Вторник. Возвращение мамы
Тамара Петровна появилась, будто так и должно было быть. В пакете из «Пятёрочки» она принесла угощения — мандарины, копчёную скумбрию и… нотариальные документы.
— Ты что, решила завещание составлять? — не выдержала Ольга.
— А почему бы и нет? — спокойно ответила свекровь. — Я, между прочим, женщина ответственная. И если, не дай бог, что-то случится, Игорек и Миша должны быть защищены.
— Отлично. Только вы не забыли, что они уже под защитой — моего ремонта, моей квартиры и моей ипотеки, которую я погасила досрочно ещё до вашего заселения?
Игорь встал между ними, словно посредник на международных переговорах, но без галстука.
— Девочки, хватит, пожалуйста.
— Девочка у тебя в садике, — резко отрезала Ольга. — А я — женщина, вложившая душу в этот дом. А теперь меня хотят выставить, как ненужную мебель. Сначала твоя мама, а потом, может, ещё и внук подаст в суд?
— Не преувеличивай, — тихо произнёс Игорь.
— Перегибать — это когда тёща лезет в борщ. А когда свекровь вмешивается в собственность — это уже вопрос уголовного права.
Тамара фыркнула.
— Кому ты нужна, Ольга? Ты с работы не вылезаешь, с мужем постоянно ссоришься. Сама должна быть благодарна, что Миша хоть немного тепла тебе дал. А Игорек с тобой только из жалости.
Наступила пауза. Мёртвая тишина.
Ольга улыбнулась. Медленно. Холодно. С выдохом, словно хирург перед разрезом.
— Слушай внимательно, Тамара Петровна. Ещё одно слово про жалость — и я вызову полицию, чтобы вас вывели отсюда как незаконных жильцов. Вы не прописаны. Вы не платите. Вы не хозяйка.
— Ты же сама впустила!
— Впустить — не значит позволить остаться навсегда. Я думала, что вы человек. А вы — замедленная мина.
Игорь поднялся.
— Хватит. Я… я съеду. С мамой и Мишей.
Ольга взглянула на него с тем же выражением, с каким замечают дыру в носке на важном собеседовании.
— Съедешь?
— Да. Ты права. Это твоя квартира. А мы… лишние.
Она долго молчала. Потом кивнула.
— Иди. Только без пафоса. Не надо играть героя. Герои за своих женщин стоят. А не пакуют чемоданы к маме.
Вечер. Чемоданы
Чемодан гремел колёсами по паркету. Ольга стояла у окна, попивая чай. Миша подошёл робко.
— Тётя Оля… вы не злы?
Она повернулась и впервые за две недели искренне улыбнулась.
— Нет, Миша. Это не твоя вина. Ты хороший мальчик. Просто взрослые порой совершают глупости. Особенно когда думают, что знают всё лучше всех.
Он кивнул, затем сказал:
— Мне будет вас не хватать. У вас чай вкусный. И квартира теплая.
— А тебе — хорошего пути. И запомни: жильё — это важно. Но ещё важнее — с кем ты в нём живёшь.
Игорь вышел последним. Стоял в коридоре, мял кепку в руках.
— Если передумаешь… я всегда рядом.
Ольга посмотрела на него спокойно.
— Ты всегда рядом с мамой. А со мной — я сама. И этого мне хватает.
Хлопнула дверь. Пауза. Вдох.
Она оглядела квартиру. Без звуков тапок, без запаха скумбрии, без чужих замечаний о плитке.
Вышла на балкон, глубоко вдохнула. Над Буском светились фонари, словно сигналы: «Всё будет. По-другому. Но будет.»
Прошло две недели.
Ровно четырнадцать дней тишины.
Ольга спала спокойно, завтракала, как обычный человек, а не как дежурный на подводной лодке. Вечерами она включала музыку, ходила в халате, заказывала доставку — и впервые за долгое время никто не шептал за спиной: «О, хозяйка пришла…»
Работа шла успешно. Телефон не звонил от Игоря. Один раз Миша позвонил — поздравил с прошедшим праздником и сказал, что скучает.
Ольга ответила тепло, но кратко.
Она училась жить заново. Без компромиссов. Без постоянной оглядки на чужую маму. Без этого бессрочного семейного шантажа.