Он встретил мой взгляд, и впервые в его глазах я заметила не притворную заботу, а первобытный страх.
— Что… что ты натворила?
— Я всего лишь заварила чай, дорогой, — я поднялась и направилась к телефону. — Тот самый, который должен был усыпить меня навсегда. Но на этот раз он подействует на тебя.
Он попытался подняться, но ноги отказали ему. Он рухнул на ковер, судорожно вдыхая воздух.
— Ты…
— Я всё знаю, Алексей. О завещании. О твоих расчетах. О вымышленном докторе Иванове.
Я набрала номер. Не скорой, а полиции.
— Алло? Хочу сообщить о покушении на убийство. Да, мой муж. Он пытался меня отравить. Срочно приезжайте. Думаю, он скоро признается во всем.
Положив трубку, я взглянула на мужчину, корчащегося на полу. Вся его привлекательность и блеск исчезли.
Передо мной лежал всего лишь жалкий, испуганный преступник.
Когда прибыли полицейские, я спокойно передала им пустой бумажный пакетик и указала на увядающие цветы в горшках.
Физически я была ослаблена, но духом никогда не чувствовала себя сильнее. Я выжила. И обрела свободу.
Суета, охватившая дом, казалась частью далекого прошлого. Люди в форме, врачи, следователь с уставшими глазами.
Я наблюдала за происходящим со стороны, словно смотрела фильм. Тошнота и слабость не исчезли, но теперь они были лишь телесным недомоганием, а не проявлением чужой воли.
Алексея унесли на носилках. Он остался жив — я рассчитала дозу так, чтобы она подействовала, но не убила.
Я хотела, чтобы он ответил за всё по закону. Чтобы он оказался за решеткой и каждый день вспоминал, как его безупречный план разрушился из-за женщины, которую он считал слабой и недалекой.
— Ольга Сергеевна? — пожилой следователь с седыми висками сел напротив меня. — Нам потребуется взять у вас официальные показания. Но сначала скажите, нужна ли вам помощь? Врач?
Я покачала головой.
— Мне необходим свежий воздух.
Он кивнул помощнику, и тот распахнул окна настежь. В комнату ворвался прохладный вечерний ветер, принося запах мокрой земли и свободы. Я глубоко вдохнула, впервые за многие месяцы не чувствуя удушья.
Я говорила долго. Спокойно и обстоятельно, раскрывая перед следователем всю историю.
О его внезапной любви после смерти отца. О растущей изоляции. О «заботе», от которой увядали цветы. О поддельном докторе. О находке в кабинете.
Я передала ему всё: шкатулку, папку с документами, почти нетронутую чашку. Каждое слово было словно гвоздь в крышку его гроба. Юридического гроба.
Когда они уехали, дом опустел. Впервые за долгое время я осталась в нем совершенно одна. Я прошлась по комнатам, распахнула шторы, впуская ночной свет. Я избавилась от всех его вещей, что попадались под руку: одежду, книги, парфюм.
Я подошла к фикусу, в который вылила отравленный чай. Его листья пожелтели и засохли. Я вынесла растение на улицу и оставила у мусорных баков — символ той жизни, что завершилась сегодня.
Я не испытывала ни радости, ни горечи. Только глубокое, всепоглощающее облегчение. Как будто с меня сняли свинцовое одеяние, с которым я жила так долго, что привыкла к нему.
Заварила себе простой черный чай, без добавок. Села у открытого окна и наблюдала, как на востоке начинает светлеть небо. Головокружение прошло. Вместе с ним исчез и страх.
Я понимала, что впереди ждет множество испытаний: суды, адвокаты, разбирательства. Но это было неважно.
Главное — я вновь принадлежала себе. Я смотрела на восход нового дня, и это был первый день моей новой жизни.
