— Это случилось двадцать лет назад, — мрачно произнёс Алексей. — Да и вообще — грипп.
— Неважно! — Тамара Сергеевна задрала подбородок. — Главное — внимание и забота. А сейчас я одна переживаю за всё! А вы — с вашей квартирой… словно в бункере укрылись!
Елена молча поднялась и прошла на кухню, чтобы успокоиться. Её руки дрожали. Внутри, под рёбрами, тихо назревал страх. Не за квартиру — а за то, что любимый вот-вот предаст. Не ради другой женщины, а ради своей семьи. Самой правильной, самой обиженной, самой нуждающейся семьи на свете.
Скоро последовали «намёки с вещами». Тамара Сергеевна стала навещать всё чаще, принося постоянно что-то с собой: то новый плед для Анны, то посуду «для будущей квартиры», то подушку «на всякий случай». — Елена, есть ли у тебя место на антресолях? — спросила она однажды. — Я бы оставила там чемодан Анны. Всё равно в будущем придётся сюда привезти.
— Сюда — это куда именно? — поинтересовалась Елена, не отрываясь от нарезки лука.
— Ну… — свекровь опустила взор. — Разве это не ясно?
В этот момент Елена глубоко порезала палец. Сильно. Кровь расплескалась по разделочной доске — будто художественный знак происходящего.
— Ничего, я помою, — сказала она, когда Алексей вбежал на кухню.
Он попытался приобнять её, но Елена отстранилась. Её охватило странное чувство, что его прикосновения перестали согревать. Они казались выключателем: нажал — и всё отключилось.
— Мам, я просил не принимать решения за нас, — сказал он вечером. — Мы с Еленой должны всё обсудить. Вместе.
— Обсудите, — фыркнула свекровь. — Только помни: Анна — твоя семья. А эти «жёны» приходят и уходят.
Елена услышала эту фразу из коридора. Она стояла босиком, полотенце на шее, полностью осознавая, что произнесли вслух то, что давно витало в воздухе.
Приходят и уходят.
Ничего нового. Мужчины почти всегда принадлежат мамам или сестрам, или прошлому. А жёны — лишь временное неудобство. Неприятный промежуток между «он ещё мой» и «он уже с другой».
Елена легла той ночью в отдельной комнате. Под одним одеялом с человеком, который был ей вроде мужа, но в этот момент скорее напоминал случайного попутчика в вагоне третьего класса.
Заснула она лишь под утро. И снился ей огромный чемодан, который кто-то всё пытался впихнуть в её квартиру. А она, словно в плохом сне, не могла закрыть дверь…
Утро выдалось безмятежным. Такими утрами нельзя доверять.
Елена проснулась от запаха свежих круассанов и тишины. Ни звонков, ни стонов, ни приглушённых разговоров за дверью. Тишина — словно перед землетрясением.
Она потянулась, зевнула и услышала, как Алексей, собираясь в магазин, что-то пробормотал быстро. В ответ она промямлила что-то ласковое — или просто сонное. Тон был тёплым, но внутри уже скребло: что-то не так. Всё слишком гладко.
Через десять минут зазвонил звонок. Пронзительный, нетерпеливый, в три нажатия.
Елена, не высовывая руки из рукава халата, побрела к двери. На пороге — дежа вю: Тамара Сергеевна, Анна и — сюрприз! — два чемодана, рюкзак и сумка из «Пятёрочки».
— Доброе утро! — радостно пропела свекровь, словно морпех, берущий форт. — Мы по делу!
Елена моргнула.
— Какому именно?
— Анна переезжает! — бодро сообщила Тамара Сергеевна. — Первое сентября скоро. Ей нужно обжиться.
— Куда переезжает?
— Как куда? — свекровь развела руками. — Сюда, конечно. Я всё подготовила. Постельное бельё взяла, настольную лампу, тетради…
— Подождите, — Елена прислонилась к косяку, словно ноги отказали. — Вы хотите сказать, что она будет жить… здесь?
— Да! — весело кивнула Тамара Сергеевна, будто речь шла о поездке на дачу. — А куда ещё? Институт рядом, квартира просторная, атмосфера — тёплая.
— Это моя квартира, — сдавленно произнесла Елена.
— Ты не одна, — парировала свекровь. — У тебя есть Алексей. У тебя есть работа. Всё у тебя есть. А у Анны ничего.
— У Анны есть мать, которая совсем потеряла чувство меры, — холодно ответила Елена.
Анна молчала. Стояла с опущенными глазами, словно ученик, пойманный на списывании. Ни слова, ни жеста. Только румянец и бледное, вытянутое лицо.