Они смотрели на нее с удивлением.
— Зачем это нужно? — нахмурилась Оля.
— Просто покажи, — попросила мать.
Первой Аня раскрыла ладони — они были чистыми, без единого пятнышка. А вот Оля колебалась.
— Я не покажу! — попыталась встать из-за стола.
— Садись! — прогремел голос отца. — Немедленно предъяви руки матери!
Оля, сжав губы, протянула кисти. На кончиках пальцев проступали крошечные зеленые точки.
В кухне воцарилась звенящая тишина. Слышался тиканье часов на стене, шум воды в трубах, тяжелое дыхание Андрея.
— Ты… — он выдохнул с раздражением. — Ты обвиняла Аню, а сама…
Оля вскочила, опрокинув стул. В ее глазах плескался ужас и что-то еще — возможно, стыд.
— Ненавижу вас! — выкрикнула она. — Всех до одного!
Прежде чем кто-то успел преградить путь, она выбежала в прихожую и захлопнула дверь.
— Оля! — Тамара бросилась за ней, но муж задержал ее за плечи.
— Пусть проветрится, — твердо сказал он. — Дай ей время обдумать поведение.
Но часы шли, а Оля не появлялась. Телефон был недоступен. К вечеру Тамара уже не могла успокоиться.
— Нужно звонить в полицию, — сказала она дрожащим голосом. — Уже стемнело…
И тогда Аня, молчавшая весь день, вдруг оживилась:
— Похоже, я знаю, где она может быть.
— Откуда? — удивилась Тамара.
— Я… иногда видела ее там. Она любит сидеть в старой беседке в парке. Рядом с прудом.
— Почему раньше не сказала? — вспылил Андрей.
— Вы не спрашивали, — пожала плечами Аня. — Я пойду за ней. Одна. Пожалуйста.
Тамара обменялась взглядом с мужем. В голосе Ани звучала новая, непривычная нотка. Уверенность? Решительность?
— Иди, — кивнула она.
Прошел час. Потом другой. На улице сгущались сумерки, когда в дверь позвонили.
На пороге стояли обе девочки — растрепанные и с румянцем на щеках. У Оли глаза были опухшими от слёз, но злости уже не было. Аня… впервые за всё время улыбалась.
— Мама, — тихо произнесла Оля. — Прости меня. Я… я всё верну.
— Я знаю, милая, — Тамара прижала дочь к себе. — Знаю.
— Я просто думала… — всхлипнула Оля. — Думала, что вы теперь ее больше любить будете. Она же такая несчастная. А я…
— Глупая, — вдруг произнесла Аня. — Глупая ты, Олюшка. Любовь не украсть. Она либо есть, либо нет.
Тамара удивленно посмотрела на падчерицу. Откуда в двенадцатилетней девочке такая мудрость?
— Мы поговорили с ней, — объяснила Аня, заметив взгляд матери. — Долго разговаривали. О многом.