Скрежет замка заставил меня замереть с влажной тряпкой в руках. Я как раз оттирала с паркета липкое пятно от варенья, которое принесла Тамара Сергеевна, и этот звук показался мне слишком знакомым.
Владимир еще спал. Было воскресенье, около половины девятого утра.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась свекровь. В одной руке она несла авоську с чем-то зеленым, а в другой — поводок с её крошечным, постоянно дрожащим псом.
— Оля, вы что, спите? — бодро поинтересовалась она, переступая порог. — Я вам укропчика принесла, свой, с дачи.
Я выпрямилась, чувствуя, как напрягается спина.
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна. Мы спим. Точнее, Владимир спит.
Она проигнорировала мои слова и двинулась в сторону кухни. Пес, тявкнув для галочки, последовал за ней.
— Ну, я же тихонько. Зачем сразу? Я мимо рынка бежала, решила зайти. А то вы еще купите свой, весь в нитратах.
Я последовала за ней. Мое утро, единственное свободное утро без спешки, начало разваливаться.
— Мы бы купили. Или позвонили бы — мы бы спустились.
Тамара Сергеевна обернулась, и её взгляд стал строгим, оценивающим. Она окинула взглядом мою старую футболку, босые ноги и растрепанные волосы.
— Оля, что вы говорите? Зачем вам спускаться? У меня же ключи.
Она произнесла это так, будто вручала мне величайший дар, словно эти ключи открывали не квартиру, а ворота в рай.
Вечером я все-таки решилась заговорить. Владимир смотрел какой-то сериал, лениво почесывая живот.
— Володя, нам надо поговорить о твоей маме.
Он вздохнул, не отрывая взгляда от экрана.
— Оля, опять? Она всего лишь принесла укроп.
— Она вошла в нашу квартиру в девять утра в воскресенье без звонка. Она открыла дверь своими ключами. Это ненормально.
— А что тут такого? Она же мама. Не чужой человек.
Я села рядом, взяла пульт и выключила телевизор. Звук оборвался, и в тишине мои слова прозвучали громче, чем я ожидала.
— Владимир, это наш дом. Наше личное пространство. Я хочу иметь возможность ходить здесь без одежды, если захочу. Хочу просыпаться не от скрипа ключа в замке.
— Ой, ну какие уж крайности, — поморщился он. — Без одежды она захотела ходить. Мама просто заботится.
— Тогда пусть оставит свою заботу за порогом. Или хотя бы звонит, прежде чем войти. Давай попросим её вернуть ключи.
Владимир вскочил, словно его обожгли. — Ты с ума сошла? Забрать у мамы ключи? Это оскорбление! Она жизнь на меня положила, а я у неё ключи отберу? Она подумает, что мы её вычеркнули из жизни.
— А сейчас нашу жизнь вычеркивает она! — сорвалась я.
Он смотрел на меня так, будто я предложила ограбить банк. В его глазах читались страх и полное непонимание. Он не видел проблемы. Для него мама с ключами была постоянной величиной, такой же неизменной, как восходящее солнце.
А через неделю я проснулась от того, что в спальне загорелся свет.
Было пять утра.
На пороге нашей комнаты стояла Тамара Сергеевна в плаще, накинутом поверх ночной сорочки. Она щурилась от яркого света и держала в руке телефон Владимира.
— Володенька, ты телефон дома забыл, — прошептала она заговорщицки. — Я увидела, как вы уехали, а он на тумбочке остался. Вот, принесла. А то на работе без связи…
Я села на кровати, натягивая одеяло до самого подбородка. Сердце не билось — оно бешено колотилось где-то в горле, мешая дышать. Владимир что-то сонно промычал и повернулся на другой бок.