— Вот незадача, — Ирина поджала губы, оценивая гостиную с видом хозяйки. — Мы рассчитывали, что она порадует нас своими рулетами. Но что поделать, работа — есть работа.
Первый вечер обернулся для Алексея настоящим испытанием. Вернувшись с работы, он застал квартиру в лёгком беспорядке. Пальто родителей висело на дверце шкафа, ботинки Владимира стояли посреди коридора, а на его любимом диване, подложив под голову Тамарину декоративную подушку, громко храпел Павел, слюна с приоткрытого рта капала прямо на подушечку. Вся семья ожидала ужина. Алексей, быстро соображая, что можно приготовить на пятерых, бросился в магазин. Он вернулся с сумками, наполненными пельменями, колбасой и готовым салатом «Оливье» в пластиковом контейнере.
— Ну что ж, по-холостяцки, — вздохнула Нина, ковыряя вилкой пельмень. — Ничего страшного, Максим, мы люди простые. Хотя Тамара могла бы и позаботиться, приготовить заранее, раз знала, что уезжает.
К середине недели иллюзия семейного праздника начала рушиться. Алексей осознал, что родственники приехали не просто в гости. Они устроились у него в квартире словно в санатории, где он был единственным работником, совмещавшим обязанности повара, официанта, уборщика и аниматора. Утром его будили не звонком будильника, а требовательными словами: «Алексей, кофе кончилось!». Днём поступали звонки с работы: «Алексей, пульт от телевизора не работает, посмотришь, когда придёшь?». Вечером, с трудом волоча ноги, он готовил ужин, убирал со стола и мыл гору посуды, а после его ждал допрос.
— Что-то меня смущает эта её «работа», — задумчиво произнесла Нина, когда они остались вдвоём на кухне. Владимир с отцом смотрели футбол по телевизору, а Ирина принимала ванну, щедро расходуя Тамарин лавандовый гель для душа. — Не поверю, что она так внезапно сорвалась. Вы ссорились? Это из-за нас она уехала?
— Нина, перестань, — устало махнул рукой Алексей, протирая стол.
— Я не перестану! Я мать, я сердцем чувствую! Жена у тебя с гордыней, всегда это замечала. Ей не нравится наша простая родня. Всё ей не по душе, всё не так, как она привыкла. Ты мужик или нет? Поставь её на место! Чтобы знала: семья мужа — это святое! А то что выходит? Мы приехали, а она хвост поджала и убежала в кусты. Это недопустимо, Алексей. Большой недопустимо.
Он молчал. Что он мог возразить? Что она оказалась права? Что этот «праздник», который он так ждал, превратился в изнурительный, неблагодарный труд? Что он уже ненавидит звук шаркающих по паркету тапочек и вопрос «Что у нас сегодня на ужин?». Что впервые в жизни понял, почему Тамара с таким холодным ужасом воспринимала новости о приезде его родни. Он смотрел на жирные пятна, оставленные Владимиром на чистой скатерти, слушал, как в ванной льётся вода, и чувствовал, как в груди растёт тихая, бессильная ярость. И эта ярость была направлена не на родственников. Она была адресована той, кто в этот момент сидела в своём загородном отеле в «Каролино-Днестровском», читала книгу и была абсолютно, унизительно права.
К пятнице Алексей стал тенью самого себя. Он жил в липком, душном тумане из недосыпа, запаха вчерашних котлет и глухой раздражённости. Квартира, некогда его крепость, превратилась в филиал вокзала — шумный, неуютный и постоянно грязный. Владимир прожёг сигаретой подлокотник Тамариного кресла. Ирина, решив «навести порядок», расставила книги в кабинете по росту, а не по авторам, превратив библиотеку в хаос. Павел не переставал комментировать его кулинарные попытки, сравнивая всё с тем, как «делала Нина», а Нина… Нина вела свою тихую подрывную деятельность.
Последней каплей стал пригоревший рис. Алексей, разрываясь между звонком с работы и требованием Павла найти очки, на которых тот сам же сидел, просто забыл о кастрюле на плите. Едкий запах гари заполнил кухню.
— Максим, ну кто так рис варит? — вошла на кухню Нина, брезгливо морщась. — Его же надо промывать семь раз, в холодной воде. Потом заливать водой на два пальца выше. Я же тебя учила. Совсем тебя Тамара распустила, от рук отбился.
В этот момент что-то внутри Алексея оборвалось. Не щелкнуло, а именно порвалось, как перетёртый канат, удерживавший остатки его терпения. Он смотрел на почерневшее дно кастрюли, на самодовольное лицо Нины и видел не свою семью. Он разглядывал причину своего унижения. Он бросил губку в раковину, сорвал с крючка ключи от машины и, не сказав ни слова, покинул квартиру, оставив позади ошарашенные возгласы.
Дорога до загородного отеля была наполнена злой, бурлящей энергией. Он не просто ехал — он мчался на войну. В голове мелькали все унижения этой недели: грязная посуда, критические замечания, бесконечные просьбы и полное отсутствие благодарности. И виновницей всего этого кошмара была она. Тамара. Которая сбежала, оставила его одного на этом поле боя, предала его. Он намеревался высказать ей всё. Он заставит её вернуться. Он привезёт её домой, поставит к плите и докажет всем, кто в доме хозяин.
Холл отеля «Каролино-Днестровский» встретил его тишиной, прохладой и ароматом хвои и свежесваренного кофе. Контраст с душной, захламлённой квартирой был настолько резким, что он на мгновение растерялся. Он сразу заметил её. Тамара сидела в глубоком кресле у панорамного окна, выходившего на сосновый лес. На ней было простое светлое платье, волосы собраны в свободный узел. Она выглядела отдохнувшей, спокойной, умиротворённой. Рядом стояла чашка кофе, а в руках она держала книгу.
Он подошёл к ней, высокий, взъерошенный, с красными от бессонницы глазами и пятном от чего-то жирного на рубашке. Он олицетворял тот хаос, от которого она сбежала.
— Отдыхаешь? — его голос прозвучал хрипло и с ядом.