Она поднялась, спокойно обошла стол и покинула кухню, оставив его одного среди солнечных пятен, разбитого уюта и внезапного осознания: мир больше не кажется таким комфортным.
Игорь не намеревался опускать руки. Он последовал за ней в гостиную, где Тамара демонстративно устроилась с книгой. Он застыл в дверном проёме, сжав кулаки, его лицо пылало от злости.
— Ты просто решила так взять и отказаться? — с трудом выговорил он. — Ты решила, что можешь игнорировать мои просьбы? Мою мать? Разве это нормально для жены?
Тамара медленно опустила книгу.
— А по-твоему, Игорь, нормально перекладывать обязанности сына на жену? — спросила она, не повышая голоса. — Говоришь о матери, но почему-то забываешь, что она твоя. У неё есть сын. Взрослый, здоровый, с выходным днем. Почему этот сын, вместо того чтобы помочь, отправляет жену, а сам намеревается провести день на диване?
— Потому что раньше никого это не беспокоило! — почти выкрикнул Игорь, сделав резкий шаг в комнату. — Ты всегда помогала, и всё было нормально! Что же изменилось? Может, теперь у тебя корона на голове, или ты возомнила себя особенной?
— Изменилась ситуация — я больше не могу, — спокойно произнесла Тамара. В её голосе вовсе не было злобы — только глубокая, давно накопившаяся усталость. — Я устала быть удобным инструментом для вас обоих, а не полноценным человеком. Устала, когда ни время, ни силы, ни желания мои не принимаются в расчет. Ты говоришь: «Ты всегда соглашалась». А ты хотя бы раз думал о том, чего мне это стоило? Сколько раз я отказывалась от собственных планов, отдыха и даже здоровья, чтобы угодить тебе и твоей матери?
Игорь фыркнул и отмахнулся, словно от надоедливой мухи.
— Вот опять эти жертвы! Прямо святая мученица! Никто тебя не заставлял. Ты сама шла. Значит, тебе это было приятно!
— Я шла, потому что хотела сохранить мир в семье, — горько улыбнулась Тамара. — Потому что надеялась, что ты заметишь и оценишь всё, что я делаю. Но ты воспринимал это как должное. Как будто я обязана обслуживать всех твоих родственников. А знаешь, что интересно? Моя мама ни разу не просила тебя помочь с окнами или работой на даче. Хотя ей тоже нелегко. Она понимает, что у нас с тобой своя жизнь. А твоя мама с тобой почему-то видит в мне бесплатный ресурс, который можно использовать по первому требованию.
— Не сравнивай их! — взревел он, и его лицо исказилось от гнева. — Моя мать всегда старалась для нас! И сейчас, когда ей нужна помощь, ты так реагируешь? Это просто эгоизм!
— А кто же позаботится обо мне, если не я сама? — Тамара посмотрела ему прямо в глаза без страха и вины. Лишь уверенность и решимость. — Ты? Который даже не замечает, как я выгляжу после очередной «помощи» твоей маме? Или Ольга Николаевна, которая после уборки рассказывает, что у соседки невестка ещё пироги печёт каждый день? Нет, Игорь. Этот этап завершен. Я больше не намерена быть ковриком, об который вы все вытираете ноги, скрывая свою эксплуатацию под словами «долг» и «помощь».
Напряжение нарастало. Игорь ощущал, как теряет контроль. Его привычный статус, право распоряжаться и влиять — всё рушилось перед ним. Он привык к мягкости и уступчивости Тамары, а эта женщина с холодным взглядом и твёрдым голосом выбивала его из колеи.
— Ты просто неблагодарная! — задыхаясь от возмущения, воскликнул он. — Мы к тебе искренни, а ты… Ты ничего не ценишь! Тебе наплевать на наши чувства!
— О, чувства! — рассмеялась Тамара, но в её смехе не было радости. — А когда в последний раз ты думал о моих чувствах, Игорь? Когда я, уставшая после дня у твоей мамы, возвращалась домой, и ты лишь говорил: «Хорошо. Всё сделала? Молодец». Мои потребности? Желание отдохнуть и получить простое человеческое внимание — они учитывались? Нет. Гораздо проще иметь жену, которая молча выполняет любые указания.
Игорь метался по комнате, словно загнанный зверь. Его привычные приёмы давления, обвинений и упрёков не работали, что выводило его из себя ещё сильнее.
— Ладно, — наконец остановился он, тяжело дыша. — Если ты не хочешь мирно решить, будет по-другому. Сейчас ты услышишь мнение моей матери!
Достал телефон и быстро набрал номер. Тамара сидела спокойно, с легкой тенью презрения на лице. Она знала этот ход — «тяжелая артиллерия» в лице мамы, которая всегда на стороне сына.
Через несколько секунд послышался недовольный голос Ольги Николаевны: