Ольга укладывала дочь спать, когда в дверь раздался тихий, но настойчивый звонок — словно человек за ней точно знал, что его услышат. Трёхлетняя Аня никак не хотела погружаться в сон, цеплялась за материнскую руку, просила ещё воды и очередную сказку о принцессе, живущей в замке из облаков.
— Алексей, посмотри, пожалуйста, — позвала Ольга, но в ответ была тишина — муж принимал душ после изнурительного рабочего дня.
Звонок повторился. В нём звучала тревога, некая скрытая настойчивость, от которой по спине пробежал холодок. В глазке появилась фигура подростка — высокого, худощавого, в изношенной джинсовой куртке, которая висела на нём свободно, словно чужая. В повороте головы мелькнуло что-то знакомое, а в его нетерпеливом перемещении с ноги на ногу угадывалась внутренняя тревога.
— Кто вы? Что вам нужно? — спросила Ольга через дверь, и собственный голос показался ей чужим.
— Мне нужна Ольга Сергеевна Воронова. Это вы?
Голос был надломленным — уже не детским, но ещё не вполне взрослым, с той особенной хрипотцой переходного возраста, когда мальчик колеблется между прошлым и будущим.
— Я была Воронова. Теперь Кузнецова. Что вам нужно?
Она приоткрыла дверь, оставив цепочку — тонкую преграду между собой и неизвестностью. Подросток поднял глаза, и время словно остановилось. Эти карие глаза с золотистыми вкраплениями, напоминающими солнечный свет, застывший в янтаре, она видела тысячи раз в своих снах, кошмарах и редких счастливых видениях, когда подсознание дарило встречу с потерянным сыном.
— Здравствуй, мама.
Два слова — всего два слова, произнесённые ровным, почти безразличным тоном, заставили всю её тщательно выстроенную жизнь треснуть, словно стекло под ударом.
Семь лет она мечтала о такой встрече. Семь лет репетировала слова, которые скажет, жесты, которыми обнимет. Но сейчас, глядя в эти холодные, чужие глаза, она осознавала — тот мальчик, которого искала, больше не существует. Перед ней стоял другой человек, выросший в иной реальности, воспитанный по другой правде.
Осколки прошлого
Воспоминания нахлынули мутной волной, затапливая сознание образами четырёхлетнего Саши — его смеха, когда он запускал бумажные кораблики в лужу, его ночных объятий, когда снились страшные сны, его неумелых рисунков солнца с кривыми лучами и слов: «Это ты, мамочка».
Развод с Дмитрием наступил после долгих месяцев молчаливой войны, когда каждый взгляд был упрёком, а каждое слово — оружием. Тогда она трудилась в маленькой конторе, получала мизер, снимала комнату в старом доме на окраине города. Дмитрий же — успешный, уверенный в своей правоте, с той особенной жестокостью, присущей людям, путающим силу с безжалостностью, — методично убеждал её, что она неспособна обеспечить сыну достойное будущее.
— Подумай о ребёнке, а не о своих амбициях, — говорил он, и в его голосе звучала такая непоколебимая уверенность, что хотелось верить. — У меня для него есть всё: отдельная комната, возможность учиться в хорошей школе, заниматься спортом. Что ты можешь предложить? Коммуналку? Вечную нужду? Я не запрещаю тебе с ним видеться. Это временно, пока ты не встанешь на ноги.
Материнское сердце разрывалось, но разум шептал: он прав, мальчику действительно будет лучше в просторной квартире с обеспеченным отцом. Временно. Только временно.
Как же глубоко она ошибалась.
Первые два месяца Дмитрий сдерживал обещание. Она забирала Сашу на выходные, водила в цирк, покупала мороженое на последние деньги. Мальчик радостно бежал ей навстречу, рассказывал о новых игрушках и о том, как папа учит играть в шахматы.
Затем настала суббота, когда она приехала за сыном и обнаружила в квартире чужих людей.
— Дмитрий Павлович? — поинтересовалась новая хозяйка, разглядывая Ольгу с плохо скрываемым любопытством. — Да, мы у него купили. Он сказал, что переезжает в другой город по работе. Получил повышение.
В тот момент мир закружился и потерял ясность очертаний. Она стояла на пороге чужой квартиры, где когда-то укладывала сына спать, и понимала — её обманули с такой лёгкостью, как обманывают детей, отбирая у них конфету.
Годы поисков
Полиция. Заявления. Равнодушные лица за официальными столами. «Это не похищение, гражданочка. Отец имеет такие же права на ребёнка. Ищите сами, договаривайтесь».
Она искала. Обзванивала детские сады и школы в разных городах, тратила последние деньги на поездки по стране. Киев, Львов, Одесса, Херсон — везде, где теоретически мог осесть Дмитрий со своими связями и амбициями.
Мать, Тамара Ивановна, поддерживала, как могла. Вместе они часами сидели в интернете, искали следы Дмитрия в социальных сетях, обзванивали его бывших коллег. Большинство молчало, некоторые откровенно грубили: «Не лезьте в чужую жизнь».
— Найдётся твой мальчик, — говорила мать, обнимая дочь после очередной неудачи. — Кровь всегда найдёт дорогу. Вырастет и сам тебя отыщет.
Годы шли, острая боль притуплялась, превращаясь в постоянную ноющую тоску. Ольга научилась жить с этой пустотой внутри, словно с хронической болезнью — приспосабливаясь, находя способы заглушить боль работой, заботами, новыми отношениями.
Алексей вошёл в её жизнь через четыре года после исчезновения сына. Спокойный, надёжный, с руками, умеющими чинить всё — от сломанного крана до разбитого сердца. Он не пытался заменить потерянное, просто был рядом, создавая новую реальность, в которой находилось место для счастья.
Когда родилась Аня, Ольга впервые за долгие годы ощутила, что раны начинают затягиваться. Не исчезать полностью — это невозможно, — но хотя бы перестают кровоточить при каждом воспоминании.
Возвращение
— Можно войти? — спросил Владимир, и в его голосе не звучало ни тепла, ни радости встречи — лишь холодная констатация факта.
Ольга механически сняла цепочку, впуская в дом призрака прошлого. Он шагал в прихожую неуверенно, словно человек, оказавшийся на чужой территории. Его взгляд пробежал по фотографиям на стенах — свадебное фото, где она улыбается рядом с Алексеем, Аня в песочнице с ведёрком, первые шаги дочери.
На лице мелькнула усмешка — быстрая, болезненная, словно судорога.
— Недолго ты горевала. Новая семья, новая дочь. Полный комплект. А я думал… Впрочем, неважно, что я думал.
— Саша… — она протянула руку, но он отшатнулся, словно получил удар.
— Владимир. Просто Владимир. Сашей меня уже лет десять никто не называет.
В этот момент из ванной вышел Алексей, вытирая мокрые волосы. Увидев подростка, он замер в дверном проёме…
