— Мам, зачем так рано проснулась? — Игорь зашёл в кухню, потирая глаза. — Ещё даже шесть не настало.
— Торт сам себя не испечёт. — Тамара Сергеевна уже отделяла желтки от белков, движения были быстры и отточены. — Твой юбилей завтра, разве забыл?
— Двадцать восемь — это не юбилей. — Он налил себе кофе из турки. — Да и можно было просто купить.
— Купить! — Она чуть не уронила венчик. — А моя фирменная вишенка? А крем с ванилином? Этот рецепт твоя бабушка из Кременчуга привезла, а ты — покупной тортик хочешь!
Игорь промолчал, наблюдая, как мать взбивала белки. Её лицо приобрело тот особенный вид — смесь сосредоточенности и наслаждения, который всегда проявлялся, когда она бралась за важное дело.
— Слушай, а где Ольга?
— Спит ещё. — Тамара Сергеевна кивнула в сторону потолка. — Вчера до двух сидела в инстаграме, лайки ставила. А сейчас с утра мешает — всё не так, не туда, не по фэншую.
— Мам, не начинай, пожалуйста.
— Я и не начинаю. Просто говорю, как есть. — Она вытащила из шкафа старые формы для выпечки, советские, но качественные. — Вот когда ты женишься на нормальной девушке…
— Мы уже женаты. Два года.
— Зарегистрированы. Это не одно и то же. — Тамара Сергеевна стала смазывать форму маслом. — Настоящая жена — это та, кто ценит семью, знает традиции. А не та, что бежит к косметологу и делает бесконечные селфи.
Сверху послышались шаги, спускающиеся по лестнице. Ольга появилась в халате, волосы небрежно собраны в пучок, на лице было недовольство.
— Людочка, что за шум такой с утра? — Она зевнула, показывая накрашенные ресницы. — Я же просила вас готовить потише.
— Я пеку торт сыну. На юбилей.
— Людмилочка, дорогая, — Ольга сделала гримасу, — мы же вчера обсуждали. Моя мама уже заказала торт в кондитерской. Красивый, с фигурками из мастики! А ваш… — она скривилась, посмотрев на простые коржи, — немного старомодный, не находишь?
Тамара Сергеевна застыла с венчиком в руках.
— Старомодный?
— Да. Сейчас почти никто дома не печёт. Это уже не в моде. И вообще, не обижайтесь, но ваши торты всегда тяжеловаты. После вашего кулича на Пасху у меня три дня болел желудок.
— Ольг, — тихо произнёс Игорь.
— Что «Ольг»? Я вежливо разговариваю! — Невестка пожала плечами. — Ваша мама старается, это замечательно. Но времена меняются. Невозможно всю жизнь готовить по древним рецептам!
Тамара Сергеевна поставила миску на стол, руки слегка задрожали.
— Моя мама, между прочим, училась у лучшего кондитера Кременчуга! — продолжала Ольга. — Она обещала нам настоящий шедевр. Смотрите её инстаграм! Каждый торт – настоящее произведение искусства!
— Понятно. — Тамара Сергеевна неспешно сняла фартук. — Значит, моё старое «корытце» никому не нужно.
— Мам, не говори так. — Игорь поднялся, но мать уже направлялась к двери.
— Нет, Игорёша. Ольга говорит правда. Зачем тратить время на устаревшее, если есть прогресс? — Она посмотрела в сторону дочери. — Только вот не понимаю, почему вы с мамой решили всё устроить без меня? Это ведь мой сын. Я его рожала тридцать лет назад, а не ваша мама.
Ольга покраснела.
— Я думала, вам будет легче, если мы всё организуем сами…
— Легче? Конечно. — Тамара Сергеевна кивнула. — А то я, необразованная деревенская, испорчу вам ваш праздничный инстаграм. Игорь, доедай коржи сам. А завтра любуйтесь мастикой.
Она вышла из кухни, дверь закрылась с грохотом.
Ольга виновато посмотрела на мужа.
— Я не хотела никого обидеть…
Игорь молчал, помешивая остывший кофе. Сверху раздался хлопок двери спальни.
Игорь допил кофе и направился наверх. Тамара Сергеевна сидела на кровати, разглядывая старый фотоальбом. На развороте — снимок: он, семилетний, с тортом в виде машинки.
— Помнишь этот? — Она не поднимала взгляд. — Ленточки для украшения вышивала весь месяц. Твой отец смеялся: «У тебя руки дрожат из-за мигрени, зачем мучаешься?» А я думала: «Сыну всего семь. Он должен запомнить, что его любят.»
— Мам…
— Молчи. — Она перелистнула страницу. — Вот тут твоя свадьба. Ты не знаешь, что там с заливными, а рядом — мой медовик. Тогда Ольга хвалила его: «Свекровь, это чудо!» А теперь — каменный век.
Тамара Сергеевна встала и подошла к окну. За стеклом моросил дождь.
— Знаешь, что меня больше всего задевает? Не то, что критикуют торт. А то, что ты молчишь.
— Что мне сказать?
— Хоть что-то! — Она обернулась. — «Ольг, дай маме работать» или «Это семейная традиция». Хоть слово в мою защиту!
Игорь опустил глаза.
— Ты всегда молчишь, когда она критикует меня. Словно боишься её злить. А меня злить не страшно. Я — мать. Я должна всё понимать и прощать.
— Она не специально…
— Не специально? — Тамара Сергеевна горько улыбнулась. — Когда я болела гриппом, она сказала: «Людочка, у вас слабый иммунитет. Надо к врачу.» Когда я купила платье: «Людочка, фасон молодит, но тебе стоит что-то более возрастное.» Всегда так: «вам», никогда — «ты». И это «дорогая Людочка» с этим снисходительным тоном…
Игорь тяжело вздохнул.
— В восьмидесятом седьмом отец был в командировке, а у меня аппендицит. Врач сказал — срочно в операционную. Я несла тебя на руках в больницу с температурой сорок один. Помню только: «Лишь бы сын выжил». И ты выжил. А теперь твоя жена решает, каким будет торт на твоём дне рождения.
Она села обратно, сложила руки на коленях.
— Может, она права. Может, я отстала от жизни. Но этот торт… Понимаешь, я каждый корж пеку с мыслью о тебе. Каждую вишенку выбираю тщательно. Для меня это не простая мука с сахаром. Это способ сказать: «Сынок, я тебя люблю».
Игорь присел рядом.