— Никаких формальностей. Это моя квартира. Я её приобрела. Плату за неё вношу я. Я не обязана никого сюда впускать. И уж точно не стану мириться с грубостью.
Ирина внезапно подняла голову.
— Ты правда хочешь выслать нас? Меня и Настю?
— Я хочу, чтобы ты осознала: так не поступают. Вы можете остаться… на неделю. Но больше ни одной моей вещи не трогай. Ничего не переставляй. В мою комнату не заходи. И уж тем более не указывай мне, как жить в моём доме.
Ирина собиралась возразить, но Ольга не дала ей возможности. Она обернулась к брату:
— И ты, Игорь. У тебя есть одна неделя, чтобы решить, где будете жить. Или идите к ней. Но в этом доме будет порядок. И уважение. А не беспорядок.
Наступила тяжёлая пауза. Настя снова тихим голосом спросила:
— Мам, нам опять придётся идти на вокзал?
Эти слова больно ударили. Ольга вздрогнула, понимая, что у них уже был подобный опыт. Ирина замолчала, обняв плечи дочери.
Ольга глубоко вздохнула.
— Вы можете остаться на неделю. Без каких-либо претензий. А потом — ищите себе жильё. Я не выгоняю вас на улицу, но устроить здесь бунт не позволю.
Игорь молча кивнул, не поднимая взгляда.
Ирина тихо села за стол, отодвинув сковороду. Её уверенность исчезла. Осталась лишь усталость.
Ольга повернулась и ушла в свою комнату, закрывая дверь за собой.
Сев на кровать, она прикрыла лицо руками. Сердце билось сильно, внутри бушевали обида, злость, жалость и тревога. Она не была уверена в правильности своего решения, но знала одно: если сейчас не расставить границы, то позже будет слишком поздно.
И впервые за долгое время позволила себе расплакаться.
Прошла неделя. Атмосфера в квартире была напряжённой, словно резала воздух.
Ольга старалась задерживаться на работе как можно дольше. После смен в аптеке ходила по паркам, заходила в кафе, сидела в машине на стоянке — лишь бы не встречать Ирину. Игорь тоже изменился: перестал быть шумным и разговорчивым братом. Кажется, он сник, стал избегать сестру и говорить тише обычного.
Настя… Настя оказалась не такой уж безобидной. В первый вечер Ольга обнаружила обои в коридоре, изрисованные фломастерами. Затем — подоконник, испачканный кремом. А на третий день — свои любимые косметические средства, разбросанные в раковине и залитые водой.
— Она же ребёнок, — каждый раз кивая головой, говорила Ирина, когда Ольга пыталась заговорить об этом. — У тебя своих нет, поэтому ты не понимаешь.
«У меня их нет не по желанию», — мысленно отвечала Ольга, сжимая зубы. Но вслух промолчала. Этого было слишком больно.
На седьмой день утром, держа в руках чашку кофе, она позвала всех на кухню. Сама приготовила завтрак и накрыла на стол.
— Присаживайтесь, — сказала тихо.
Ирина вошла с сонной Настей; за ними последовал Игорь.
— Похоже на прощальный завтрак, — с усмешкой пробормотала Ирина.
Ольга промолчала.
— Семь дней прошло. Я дала обещание — и выполнила его. Но с завтрашнего дня вы должны уйти.
Игорь открыл рот, хотелось что-то сказать, но Ольга продолжила: