Как можно поверить, что всё, что осталось, — лишь тень былого счастья?
— У тебя совесть есть? — мой голос дрожал.
Он медленно опустил журнал, посмотрел на меня без тени смущения.
— А чего мне стыдиться?
Он демонстративно поднял журнал, закрываясь от меня.
Сентябрьское утро выдалось пасмурным. Небо затянули свинцовые облака, словно предвещая что-то недоброе.
В маленьком кафе на углу Садовой было немноголюдно — самое время для неспешных разговоров за чашкой кофе.
Я встретилась здесь с Машкой — моей закадычной подругой еще со студенческих времен.
Она, как всегда, опоздала на пятнадцать минут, влетела в кафе растрёпанная, с извечным «Сорри, я тут немного застряла».
— Да ладно тебе извиняться, — махнула я рукой, — я уже привыкла к твоему «академическому четверть часа».
Машка плюхнулась на стул напротив, взъерошила свои рыжие кудри.
— Ой, Светик, ты же знаешь — без этого никак. Метро сегодня, как назло, забито. Народищу — яблоку упасть некуда!
Официантка принесла наш заказ — капучино для меня и американо с круассаном для Машки. Подруга тут же вцепилась в выпечку, как будто неделю не ела.
— Ну, рассказывай, как твои трудовые будни? — спросила она с набитым ртом. — А то мы сто лет не виделись.
Я обхватила ладонями горячую чашку, собираясь с мыслями.
— Да что рассказывать… На работе завал полный. Верка в декрет ушла, а её проект на меня повесили. Начальство, видите ли, экономит на новом сотруднике.
— И что, совсем никого не берут?
— Какое там! — я фыркнула. — Говорят: «Света, вы же молодой перспективный специалист, справитесь». А то, что у меня своих задач выше крыши — это никого не волнует.
Машка намазала джемом очередной кусок круассана.
— Слушай, ну а что ты хотела? Сейчас везде так. Молодых нагружают по полной программе. Зато опыт какой получишь! На молодом горбу, как говорится, много чего можно вынести — не сломаешься.
— Ага, особенно если этот горб уже в три погибели согнулся, — проворчала я, помешивая кофе.
— Да брось ты киснуть! — Машка всегда была оптимисткой. — Вот помяни моё слово: попыхтишь полгодика, зато потом премию отхватишь!
При слове «мама» что-то внутри меня дрогнуло. Накатило странное, необъяснимое беспокойство.
Словно холодной водой окатило. Руки вдруг задрожали, и я поспешно поставила чашку на стол.
Машка мгновенно уловила перемену в моём настроении.
— Эй, ты чего? На тебе лица нет!
— Не знаю… — я потёрла вдруг похолодевшие ладони. — Как-то не по себе стало. Знаешь, бывает такое чувство — будто что-то случилось, а ты ещё не знаешь что?
— Ой, да ты просто переутомилась! — отмахнулась Машка. — Сейчас кофейку попьём, и всё пройдёт. Хочешь, я тебе свежий анекдот расскажу? Вчера Колька с работы принёс…
Но договорить она не успела. Мой телефон вдруг ожил, высветив на экране имя отчима. Чернов. Сердце зашлось — он никогда не звонил просто так.
— Алло… — я почему-то перешла на шёпот.
— Света, — его голос звучал глухо, будто из-под земли. — Мама… мамы больше нет.
Время словно остановилось. В ушах зашумело, комната поплыла перед глазами. Я смотрела, как капля кофе медленно стекает по белой чашке, и не могла произнести ни слова.
— Света? Ты слышишь? — голос отчима доносился откуда-то издалека.
— Да… — губы едва шевелились. — Я… я завтра прилечу.
Машка уже стояла рядом, трясла меня за плечо.
— Светка! Что стряслось? На тебе же лица нет!
Я молча покачала головой, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. Нужно было срочно купить билет, собрать вещи, предупредить на работе…
Но я просто сидела, глядя в одну точку, и не могла поверить, что мамы — моей единственной, любимой мамочки — больше нет.
— Поехали, — Машка решительно потянула меня за руку. — Я тебя довезу. В таком состоянии одну не отпущу.
Мы вышли из кафе. Моросил мелкий дождь, но я его даже не чувствовала.
Старый телевизор
В иллюминатор лился тусклый свет осеннего дня. Самолёт набирал высоту, и город под крылом становился всё меньше, превращаясь в игрушечный макет.
Я откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.
Воспоминания нахлынули волной, унося меня на двадцать лет назад, в нашу старую квартиру на Заречной…
Вот мне пять лет. Сижу на коленях у папы. От него пахнет табаком и одеколоном «Лагуна». Мы смотрим «Ну, погоди!» на нашем стареньком «Рекорде».
Телевизор долго прогревается, изображение чуть рябит, но нам всё равно.
— Пап, а почему волк всё время за зайцем гоняется? — спрашиваю я.
— А потому что, Светлячок, он его поймать не может, — смеётся папа. — Вот и злится.
Мама на кухне гремит посудой, готовит нам обед. От приятного запаха у меня начинает урчать в животе.
— Мои голодные путешественники, — кричит она, — идите уже кушать!
А вот мне уже пятнадцать. Сижу за письменным столом, решаю задачки по алгебре. Папа возится с магнитофоном.
— Эх, руки-крюки, — ворчит он добродушно. — Светик, подай-ка отвёртку!
Я бегу в коридор, где на полке лежит папин инструмент. Мама качает головой.
— Коля, может, новый купим? Что ты с этим старьём возишься?
— Э, нет! — папа поднимает вверх указательный палец. — Старый конь борозды не портит. Починим — будет как новенький!
Потом был тот страшный день. Я как раз готовилась к контрольной по геометрии. Звонок в дверь. На пороге — соседка, Анна Петровна.
Бледная, руки трясутся.
— Света, где мама? На работе? Беги, доча, звони ей… Папе твоему плохо стало, скорая увезла…
Когда отца не стало, мама неделями не выходила из комнаты, только плакала. Я варила супы из пакетиков, пыталась хоть как-то наладить быт.
В пятнадцать лет мне пришлось повзрослеть.
— Доченька, — говорила мама, гладя меня по голове, — прости меня. Я должна быть сильной, ради тебя. Папа бы этого хотел.
Постепенно жизнь входила в колею. Я с головой ушла в учёбу — готовилась к поступлению. Мама вернулась на работу в библиотеку.
А потом появился он — Георгий Чернов.
Помню тот вечер. Мне семнадцать, готовлюсь к выпускным экзаменам. Мама непривычно суетится на кухне.
— Светик, к нам сегодня гость придёт. Георгий Александрович, мой… коллега.
Чернов оказался невысоким мужчиной средних лет с залысинами и маленькими цепкими глазками. Ничего особенного — типичный работник районной администрации.
— Очень приятно, Светлана, — протянул он мне руку. — Наслышан о твоих успехах в школе.
Я кивнула, пробормотала что-то вежливое. Мама суетилась вокруг него, подкладывала салаты.
— Жора, попробуй оливье! Я специально готовила.
Потом я уехала учиться в Москву. Институт, общага, новые друзья — жизнь закрутилась.
Домой выбиралась редко — то сессия, то практика, то подработка. А когда приезжала, заставала одну и ту же картину: мама с Черновым на диване смотрят сериалы, он что-то жуёт, она вяжет.
— Как ты, доченька? — спрашивала мама. — Может, домой вернёшься? Тут тоже работу можно найти.
— Нет, мам. У меня там всё хорошо.
С Черновым мы держались подчёркнуто вежливо. Здравствуйте-до свидания, и ладно. Он не лез в мою жизнь, я — в его.
Хотя иногда ловила на себе его странный, изучающий взгляд…
Я вздрогнула — самолёт начал снижение. За окном показались знакомые очертания родного города.
Стюардесса объявила о посадке. Я застегнула ремень.
Гостиница
Аэропорт встретил меня гулким эхом шагов и равнодушными голосами из динамиков.
Я стояла у ленты выдачи багажа, растерянно оглядываясь по сторонам. Никто не махал мне рукой, не спешил навстречу.
Достала телефон и позвонила отчиму. Гудки были длинными, будто нехотя пробивались сквозь расстояние.
— Да, Свет, — голос Чернова звучал устало.
— Георгий Александрович, я прилетела. Вы где?
— В гостинице.
Я опешила. Гостиница? Сейчас?
— А почему не дома? Что-то случилось?
В трубке повисла тяжёлая пауза.
— Понимаешь, Света… Тяжело мне там сейчас находиться. Каждая вещь о ней напоминает. Решил пока здесь пожить, в гостинице.
«А мне, значит, не тяжело?» — хотелось крикнуть в трубку. Но я сдержалась.
— Нужно поминки организовать, — сказала я как можно спокойнее. — Тут недалеко ресторан есть, я помню. Можно там заказать. Я все расходы возьму на себя.
— Да-да, конечно, — в его голосе не было ни капли интереса. — Организовывай всё, как считаешь нужным.
— А вы… вы придёте?
— Постараюсь, — ответил он после паузы. — Мне пора, извини.
В трубке раздались короткие гудки. Я медленно опустила телефон и тяжело вздохнула.
Чемодан наконец появился на ленте. Я подхватила его и направилась к выходу. Холодный ветер кольнул лицо капельками мелкого дождя.
— Такси вызывали? — окликнул меня немолодой водитель у стоянки.
— Да, на Заречную, пожалуйста.
Старенькая «Лада» петляла по улицам города. Всё казалось таким знакомым и одновременно чужим.
Вот булочная, где мы с мамой покупали горячие батоны. Парк, где папа учил меня кататься на велосипеде. Библиотека, куда мама ходила на работу…
— Приехали, — голос таксиста вырвал меня из воспоминаний.
Я расплатилась и вышла. Наш пятиэтажный дом, третий подъезд, квартира 47. Ничего не изменилось — те же облупленные стены, скрипучая дверь, запах кошек в подъезде.
Соседка
Я поднялась по знакомой лестнице, считая ступеньки — привычка с детства.
Достала связку ключей. Попробовала вставить ключ — не входит. Присмотрелась внимательнее: замки были совершенно новые, блестящие.
— Как же так? — пробормотала я вслух. — Почему он не сказал?
Достала телефон, но тут же убрала обратно. Нет, звонить отчиму не хотелось. Повернулась к соседней двери — там жила Галина Ивановна, старая мамина подруга. Позвонила.
За дверью послышалось шарканье тапочек, звяканье цепочки.
— Кто там? — раздался знакомый голос.
— Галина Ивановна, это я, Света.
Дверь распахнулась. На пороге стояла седая женщина в цветастом халате.
— Светочка! Деточка моя! — и крепко обняла меня. — Прилетела, значит… Горе-то какое, а? Не уберегли мы Танечку…
Я прижалась к её плечу, чувствуя знакомый запах корицы и ванили — Галина Ивановна всегда пекла самые вкусные пироги в подъезде.
— Галина Ивановна, — спросила я, немного отстранившись, — а у вас случайно нет запасных ключей? Я не могу попасть в квартиру.
Соседка как-то странно на меня посмотрела, губы её дрогнули.
— Ой, Светик… Проходи-ка на кухню. Разговор у нас с тобой будет.
В маленькой кухоньке всё было по-прежнему: занавески в мелкий цветочек, старенький буфет, на подоконнике — герань.
Галина Ивановна засуетилась.
— Сейчас чайку поставлю. С дороги-то, небось, замёрзла?
— Спасибо, не надо, — покачала я головой. — Что случилось, Галина Ивановна?
Она тяжело опустилась на табурет.
— Присядь, милая. То, что я тебе расскажу… В общем, негоже стоя такое слушать.
Я послушно села. Соседка всё не решалась начать, теребила край скатерти, вздыхала.
— Галина Ивановна, не томите…
— Да-да, конечно, — она наконец подняла на меня глаза. — Понимаешь, Света… Тут такое дело…
Наследство матери
Галина Ивановна засуетилась у буфета, достала графин с компотом.
— Вот, попей, милая. Ягоды с моего огорода.
Налила в стакан тёмно-бордовую жидкость. Я машинально отпила глоток.
— Галина Ивановна, что случилось? Вы меня пугаете.
Соседка тяжело вздохнула.
— Светочка, ты ведь не знаешь, как тут у нас всё было последнее время…
— Что вы имеете в виду?
— Квартиру-то вашу… — она запнулась. — Продал её Георгий Александрович. Сразу как Танечка…
Я поперхнулась.
— Как продал? Не может быть! Квартира должна мне по наследству перейти!
— Эх, Света, Света… — Галина Ивановна покачала головой. — Мама-то твоя давно квартиру на него переписала. Он её уговорил. Говорил, мол, так проще будет, не придётся потом с документами возиться. Обещал, что всё тебе достанется, просто через него. А Танечка поверила…
Я сидела, оглушённая этой новостью. Руки дрожали, и компот из стакана пролился на скатерть.
— Даже девяти дней не дождался, — продолжала соседка. — Как только справку получил, так сразу и продал по дешёвке. День назад документы подписал с новыми хозяевами. Я видела, как они приходили квартиру смотреть.
— А вещи? — выдавила я. — Мамины вещи, фотографии?
— Не знаю, милая. Он тут что-то собирал, увозил. А что осталось — не ведаю. Замки-то сразу поменял, никого не пускает.
Я смотрела в окно на серое осеннее небо, и не могла поверить, что всё это происходит наяву.
Квартира, где прошло моё детство, где каждый угол хранил воспоминания о папе и маме — теперь продана чужим людям.
Поиск отчима
Я вышла от Галины Ивановны, чувствуя себя совершенно разбитой. Ноги едва слушались. В этот момент дверь нашей квартиры оказалась открытой — видимо, рабочие выносили мусор.
Я застыла на пороге. Квартира, где прошло моё детство, была пуста.
Голые стены, местами ободранные обои, на полу строительный мусор. Никаких следов прежней жизни — ни маминого трюмо, ни папиного кресла, ни книжных полок.
Два незнакомых мужчины в спецовках что-то обсуждали, держа в руках рулетку.
— Девушка, вы к кому? — спросил один из них.
— Я… я просто… — слова застряли в горле. — Извините.
Выскочила на лестничную клетку, достала телефон. Позвонила отчима — длинные гудки, никто не отвечал. Второй раз, третий — тот же результат.
«Три гостиницы, — подумала я. — Всего три гостиницы в городе. Найду».
Спустилась вниз, поймала такси. Первой была «Заря» на центральной площади. На ресепшене молоденькая девушка покачала головой — нет, постояльца с такой фамилией у них нет.
Во второй тоже его не оказалось.
Оставалась последняя — «Волга» возле речного вокзала.
Чернов вальяжно развалился в потёртом кожаном кресле холла, листая глянцевый журнал. Я села напротив, чувствуя, как внутри всё клокочет от злости.
— У тебя совесть есть? — мой голос дрожал.
Он медленно опустил журнал, посмотрел на меня без тени смущения.
— А чего мне стыдиться?
— Ты… — я с трудом сдерживалась, чтобы не кричать. — Бездельник! Сколько лет жил за счёт маминой пенсии? И деньги, которые я присылала, все уходили на твои прихоти. А теперь ещё и с квартирой… Обманул, заставил переписать!
Чернов поправил очки и посмотрел так, словно разговаривал с назойливой мухой.
— Я это заслужил. Кто за ней ухаживал все эти годы? Кто поддерживал? А ты что? В своей Москве прекрасно устроилась, и дела тебе не было до матери.
— Да как ты смеешь! — я подалась вперёд. — Я училась и работала одновременно! Подрабатывала по ночам, чтобы маме помогать! А ты…
Он демонстративно поднял журнал, закрываясь от меня.
— Всё, разговор окончен. Квартира продана, документы подписаны. Точка.
Я смотрела на этого человека и не могла поверить, что мама прожила с ним столько лет.
Тёплые воспоминания
Я собралась и позвонила Галине Ивановне.
— Здравствуйте, это снова Света. Я решила организовать поминки в ресторане «Берёзка», помните такой? Пожалуйста, передайте всем маминым знакомым, коллегам. Завтра в два часа.
Положила трубку и присела на скамейку в сквере напротив гостиницы.
Перед глазами всплыла картина из детства: я, маленькая, сижу на пушистом коричневом ковре, скрестив ноги по-турецки.
По телевизору идёт «Ну, погоди!», экран немного рябит, но мне всё равно.
Мама сидит в своём любимом кресле и вяжет мне носочки из мягкой шерсти. Иногда поглядывает на меня поверх очков и улыбается.
А папа, прижав трубку телефона плечом к уху, увлечённо обсуждает с другом предстоящую рыбалку:
«Нет, Витя, на карася лучше брать червя, а на окуня — мотыля…»
Я смотрела на пролетающие листья берёзы, кружащиеся в прохладном осеннем воздухе. На душе было пусто и горько.
Что теперь можно изменить? Ничего. Разве что сохранить в памяти те тёплые, уютные вечера, когда мы были вместе и счастливы.
Интригующие рассказы с продолжением:
Неужели счастье так близко, но все еще недоступно?
Когда же наступит тот день, когда страх отпустит?
Судьба, обманом отобравшая дерзкие мечты, уже близка.
Она была готова всё потерять ради иллюзии счастья.
Она не была лишь сестрой, её искали как единственную.
Неожиданное письмо может изменить всё!