал меня за руку, а я думала о том, что некоторые люди застряли в прошлой эпохе, и их невозможно изменить.
– Прости. – сказал он наконец
Заставила свекровь сесть на шпагат
Через год мы поженились. Инны Викторовны не было на нашей свадьбе. Паша стал приходить в студию, наблюдал за занятиями, а однажды даже попробовал сам встать к станку. Он оказался ужасным танцором.
– У вас найдётся место для ещё одной ученицы?
Я обернулась. Это стояла она.
– Занятие начинается через пять минут, переоденьтесь!
Она кивнула и вошла внутрь. А я подумала, что, может быть, мы все немного похожи на глину – мнёмся, но не ломаемся, тускнеем, но поддаёмся полировке. И самое главное – умеем принимать правильную форму. Узнавайте о новых рассказах первыми: группа в VK , Одноклассники, Телеграм
Самые свежие рассказы для вас: