Андрей, не веря своим глазам, долго всматривался в фотографию.
На снимке была его мать, Екатерина — молодой, улыбающейся, с юной причёской и яркими глазами. Она крепко обнимала женщину — ту самую бабушку, которая сейчас занималась на кухне.
Фотография выглядела очень старой, немного выцветшей, в потёртой раме под стеклом. На обороте аккуратно написано от руки: «Тамара и Маринка. 1989 год».
Он невольно провёл пальцем по стеклу, ощущая, как сердце начинает сильнее биться.
— Бабушка… — тихо позвал он, — откуда вы знаете мою маму?
В кухню вошла Тамара, вытирая руки полотенцем.
— Твою маму?.. — переспросила она, наближаясь. — А как её зовут, милок?
— Екатерина. Екатерина Иванова. Она скончалась восемь лет назад. Вы вместе с ней на этой фотографии.
Старушка побледнела, уголки губ задрожали.
— Ох, Господи… — сжала грудь и прошептала она. — Это… это ты, Андрей?
— Да, — ответил он, ощущая, как по коже бежит дрожь. — Андрей Иванов. Вы знали мою маму?
Тамара опустилась в кресло, словно ноги подкашивались. Несколько мгновений она молчала, а затем подняла глаза, наполненные слезами:
— Я была её приёмной тётей. Мы с твоей мамой как сёстры воспитывались. Но после одного случая наша связь оборвалась.
Андрей присел рядом, наклонившись:
— Какой именно случай? Мама никогда не рассказывала о вас.
Словно поколебавшись, Тамара вытащила из ящика старое пожелтевшее письмо. Руки дрожали.
— Потому что я не смогла её простить. И она меня тоже. Оба остались с болью в сердце. Хотя я всегда наблюдала за ней издалека — через соседей, знакомых… Узнала о её замужестве, о рождении тебя… Я даже хотела прийти на похороны, но так и не решилась. Андрей молчал, потрясённый.
— Вы… тётя мамы? Значит, я для вас — как внук?
Она посмотрела на него:
— Я приёмная бабушка, но по сути — да. Я воспитывала её, когда погибла её мать. Екатерине было всего три. Я была для неё и матерью, и сестрой, и подругой. Но потом всё пошло плохо.
Мир вокруг Андрея вдруг стал размытым, и казалось, что он попал в сюжеты из фильма или сна.
— Что именно произошло? Почему вы поругались?
Тамара медленно подошла к окну. За стеклом моросил дождь, и редкие капли ударялись о подоконник, словно отсчитывая время.
— Она захотела уехать в Киев — найти себя, поступить в театральный институт. А я боялась потерять её. Я обвинила её в неблагодарности, сказала, что она бросила меня, старую, как ненужную вещь. Мы тогда сильно разругались. Я наговорила много гадостей, даже отреклась от неё в гневе. Она уехала и не простила меня. Мы не общались двадцать лет.
По лицу женщины скатывались слёзы.
— Я надеялась, что она вернётся или позвонит. Но потом узнала о диагнозе — рак. Потом — что она умерла. Я осталась одна, с клеткой от попугая, который скончался в прошлом году, и с фотографиями, которые ранят сердце.
Андрей вздохнул, ощущая, как в груди сжимается боль — и чужая, и своя одновременно.
— Мама никогда не рассказывала мне о вас. Говорила, что никого у неё не осталось.
— Я знаю… — тихо сказала Тамара. — И я этому заслужила.
Вечер плавно переходил в ночь. Они сидели на кухне, пили чай с малиновым вареньем. Тамара делилась воспоминаниями о детстве Екатерины, показывала старые открытки и письма, которые так и не были отправлены.
Некоторые письма были написаны в то время, когда Андрей только появился на свет.
— Вот — протянула листок она, — я писала тебе, когда тебе исполнился год. Потом — на второй день рождения. Каждое письмо было адресовано в никуда. Думаю, может, однажды ты прочтёшь…
Андрей читал, стараясь сдержать слёзы:
«Мой маленький Андрюшенька. Тебе сегодня два года. Я не могу поздравить тебя лично, но люблю. Знаю, ты, наверное, спишь с любимым мишкой. Я не могу обнять тебя, но мысленно всегда рядом…»
Он закрыл глаза.
— Почему вы не приехали? — тихо спросил.
Тамара опустила взгляд.
— Гордость. Страх. Стыд. Боялась, что Екатерина меня отвергнет, скажет: «Слишком поздно». А потом… действительно стало слишком поздно.
Андрей решил остаться у неё на ночь. Он не мог просто уйти.
— Тут есть диван, — улыбнулась Тамара. — Пока он пустовал, но теперь ты — первый гость за двадцать лет.
Утром его разбудил аромат жареных сырников. На кухне было тепло и уютно, как в детстве: кружевные занавески, радиоприёмник на подоконнике, фарфоровые чашки с золотистой каймой.
— Доброе утро, — сказала Тамара, поставив перед ним тарелку.
Он улыбнулся в ответ:
— Доброе утро, бабушка.