— Ты сейчас под влиянием эмоций. Давай не будем конфликтовать. Нужно всё обдумать…
— Ты уже думал. Поздравляю. Я тоже решила. Подала на развод. Завтра отнесу документы в суд. И квартиру не отдам. Даже если вы с Еленой полезете в мой почтовый ящик.
Максим прервал разговор.
Татьяна прижала Ольгу к себе у окна. Та не стала плакать. Просто не было сил.
— Не плачь, иначе я заплачу, — тихо произнесла Татьяна.
— Я не плачу, — ответила Ольга. — Я жду. Когда вся эта история закончится. Или взорвётся.
На следующее утро ей позвонили из больницы.
Наталью Ивановну забрали с тяжёлым инфарктом. Максим был рядом. Елена не смогла — с детьми осталась.
Ольга слушала звонок, словно кто-то зачитывал отстойный сценарий телевизионного шоу: «инфаркт, когда тебя чуть не разоблачили».
— Вы всё равно приедете? — спросил Максим. — Она вас звалa.
— Конечно приеду, — ответила Ольга. — Только не к ней. К себе. Завтра.
— Куда именно?
— В свою квартиру.
В понедельник утром Ольга вернулась под дождь, будто специально кто-то сверху решил создать нужное настроение: «Ну, сделаем ей серый мокрый день». Таксист тяжело вздохнул, вытащил из машины её чемодан, который уже начал протекать снизу, и произнёс:
— Удачи вам. Похоже, вы въезжаете во что-то серьёзное.
Ольга усмехнулась:
— Новый сезон сериала. Те же герои, только бюджет больше.
Дверь открылась без усилий. Квартира встретила тишиной и запахом старой мебели. Она прошлась по комнатам — никто не заходил, всё на своих местах. Даже швейная машинка стояла, как забытая подруга: пыльная, обиженная, но готовая снова работать.
В телефоне было восемь пропущенных от Максима и одно голосовое от Елены, его снохи. Она редко связывалась напрямую, так что это вмешательство — явный знак.
«Ольга, ты не права. Мама в больнице. Все переживают. Максим на пределе. Пожалуйста, если ты нормальный человек, не раздувай из квартиры трагедию».
Ольга прослушала эти слова трижды. Последний раз — в ванной, стоя босиком на холодном кафеле, глядя в потолок. Потом выключила звук. Всё.
Через несколько дней позвонили из нотариальной конторы. Все документы подготовлены. Нужно явиться и подписать. Квартира официально стала её. По закону. С печатями и подписями. Говорят, даже шампанское наливают, если попросишь.
Ольга шла туда, будто на похороны. Она поняла: это не радость, а конец. Конец брака, иллюзий, терпения. Конец той части жизни, где она надеялась, что семья — это поддержка, а не борьба за квадратные метры.
На выходе из конторы ей позвонила Татьяна.
— Ты жива?
— Формально — да. В душе — не уверена.
— Поедем в Икею, — бодро предложила Татьяна. — Купим новый диван. Назовём его «Свобода» или «Пошли вы все».
Максим позвонил сам на следующий день. Голос был другой — мягче, тише. Уставший.
— Маму сегодня выписывают. Всё вроде стабильно. Но она… она зовёт тебя.
— Чего от меня хочет?
— Не знаю. Сказала: «Хочу всё объяснить».
— Максим, мы оба знаем, как она объясняет: через тебя, давлением, чувством вины.
— Может, в этот раз…
— Ты ещё веришь, что она поменяется?
Он молчал.
— А ты?
Ольга вздохнула.
— Я больше не хочу жить так, словно мне восемнадцать и я должна всех спасать. Я уже тридцать шесть лет стараюсь. Хватит.