Тамара Сергеевна триумфально кивнула:
— Видишь же! А ты собралась на колёсах крутиться, в то время как родной брат совсем без денег сидит!
Ольга ощутила, как комок поднимается к горлу. Три года экономии. Три года дополнительных смен.
Три года, в течение которых она себе во всём отказывала — и в новой одежде, и в отпуске у моря. А теперь оказалось, что мама уже раздала её деньги брату…
— Я не намерена давать ему деньги, — эти слова вырвались сами собой, твёрдо и резко.
Тамара Сергеевна ахнула, будто её ударили по лицу:
— Что ты сказала?
— Я не собираюсь давать ему деньги, — повторила Ольга, ощущая дрожь в руках. — Это моя машина. Мои средства. Моя жизнь.
— Как ты смеешь! — резко вскочила Тамара Сергеевна, опрокинув стакан с компотом. Липкая жидкость растекалась по скатерти, но никто не пошевелился. — Мы же тебя воспитывали, ночей не спали и отдавали последнее!
А ты теперь — нож мне в спину?
— Тамара Сергеевна, — Андрей попытался вставить слово, — может быть, не стоит…
— А что ты, заступаешься? — перебила Тамара Сергеевна. — Она ведь сестра родная! Должна помогать! Жалко денег на машину? Потом ещё скопит!
Ольга медленно поднялась из-за стола. В голове звенело, а перед глазами плескались красные пятна.
— Значит так, — голос едва узнавался ею самой — низкий и ясный. — Я не буду отдавать свои деньги. Андрей взрослый, он взял ипотеку, развёлся, сам набрал долгов.
— Оля! — вскрикнула Тамара Сергеевна.
— Позвольте договорить, — Ольга подняла руку. — Я вас обоих люблю. Но с меня хватит. Хватит решать за меня. Хватит требовать. Хватит заставлять меня чувствовать вину только за то, что я хочу жить своей жизнью.
Лицо мамы побледнело, губы задрожали:
— Да ты… как ты можешь… Неблагодарная! Бессердечная! Ты брата бросаешь в беде!
За окном сгущались сумерки. Дети уже разошлись по домам. Радио замолкло. В тишине слышалось только тяжёлое дыхание.
Ольга взяла с стола папку с документами на машину и аккуратно убрала её в сумку. Каждое движение давалось ей с трудом, словно она двигалась сквозь воду.