Алексей метался между женой и нами, не имея ясности, на чью сторону встать.
Когда сумки были уже собраны, я взял сына за локоть:
— Пойдем, выйдем. Нужно с тобой поговорить.
Он без сопротивления последовал за мной во двор. В сгущающихся летних сумерках его лицо казалось истощённым и печальным.
Мы уселись на скамейку под старой яблоней. Я не спешил с разговором, давая ему время прийти в себя. Наконец, он поднял на меня глаза:
— Папа, я не знал, что она так с вами… Раньше такого не замечал…
— Я знал, — мягко вставил я. — Может, не в такой степени, но понимал. Просто не хотел это признавать.
Алексей опустил взгляд.
— Она не всегда ведет себя так. Бывает совсем другой — ласковой, весёлой…
— Алексей, — я положил руку ему на плечо. — Пожалуйста, обдумай это тщательно. Женщина, с которой ты решил связать свою жизнь.
— Просто она очень яркая… темпераментная, — попытался оправдать её сын.
— Нет, — моя рука стала сильнее давить на плечо. — Это не просто пылкость. Это жадность, это неуважение.
И это не будет меняться со временем. Сегодня она берет нашу квартиру, завтра захочет ещё чего-то. Она будет требовать всё больше, пока не заберет всё.
— Но…
— Мама и я работали всю жизнь, — продолжил я, — не ради удовлетворения чьих-то амбиций.
А для того чтобы чувствовать себя уверенно в старости. Эта квартира — наша защита. Наш оплот. И тебе скоро придется создавать свою крепость.
Читая его взгляд, я понимал, что мои слова доходят до него. Возможно, впервые за долгое время он видит ситуацию трезвым взглядом.
— Не торопись с решениями, — сказал я. — Просто наблюдай за ней в ближайшие дни. Следи за тем, как она говорит о нас, о других людях. Обрати внимание, с какой интонацией произносит слово «моё».
Алексей молчал, погружённый в мысли, когда из дома раздался громкий голос Ольги:
— Алексей! Где ты там застрял? Иди сюда!
Он вздрогнул и посмотрел на меня с новым выражением в глазах.
— Пап, мне правда нужно время подумать, — сказал он тихо.
— Знаешь, сынок, — я посмотрел на темнеющее небо, — подлинная любовь как хороший источник — даёт силы жить. А то, что лишь имитирует её, медленно вынимает душу по капле.
Просто прислушайся к своим ощущениям — что ты чувствуешь рядом с ней?
Мы крепко обнялись. Его плечи содрогнулись. В этот момент мой мальчик вновь стал тем Алексеем, которого я учил кататься на велосипеде.
У калитки его мать стояла с сумками, положенными на землю. Она позвала сына:
— Мы всегда будем твоей семьёй, Алексей. Что бы ни произошло.
С Ольгой мы не прощались.
Тамара смотрела в окно на проплывающие яблоневые сады и тихо стряхивала слёзы, думая, что я этого не замечаю.
— Как ты думаешь, Коля, он всё осознает? — её голос едва слышался.
— Уже осознает. Не может не понимать. В нём течёт наша кровь.
Алексей вернулся спустя две недели. Просто однажды вечером постучал в дверь — с потертым рюкзаком, гитарой и взглядом повзрослевшего человека. Он ушёл от горя — от жены.