Тамара накинула на себя старый мужской пиджачок, который служил ей вместо плаща, и вышла из квартиры. Тихо закрыла дверь.
Дорога до госпиталя показалась ей необычайно короткой. Всё вокруг казалось знакомым: скрипнула калитка, облупился угол здания, на лавочках под деревьями сидели знакомые люди.
Главврач, Марина Сергеевна, уже находилась в своём кабинете, в очках, с аккуратно разложенными по стопкам бумагами. Услышав стук, она подняла голову. В её взгляде читались и внимание, и строгость, и усталое тепло.
— Тамара Андреевна… — произнесла она, откладывая ручку. — Доброе утро. Что-то срочное?
— Марина Сергеевна, я пришла с просьбой… отпустить меня, — тихо ответила Тамара, не садясь. — Мама очень хочет домой. Снег уже давно растаял, надо успеть вскопать огород. И дом требует ухода. Мама одна с этим не справится, нужно помочь.
Главврач глубоко вздохнула. Взглянула на женщину, которая работала рядом с ней весь этот тяжёлый год. Стойко и молча, день за днём.
— Вы у нас… — сняла очки Марина Сергеевна. — Настоящий профессионал. Таких мало. Я до сих пор помню, как вы спасли Диму, молодого артиллериста с температурой под сорок и тяжёлой раной. Никто не верил, а вы остались — дежурили трое суток. А Андрей Петрович… И много таких случаев.
Тамара молчала. Марина задумалась, сделала паузу.
— Раз уж просите — отпустим, — потрясла головой Марина Сергеевна. — Победа всё изменила. Люди возвращаются домой. У каждого должен быть дом. За это воевали.
Она поднялась, подошла к Тамаре и взяла её за руку.
— Спасибо вам. За всё. И помните, — голос стал мягче. — Вы обещали мне продолжать учиться. Вы не просто сестра — вы врач по призванию. Ваши руки — как у хирурга, сердце — как у матери. Обещайте, что станете врачом.
— Обещаю, — прошептала Тамара. — Я… постараюсь.
— Вы не «постараетесь». Вы станете.
Когда Тамара вышла из кабинета, солнце уже стояло высоко. В воздухе пахло сиренью. Пахло началом.
В перевязочной Тамару провожали, словно родную. Ира обняла её, расплакалась, вытирая лицо краем халата. Старшая сестра Юлия положила в карман платок, прошептав: «На дорогу, чтобы с собой был наш кусочек».
С ранеными было особенно тяжело. Саша, тот мальчик без ноги, только что отошёл от операции, долго держал её за руку.
— Тамара Андреевна, — прошептал он, — можно я напишу вам письмо? Просто… мне спокойнее, когда вы рядом. Даже если это письмо.
— Пиши, Саша, конечно. Держись. Поправишься, домой вернёшься, всё наладится.
— Я пойду в техникум. Там инвалидов принимают. Я стану инженером. Пусть без ноги, но с головой.
— Вот молодец, — сказала Тамара, и комок поднялся к горлу.
Многие солдаты протягивали руки, кто-то просто кивал, кто-то просил: «Не забывайте нас».
Тамара шла по коридору, и казалось, что всё это в последний раз: стены, запах карболки, голоса за дверями. Как будто снимали повязку с живой раны — больно, но необходимо.