В этот момент из ванной комнаты вышел Алексей, вытирая влажные пряди волос. Увидев подростка, он замер в дверном проёме. Ольга заметила, как в его взгляде мелькнули осознание, беспокойство и вопрос.
— Это Владимир, — произнесла она, и её голос звучал приглушённо, словно из глубины воды. — Мой сын.
— Привет, — Алексей протянул руку для приветствия, но молодой человек демонстративно засунул руки в карманы.
— Отец умер, — сообщил Владимир, усаживаясь на диван без приглашения. Его движения были резкими, угловатыми, выдавали внутреннее напряжение. — Полгода назад. Рак лёгких. Сгорел за три месяца. Перед смертью оставил твой адрес. Сказал — настало время матери исполнить свой долг. Забавно, не правда ли? Семь лет молчал, а теперь вдруг вспомнил о родительских обязанностях.
Ольга опустилась в кресло напротив. В горле застрял комок, мешая произносить слова. Она смотрела на этого чужого подростка — острые скулы, тёмные круги под глазами, нервно подёргивающийся кадык — и тщетно пыталась разглядеть в нём черты того малыша, которого помнила.
— Где вы проживали все эти годы?
— Везде понемногу. Сначала Одесса — отец там руководил каким-то проектом. Потом Херсон, последние три года — Киев. Он часто менял работу. Говорил, что так лучше для карьеры, но я понимал — он боялся. Боялся, что ты нас найдёшь.
— Я искала…
— Знаю, — перебил он с горькой усмешкой в голосе. — Отец рассказывал. Как ты бегала в полицию, как пыталась пробиться на телевидение. «Жду тебя, сынок, люблю тебя, сынок». Он смеялся. Говорил, что ты талантливая актриса. Что если бы действительно хотела найти — нашла бы. Но тебе удобнее было играть страдающую мать, чем быть ею.
Каждое слово было как удар под дых, вырывая воздух из лёгких. Ольга видела, как годы лжи и манипуляций выстроили между ними стену, которую никакими словами не разрушить.
— Папа! Папочка! — из детской выглянула сонная Аня, тряся кудряшками. — Хочу водички!
— Иду, солнышко, — Алексей бросил жене встревоженный взгляд и поспешил к дочери.
Владимир проводил его взглядом, и что-то жёсткое мелькнуло на его лице.
— Сколько ей?
— Три года.
— Три года, — задумчиво повторил он. — Значит, через четыре года после моего исчезновения ты уже была замужем и рожала других детей. А я всё это время думал… Отец был прав. Ты просто вычеркнула меня из своей жизни.
Как объяснить человеку, воспитанному на лжи, что жизнь не останавливается даже после трагедии? Что можно одновременно скорбеть по утрате и стараться создать нечто новое? Что любовь к одному ребёнку не исключает чувства к другому?
Попытка
Тамара Ивановна, узнав о появлении внука, приехала на следующий день. Увидев Владимира, она воскликнула и прижала ладони к груди — жест, который Ольга помнила с детства.
— Господи, Сашенька! Как ты подрос! Весь в маму — те же скулы, тот же разрез глаз!
— Я не в неё, — отрезал парень, но в голосе звучала растерянность. Видимо, не ожидал такого тёплого приёма.
— Ну как же не в неё? Вылитая Ольга в молодости! Садись, садись, я напекла пирожков — с капустой, ты ведь любил с капустой?
— Не помню, — буркнул Владимир, но сел за стол.
Тамара Ивановна суетилась вокруг него, словно наседка вокруг потерянного цыплёнка. Рассказывала, как они искали его все эти годы, показывала старые фотографии, которые всегда носила с собой.
— Вот смотри, это ты в три года. На даче у тёти Веры. А это на твой четвёртый день рождения — помнишь, мы тебе подарили паровозик? Ты так радовался!
Владимир смотрел на фотографии с непроницаемым выражением лица. Ольга замечала, как в нём борются два чувства — желание оттолкнуть это неожиданное тепло и тоска по тому, чего он был лишён все эти годы.
— Отец говорил, что я тебя бросила, — сказал он наконец, не отводя глаз от фотографий. — Что развелась и уехала с любовником, а меня оставила.
— Что за ерунда! — возмутилась Тамара Ивановна. — Какой любовник? Она четыре года жила одна, только о тебе и думала! Все деньги тратила на поездки, тебя искала! А твой отец… Господи, прости меня за эти слова, но твой отец — подлец. Украл тебя и спрятал, как вещь!
— Он меня защищал, — упрямо повторил Владимир, но в голосе уже не было прежней твёрдости.
— От кого защищал? От родной матери? От бабушки? Мы что, звери какие?
Ольга молчала. Она осознавала, что слова бессильны против семи лет внушений. Дмитрий слишком искусно создал в сознании сына образ матери-предательницы.
— Мне нужно где-то остановиться, — сказал Владимир после долгой паузы. — Временно. В Киеве у отца была квартира, но теперь там живёт его жена — ну, вторая жена. Она меня выгнала.
— Конечно, внучек! — сразу откликнулась Тамара Ивановна. — У меня есть свободная комната. Живи сколько потребуется!
— Нет, — Владимир покачал головой и посмотрел прямо на Ольгу. В глазах вспыхнула та же холодная решимость, которую она когда-то видела в взгляде Дмитрия. — Я буду жить с ней. Она моя мать. Она обязана заботиться обо мне.
Трещины
Алексей был категорически против. Вечером, когда Аня уже спала, они долго беседовали на кухне тихими голосами.
— Ольга, ты видишь, как он на тебя смотрит? В нём столько злобы, столько обиды. Это опасно — и для тебя, и для Ани.
