Андрей взглянул на меня. В его глазах бушевала буря чувств: изумление, недоверие, боль. Он узнавал меня, но перед ним стояла его плачущая, измученная мать.
— Аня?
Я без слов схватила его за руку и повела в гостиную. Санитары застынули в дверях, наблюдая за происходящим.
— Минуту, — обратилась я к ним. — Думаю, вам тоже будет интересно.
Подключив ноутбук к большому телевизору, я нажала кнопку воспроизведения.
Первые кадры: Тамара Сергеевна одна в комнате, с увлечением рисует себе синяк на руке. Следующий фрагмент показывал, как она наносит грим на шею.
Еще один эпизод — ее громкий разговор с сестрой, где она жаловалась на «заботливую» невестку. Андрей пристально смотрел на экран, его лицо окаменело.
Затем наступила кульминация. Запись с двух камер. Она сама оставляла синяки и ударялась о разные предметы, чтобы все выглядело правдоподобно. Вот она крадется к лестнице.
Вот, глубоко вдыхая, эффектно падает назад. Вторая камера, установленная в коридоре, зафиксировала падение крупным планом. Никого рядом не было.
Тамара Сергеевна, лежащая на носилках в коридоре, замолчала. Ее рыдания прекратились. На экране была она — лживая, хитрая, пойманная с поличным.
Андрей медленно повернулся к матери. В его взгляде не мелькало гнева. Лишь ледяное, пронизывающее презрение.
— Вставай, мама. Спектакль окончен.
Санитары, обменявшись взглядами, бесшумно развернули носилки и вышли. Тамара Сергеевна села, ее лицо стало бледным, словно полотно.
— Андрей, это не то, что ты думаешь… она меня заставила!
— Заставила тебя полгода рисовать синяки? — тихо произнес он. — Я вызову тебе такси. Поедешь к тете Людмиле. Твой ремонт, думаю, можно считать завершенным. Навсегда.
Он подошел ко мне и крепко обнял. Я уткнулась ему в плечо, и все напряжение последних месяцев наконец отступило.
Я одержала победу. Без криков, без скандалов. Тихо, последовательно и неоспоримо.