— У тебя совесть есть? — мой голос дрожал.
Он медленно опустил журнал, посмотрел на меня без тени смущения.
— А чего мне стыдиться?
Он демонстративно поднял журнал, закрываясь от меня.
Сентябрьское утро выдалось пасмурным. Небо затянули свинцовые облака, словно предвещая что-то недоброе.
В маленьком кафе на углу Садовой было немноголюдно — самое время для неспешных разговоров за чашкой кофе.
Я встретилась здесь с Машкой — моей закадычной подругой еще со студенческих времен.
Она, как всегда, опоздала на пятнадцать минут, влетела в кафе растрёпанная, с извечным «Сорри, я тут немного застряла».
— Да ладно тебе извиняться, — махнула я рукой, — я уже привыкла к твоему «академическому четверть часа».
Машка плюхнулась на стул напротив, взъерошила свои рыжие кудри.
— Ой, Светик, ты же знаешь — без этого никак. Метро сегодня, как назло, забито. Народищу — яблоку упасть некуда!
Официантка принесла наш заказ — капучино для меня и американо с круассаном для Машки. Подруга тут же вцепилась в выпечку, как будто неделю не ела.
— Ну, рассказывай, как твои трудовые будни? — спросила она с набитым ртом. — А то мы сто лет не виделись.
Я обхватила ладонями горячую чашку, собираясь с мыслями.
— Да что рассказывать… На работе завал полный. Верка в декрет ушла, а её проект на меня повесили. Начальство, видите ли, экономит на новом сотруднике.
— И что, совсем никого не берут?
— Какое там! — я фыркнула. — Говорят: «Света, вы же молодой перспективный специалист, справитесь». А то, что у меня своих задач выше крыши — это никого не волнует.
Машка намазала джемом очередной кусок круассана.
— Слушай, ну а что ты хотела? Сейчас везде так. Молодых нагружают по полной программе. Зато опыт какой получишь! На молодом горбу, как говорится, много чего можно вынести — не сломаешься.
— Ага, особенно если этот горб уже в три погибели согнулся, — проворчала я, помешивая кофе.
— Да брось ты киснуть! — Машка всегда была оптимисткой. — Вот помяни моё слово: попыхтишь полгодика, зато потом премию отхватишь!
При слове «мама» что-то внутри меня дрогнуло. Накатило странное, необъяснимое беспокойство.
Словно холодной водой окатило. Руки вдруг задрожали, и я поспешно поставила чашку на стол.
Машка мгновенно уловила перемену в моём настроении.
— Эй, ты чего? На тебе лица нет!
— Не знаю… — я потёрла вдруг похолодевшие ладони. — Как-то не по себе стало. Знаешь, бывает такое чувство — будто что-то случилось, а ты ещё не знаешь что?
— Ой, да ты просто переутомилась! — отмахнулась Машка. — Сейчас кофейку попьём, и всё пройдёт. Хочешь, я тебе свежий анекдот расскажу? Вчера Колька с работы принёс…
Но договорить она не успела. Мой телефон вдруг ожил, высветив на экране имя отчима. Чернов. Сердце зашлось — он никогда не звонил просто так.
— Алло… — я почему-то перешла на шёпот.
— Света, — его голос звучал глухо, будто из-под земли. — Мама… мамы больше нет.
Время словно остановилось. В ушах зашумело, комната поплыла перед глазами. Я смотрела, как капля кофе медленно стекает по белой чашке, и не могла произнести ни слова.
— Света? Ты слышишь? — голос отчима доносился откуда-то издалека.
— Да… — губы едва шевелились. — Я… я завтра прилечу.
Машка уже стояла рядом, трясла меня за плечо.
— Светка! Что стряслось? На тебе же лица нет!
Я молча покачала головой, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. Нужно было срочно купить билет, собрать вещи, предупредить на работе…
Но я просто сидела, глядя в одну точку, и не могла поверить, что мамы — моей единственной, любимой мамочки — больше нет.
— Поехали, — Машка решительно потянула меня за руку. — Я тебя довезу. В таком состоянии одну не отпущу.
Мы вышли из кафе. Моросил мелкий дождь, но я его даже не чувствовала.
Старый телевизор
В иллюминатор лился тусклый свет осеннего дня. Самолёт набирал высоту, и город под крылом становился всё меньше, превращаясь в игрушечный макет.
Я откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.
Воспоминания нахлынули волной, унося меня на двадцать лет назад, в нашу старую квартиру на Заречной…
Вот мне пять лет. Сижу на коленях у папы. От него пахнет табаком и одеколоном «Лагуна». Мы смотрим «Ну, погоди!» на нашем стареньком «Рекорде».
Телевизор долго прогревается, изображение чуть рябит, но нам всё равно.
— Пап, а почему волк всё время за зайцем гоняется? — спрашиваю я.
— А потому что, Светлячок, он его поймать не может, — смеётся папа. — Вот и злится.
Мама на кухне гремит посудой, готовит нам обед. От приятного запаха у меня начинает урчать в животе.
— Мои голодные путешественники, — кричит она, — идите уже кушать!
А вот мне уже пятнадцать. Сижу за письменным столом, решаю задачки по алгебре. Папа возится с магнитофоном.
— Эх, руки-крюки, — ворчит он добродушно. — Светик, подай-ка отвёртку!
Я бегу в коридор, где на полке лежит папин инструмент. Мама качает головой.
— Коля, может, новый купим? Что ты с этим старьём возишься?
— Э, нет! — папа поднимает вверх указательный палец. — Старый конь борозды не портит. Починим — будет как новенький!
Потом был тот страшный день. Я как раз готовилась к контрольной по геометрии. Звонок в дверь. На пороге — соседка, Анна Петровна.
Бледная, руки трясутся.
— Света, где мама? На работе? Беги, доча, звони ей… Папе твоему плохо стало, скорая увезла…
Когда отца не стало, мама неделями не выходила из комнаты, только плакала. Я варила супы из пакетиков, пыталась хоть как-то наладить быт.
В пятнадцать лет мне пришлось повзрослеть.
— Доченька, — говорила мама, гладя меня по голове, — прости меня. Я должна быть сильной, ради тебя. Папа бы этого хотел.
Постепенно жизнь входила в колею. Я с головой ушла в учёбу — готовилась к поступлению. Мама вернулась на работу в библиотеку.
А потом появился он — Георгий Чернов.
Помню тот вечер. Мне семнадцать, готовлюсь к выпускным экзаменам. Мама непривычно суетится на кухне.
— Светик, к нам сегодня гость придёт. Георгий Александрович, мой… коллега.
Чернов оказался невысоким мужчиной средних лет с залысинами и маленькими цепкими глазками. Ничего особенного — типичный работник районной администрации.
— Очень приятно, Светлана, — протянул он мне руку. — Наслышан о твоих успехах в школе.
Я кивнула, пробормотала что-то вежливое. Мама суетилась вокруг него, подкладывала салаты.
— Жора, попробуй оливье! Я специально готовила.
Потом я уехала учиться в Москву. Институт, общага, новые друзья — жизнь закрутилась.
Домой выбиралась редко — то сессия, то практика, то подработка. А когда приезжала, заставала одну и ту же картину: мама с Черновым на диване смотрят сериалы, он что-то жуёт, она вяжет.
— Как ты, доченька? — спрашивала мама. — Может, домой вернёшься? Тут тоже работу можно найти.
— Нет, мам. У меня там всё хорошо.
С Черновым мы держались подчёркнуто вежливо. Здравствуйте-до свидания, и ладно. Он не лез в мою жизнь, я — в его.
Хотя иногда ловила на себе его странный, изучающий взгляд…
Я вздрогнула — самолёт начал снижение. За окном показались знакомые очертания родного города.
Стюардесса объявила о посадке. Я застегнула ремень.
Гостиница
Аэропорт встретил меня гулким эхом шагов и равнодушными голосами из динамиков.
Я стояла у ленты выдачи багажа, растерянно оглядываясь по сторонам. Никто не махал мне рукой, не спешил навстречу.
Достала телефон и позвонила отчиму. Гудки были длинными, будто нехотя пробивались сквозь расстояние.
— Да, Свет, — голос Чернова звучал устало.
— Георгий Александрович, я прилетела. Вы где?
— В гостинице.
Я опешила. Гостиница? Сейчас?
— А почему не дома? Что-то случилось?
В трубке повисла тяжёлая пауза.
— Понимаешь, Света… Тяжело мне там сейчас находиться. Каждая вещь о ней напоминает. Решил пока здесь пожить, в гостинице.
«А мне, значит, не тяжело?» — хотелось крикнуть в трубку. Но я сдержалась.
— Нужно поминки организовать, — сказала я как можно спокойнее. — Тут недалеко ресторан есть, я помню. Можно там заказать. Я все расходы возьму на себя.
— Да-да, конечно, — в его голосе не было ни капли интереса. — Организовывай всё, как считаешь нужным.
— А вы… вы придёте?
— Постараюсь, — ответил он после паузы. — Мне пора, извини.
В трубке раздались короткие гудки. Я медленно опустила телефон и тяжело вздохнула.
Чемодан наконец появился на ленте. Я подхватила его и направилась к выходу. Холодный ветер кольнул лицо капельками мелкого дождя.
— Такси вызывали? — окликнул меня немолодой водитель у стоянки.
— Да, на Заречную, пожалуйста.
Старенькая «Лада» петляла по улицам города. Всё казалось таким знакомым и одновременно чужим.
Вот булочная, где мы с мамой покупали горячие батоны. Парк, где папа учил меня кататься на велосипеде. Библиотека, куда мама ходила на работу…
— Приехали, — голос таксиста вырвал меня из воспоминаний.
Я расплатилась и вышла. Наш пятиэтажный дом, третий подъезд, квартира 47. Ничего не изменилось — те же облупленные стены, скрипучая дверь, запах кошек в подъезде.
Соседка
Я поднялась по знакомой лестнице, считая ступеньки — привычка с детства.
Достала связку ключей. Попробовала вставить ключ — не входит. Присмотрелась внимательнее: замки были совершенно новые, блестящие.
— Как же так? — пробормотала я вслух. — Почему он не сказал?
Достала телефон, но тут же убрала обратно. Нет, звонить отчиму не хотелось. Повернулась к соседней двери — там жила Галина Ивановна, старая мамина подруга. Позвонила.
За дверью послышалось шарканье тапочек, звяканье цепочки.
— Кто там? — раздался знакомый голос.
— Галина Ивановна, это я, Света.
Дверь распахнулась. На пороге стояла седая женщина в цветастом халате.
— Светочка! Деточка моя! — и крепко обняла меня. — Прилетела, значит… Горе-то какое, а? Не уберегли мы Танечку…
Я прижалась к её плечу, чувствуя знакомый запах корицы и ванили — Галина Ивановна всегда пекла самые вкусные пироги в подъезде.
— Галина Ивановна, — спросила я, немного отстранившись, — а у вас случайно нет запасных ключей? Я не могу попасть в квартиру.
Соседка как-то странно на меня посмотрела, губы её дрогнули.
— Ой, Светик… Проходи-ка на кухню. Разговор у нас с тобой будет.
В маленькой кухоньке всё было по-прежнему: занавески в мелкий цветочек, старенький буфет, на подоконнике — герань.
Галина Ивановна засуетилась.
— Сейчас чайку поставлю. С дороги-то, небось, замёрзла?
— Спасибо, не надо, — покачала я головой. — Что случилось, Галина Ивановна?
Она тяжело опустилась на табурет.
— Присядь, милая. То, что я тебе расскажу… В общем, негоже стоя такое слушать.
Я послушно села. Соседка всё не решалась начать, теребила край скатерти, вздыхала.
— Галина Ивановна, не томите…
— Да-да, конечно, — она наконец подняла на меня глаза. — Понимаешь, Света… Тут такое дело…
Наследство матери
Галина Ивановна засуетилась у буфета, достала графин с компотом.
— Вот, попей, милая. Ягоды с моего огорода.
Налила в стакан тёмно-бордовую жидкость. Я машинально отпила глоток.
— Галина Ивановна, что случилось? Вы меня пугаете.
Соседка тяжело вздохнула.
— Светочка, ты ведь не знаешь, как тут у нас всё было последнее время…
— Что вы имеете в виду?
— Квартиру-то вашу… — она запнулась. — Продал её Георгий Александрович. Сразу как Танечка…
Я поперхнулась.
— Как продал? Не может быть! Квартира должна мне по наследству перейти!
— Эх, Света, Света… — Галина Ивановна покачала головой. — Мама-то твоя давно квартиру на него переписала. Он её уговорил. Говорил, мол, так проще будет, не придётся потом с документами возиться. Обещал, что всё тебе достанется, просто через него. А Танечка поверила…
Я сидела, оглушённая этой новостью. Руки дрожали, и компот из стакана пролился на скатерть.
— Даже девяти дней не дождался, — продолжала соседка. — Как только справку получил, так сразу и продал по дешёвке. День назад документы подписал с новыми хозяевами. Я видела, как они приходили квартиру смотреть.
— А вещи? — выдавила я. — Мамины вещи, фотографии?
— Не знаю, милая. Он тут что-то собирал, увозил. А что осталось — не ведаю. Замки-то сразу поменял, никого не пускает.
Я смотрела в окно на серое осеннее небо, и не могла поверить, что всё это происходит наяву.
Квартира, где прошло моё детство, где каждый угол хранил воспоминания о папе и маме — теперь продана чужим людям.
Поиск отчима
Я вышла от Галины Ивановны, чувствуя себя совершенно разбитой. Ноги едва слушались. В этот момент дверь нашей квартиры оказалась открытой — видимо, рабочие выносили мусор.
Я застыла на пороге. Квартира, где прошло моё детство, была пуста.
Голые стены, местами ободранные обои, на полу строительный мусор. Никаких следов прежней жизни — ни маминого трюмо, ни папиного кресла, ни книжных полок.
Два незнакомых мужчины в спецовках что-то обсуждали, держа в руках рулетку.
— Девушка, вы к кому? — спросил один из них.
— Я… я просто… — слова застряли в горле. — Извините.
Выскочила на лестничную клетку, достала телефон. Позвонила отчима — длинные гудки, никто не отвечал. Второй раз, третий — тот же результат.
«Три гостиницы, — подумала я. — Всего три гостиницы в городе. Найду».
Спустилась вниз, поймала такси. Первой была «Заря» на центральной площади. На ресепшене молоденькая девушка покачала головой — нет, постояльца с такой фамилией у них нет.
Во второй тоже его не оказалось.
Оставалась последняя — «Волга» возле речного вокзала.
Чернов вальяжно развалился в потёртом кожаном кресле холла, листая глянцевый журнал. Я села напротив, чувствуя, как внутри всё клокочет от злости.
— У тебя совесть есть? — мой голос дрожал.
Он медленно опустил журнал, посмотрел на меня без тени смущения.
— А чего мне стыдиться?
— Ты… — я с трудом сдерживалась, чтобы не кричать. — Бездельник! Сколько лет жил за счёт маминой пенсии? И деньги, которые я присылала, все уходили на твои прихоти. А теперь ещё и с квартирой… Обманул, заставил переписать!
Чернов поправил очки и посмотрел так, словно разговаривал с назойливой мухой.
— Я это заслужил. Кто за ней ухаживал все эти годы? Кто поддерживал? А ты что? В своей Москве прекрасно устроилась, и дела тебе не было до матери.
— Да как ты смеешь! — я подалась вперёд. — Я училась и работала одновременно! Подрабатывала по ночам, чтобы маме помогать! А ты…
Он демонстративно поднял журнал, закрываясь от меня.
— Всё, разговор окончен. Квартира продана, документы подписаны. Точка.
Я смотрела на этого человека и не могла поверить, что мама прожила с ним столько лет.
Тёплые воспоминания
Я собралась и позвонила Галине Ивановне.
— Здравствуйте, это снова Света. Я решила организовать поминки в ресторане «Берёзка», помните такой? Пожалуйста, передайте всем маминым знакомым, коллегам. Завтра в два часа.
Положила трубку и присела на скамейку в сквере напротив гостиницы.
Перед глазами всплыла картина из детства: я, маленькая, сижу на пушистом коричневом ковре, скрестив ноги по-турецки.
По телевизору идёт «Ну, погоди!», экран немного рябит, но мне всё равно.
Мама сидит в своём любимом кресле и вяжет мне носочки из мягкой шерсти. Иногда поглядывает на меня поверх очков и улыбается.
А папа, прижав трубку телефона плечом к уху, увлечённо обсуждает с другом предстоящую рыбалку:
«Нет, Витя, на карася лучше брать червя, а на окуня — мотыля…»
Я смотрела на пролетающие листья берёзы, кружащиеся в прохладном осеннем воздухе. На душе было пусто и горько.
Что теперь можно изменить? Ничего. Разве что сохранить в памяти те тёплые, уютные вечера, когда мы были вместе и счастливы.
Интригующие рассказы с продолжением: