— Скажи мне прямо, Алексей, — Тамара Сергеевна сняла перчатки и бросила их на обувницу, — ты мне её в наследство не оставляй, понял?
— Мама, что ты говоришь? — Алексей снял куртку и, не оборачиваясь, направился на кухню. — Какая ещё наследственность? У нас же квартира в долевой собственности, и…
— В долевой?! — перебила она, топая за ним. — Вот именно! Сначала доля, а потом она тебя похоронит, и я останусь с этой кислой мордой в одной квартире до конца своих дней? Прекрасно! Спасибо, сынок! Я просто счастлива до визга!
В кухне у окна сидела Ольга в старом спортивном костюме, с немытой головой и покрасневшими глазами. На столе стояла чашка остывшего кофе, но она даже не притронулась к ней.
— Я всё слышу, Тамара Сергеевна, — спокойно произнесла она, не оборачиваясь.
— Отлично, Олюша, — ответила свекровь с колкостью в голосе. — Может, теперь ты сама соберёшь свои вещи и уйдёшь из квартиры моего сына. А то у тебя и траур затянулся, и депрессия — а у нас тут живые люди, между прочим.
— Мам! — резко повернулся Алексей. — Ты вообще понимаешь, что говоришь?
— Понимаю, сыночек. Отлично понимаю. После свадьбы у тебя, похоже, крыша поехала, а я осталась прежней. Если ей хочется жить в скорбном одиночестве — пусть живёт. Но в своей собственной квартире, а не в нашей.
Ольга медленно поднялась. Без суеты, как будто собиралась просто выйти в аптеку. Подошла к Тамаре Сергеевне и, глядя ей в глаза, тихо сказала:
— Это квартира моего мужа. И моего сына. Которого вы до сих пор называете «тем пацаном». Игорь жил здесь, вырос здесь и погиб, возвращаясь домой именно в этот подъезд. А теперь вы предлагаете мне просто уйти? С глаз долой?
— Он погиб из-за своей собственной глупости, — резко заявила Тамара. — Мотоцикл, темнота, без шлема… Ты его мать, где была ты?
Эти слова прозвучали, словно удар по лицу. Алексей поднял руку, будто хотел прикрыть лицо. Ольга посинела от напряжения.
— Я… была дома. Ждала. Готовила ужин.
Тишина в кухне стала невыносимой.
Три месяца назад Тамара Сергеевна переехала к ним после перелома ноги. Временно, «на пару недель», как она тогда сказала. Прошло три месяца — и ни один её носок не покинул пределы квартиры.
Сначала Ольга терпела. Уговаривала себя: «старый человек, ей тяжело, стресс». Потом начались придирки: «посуду моешь плохо», «шторы у тебя серые, как на кладбище», «кошка у тебя глупая», «пыль на микроволновке».
А затем случился вечер, когда Тамара, не подозревая, что Оля стоит за дверью, сказала Алексею: «Ты только квартиру ей не оставляй. Иначе я тебе там на том свете не прощу».
— Знаешь, Тамара Сергеевна, — голос Ольги дрожал, но звучал чётко, — я думаю, что вы на самом деле хотите, чтобы меня не стало. Тогда бы вы забрали себе и комнату сына, и посуду, которую я покупала, и спокойно сидели тут с мужем, царствуя.
— Царствовали! — закатила глаза свекровь. — Ты слышишь, Алексей? Совсем с ума сошла. Раньше она была тихой, нормальной — всё в себе держала. А теперь — актриса.
— Раньше у меня был сын. Сейчас у меня пустота, — сказала Ольга. — Так что не удивляйтесь, что я говорю иначе.
Алексей смотрел на них обеих, словно пытался выбрать сторону. Но его лицо выдавало усталость. От этой квартиры. От своей роли между двух огней. От того, что он не мог сказать матери: «Уходи», и жене: «Забудь».
— Мама, — наконец выдавил он, — может, тебе действительно стоит… вернуться к себе? Ремонт там почти закончен, и…
— Ага! Выгнать старуху, потому что молодая «в трауре», — фыркнула Тамара. — Спасибо, Алексей. Очень по-человечески. Сколько я тебя растила, ночами не спала — а теперь «пожилая женщина, иди на все четыре стороны»?
Ольга отвернулась и тихо ушла в комнату. Не хлопнула дверью. Просто ушла. С ней ушёл и смысл разговора.
Через пару дней она всё же посетила нотариуса. Квартира с Алексеем была совместной, но доли не были оформлены официально — всё было «по любви, по договорённости». После смерти сына это стало для неё резким ударом: если что-то случится с Алексеем, где она будет жить?
— Вы не являетесь собственником, — строго сообщила нотариус. — Имущество оформлено полностью на мужское имя.
— А если с ним… ну, случится? — голос Ольги задрожал.
— Тогда квартиру будут делить наследники. Родители, братья, сёстры. Вы сможете претендовать только если он оформит на вас завещание или передаст долю в подарок.
Ольга вышла на улицу, словно на плечи ей навесили тяжелые камни. Возле киоска с цветами она простояла минут пять, не замечая ни прохожих, ни сигнала машин.
Она вдруг осознала, что стала никем. Без сына. Без собственного жилья. Без будущего. Лишь «снохой».
А её «семья» — это люди, которые при каждом удобном случае готовы вытолкнуть её из жизни Алексея, как ненужную, сломанную мебель.
Когда Алексей предложил «по-человечески всё обсудить», Ольга даже обрадовалась. Он принёс два латте и плюшки из их любимой пекарни на углу. Посадил её на кухне и включил лампу, словно готовясь к серьёзному разговору.