Из дома выглянул Денис — высокий и худощавый, но с крепким телосложением парень. Он кивнул сестре и с интересом обвел взглядом прибывших.
— Привет, — произнёс он. — Всё-таки нашла.
— Нашла, — ответила Ирина с улыбкой, хотя в её глазах Оля заметила тревогу. Девушка понимала, что не все в доме рады их появлению.
— Оля, ты здорово выросла, — с удивлением сказал Дима, внимательно глядя на неё.
— И ты тоже, — отозвалась она.
— Ну что, заходите в дом. Зачем стоять на крыльце? — он по-хозяйски распахнул дверь. — Располагайтесь.
Тамара и Ирина обменялись взглядами и улыбками, оценив Димины слова. Всё должно наладиться, — подумали обе. — В тесноте да не в обиде.
***
На следующее утро Ирина проснулась раньше всех. За окном лишь начинало светать, но работы было много. Нужно подоить корову и выпустить её на пастбище, чтобы к вечеру она насытилась свежей травой и дала молока. В Прилуках коров оставалось совсем мало — война сильно сократила поголовье. Их не загоняли в стада, а держали за огородами, где трава была гуще.
Ирина тихо прикрыла дверь, чтобы не разбудить детей. Марина с Олей спали, прижавшись друг к другу, словно боясь расстаться даже во сне. На кровати посапывал маленький Саша.
Босыми ногами, осторожно ступая по прохладным доскам пола, Ирина вышла во двор. Утренняя прохлада обвила её, заставляя вздрогнуть. Роса сверкала на траве, а воздух наполнял аромат влажной земли и цветущих растений.
Белка встретила хозяйку тихим мычанием. Ирина села на низкую скамейку, прижалась лбом к тёплому боку коровы и привычно начала работу руками. Потоки молока звенели о стенки подойника, и этот звук успокаивал, наполнял сердце тихой радостью. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.
Закончив доить корову, Ирина процедила молоко и разделила его на две части. Одну оставила на утро — детям нужно молоко, особенно Марине, хрупкой и бледной. Остальное уберёт в погреб — для обеда.
Она вымыла подойник, вышла за калитку и повесила его на кольцо плетня, чтобы просох. И тогда заметила человека, медленно и прихрамывая, идущего по улице Прилук.
Солдат. В выцветшей гимнастёрке. Он опирался на самодельный костыль.
Сердце Ирины застыло, а потом забилось учащённо. Каждый раз, когда возвращались с фронта мужчины, она надеялась — вдруг это её Владимир? Вдруг он жив?
Она всматривалась в лицо солдата, чувствуя, как ноги подкашиваются от волнения. И вдруг узнала. Это не Владимир. Перед ней стоял Пётр Иванович, её свёкор. Постаревший, с сединой, но живой.
— Папаня, — прошептала Ирина, уронив подойник, и бросилась к нему.