Он перевёл взгляд в угол комнаты, где сидел его отец — Пётр. Тот побледнел, словно из него вылилась вся кровь.
— Отец, может… пора? — проговорил Данил, не отводя взгляда.
Я вдруг поняла, к чему он клонит. И в груди похолодело.
Пётр медленно поднялся, опираясь на подлокотники. Его голос дрожал.
— Видимо… настал момент сказать правду, — выдавил он.
— О чём ты бормочешь? — голос Нины сорвался. — Данил — наш сын! Я сама рожала его!
— Да, ты рожала мальчика, — проговорил Пётр, едва шевеля губами. — Но в роддоме… произошла ошибка. Я подслушал разговор медсестёр, когда Данилу было четыре. Потом… сделал тест. Он не совпал ни с тобой, ни со мной. Я… не знал, как тебе сказать.
— И ты просто… молчал?! — Данил ударил кулаком по столу. — Столько лет?!
— Я боялся разрушить семью, — прошептал Пётр. — Ты был нам сыном во всём, кроме крови. Я не хотел всё сломать.
Нина осела на диван, закрыв рот рукой.
— Вот почему тест показал, что Богдан — не мой внук… — прошептала она. — Потому что ты мне не сын…
В комнате было так тихо, что было слышно, как Богдан перекладывает кубики в детской.
Я стояла, словно в дыму после взрыва. Не могла понять, что чувствовать. Всё смешалось: злость, потрясение, боль.
— Я не хотел, чтобы всё всплыло так, — сказал Данил, глядя в пол. — Но когда ты, мама, полезла в чужие дела и попыталась лишить моего сына права на семью… я не мог больше молчать. Я поговорил с отцом неделю назад. Когда ты в очередной раз сказала, что Богдан не похож на тебя.
Он подошёл к малышу, который тихо играл с плюшевым зайцем.
— Этот мальчик — мой сын. И я его люблю. Никакая бумага не заставит меня усомниться в этом.
⸻
Следующие дни прошли в странной тишине. Нина уехала «подумать», как она выразилась. Пётр переселился в гостевую. А мы с Данилом… просто разговаривали. Много. Откровенно. Мы пережёвывали случившееся по кусочкам.
Однажды я нашла его на веранде. Он листал старый фотоальбом.
— Как думаешь, твои настоящие родители знают правду? — тихо спросила я.