Мусорное ведро пронзительно заскрипело, когда я тащила его к контейнеру. Халат распахнулся на груди, тапочки плескали по лужам. Да кому это интересно — семь утра, весь двор погружён в сон. Только я, глупая, проснулась слишком рано, чтобы избавиться от этого проклятого мусора до того, как соседи начнут выносить свой.
— Ольга!
Я обернулась и чуть не уронила ведро. Дмитрий стоял возле Каменец-Подольского в дорогом пальто, с чемоданчиком в руке. Как всегда — безупречен. Волосы аккуратно зачёсаны, ботинки сияют. А я — в этом потрёпанном халате, с растрёпанными волосами.
— Привет, — пробурчала я, не скрывая раздражения. — Ты мог бы предупредить, что приедешь.
— Зачем? — он усмехнулся, но в его взгляде мелькнуло что-то неприятное. — Это же мой родной дом. Или мне уже нельзя сюда приходить?
Ведро с громким стуком ударилось о край контейнера, и мусор с шумом вывалился внутрь. Я медленно повернулась к брату.
— Права? Серьёзно? После трёх лет молчания ты решил говорить о правах?
— Не устраивай сцену на весь район, — Дмитрий оглянулся на окна соседних домов. — Пойдём наверх, поговорим, как взрослые.
Я хотела послать его к чёрту. Повернуться и уйти. Но что-то в его голосе насторожило. Слишком спокойно, слишком уверенно. Как будто он пришёл не просто так.
В Каменец-Подольском наши шаги гулко отражались от стен. Дмитрий шёл следом, и я ощущала его взгляд, изучающий мою спину. Наверное, он замечал, как я постарела, располнела, опустилась.
— Ты хозяйничаешь, — заметил он, когда мы вошли в прихожую.
— А что ещё остаётся? — я сняла тапочки, поставила ведро в угол. — Кто-то же должен поддерживать порядок.
— Кто-то, — повторил он с усмешкой. — Только кто? Ведь квартира тебе не принадлежит.
Я оцепенела, сжимая ключи.
— Что ты имеешь в виду?
— Вот так. Квартира оформлена на папу. А папы нет. Значит, наследство нужно делить по закону — пополам.
В голове зазвенело. Руки задрожали.
— Дима, что ты говоришь? Папа ещё в девяносто седьмом всё переоформил на меня. Помнишь, когда ты уехал в Киев? Он тогда сказал: раз Ольга остаётся, пусть и отвечает.
— Это лишь твои воспоминания, — Дмитрий достал из кармана сигарету и закурил прямо в прихожей. — Бумаг никаких. Я проверял.
— Проверял? — голос вырвался визгом. — Где именно?
— В паспортном столе. Везде, где нужно. Квартира до сих пор на отца. Значит, я имею законное право на половину.
Сигаретный дым щипал глаза. Я опустилась на стул у телефонного столика, ноги подкосились.
— Дима, что с тобой? Мы же родственники. Я ухаживала за папой до последнего, и за Еленой тоже. Ты даже на похороны не приехал.
— Не приехал, потому что не знал, — бросил он, стряхивая пепел на пол. — А если бы и знал, что изменилось бы?
— Ничего не изменилось? — я встала, сжав кулаки. — Они каждый день вспоминали тебя! Папа до последнего надеялся, что ты приедешь и помиришься с нами!
— С вами? — Дмитрий фыркнул. — Да вы меня с порога прогоняли, когда я последний раз приезжал. Елена дверь даже не открыла.
— Потому что ты пришёл пьяным и требовал деньги!
— А теперь я пришёл трезвый и требую то, что по праву принадлежит мне.
Он затушил сигарету о край цветочного горшка на подоконнике. Мамины фиалки. Она их так любила.
— Ольга, я не хочу скандалов. Давай решим всё по-хорошему. Продадим квартиру, разделим деньги поровну. Тебе хватит на однокомнатную где-нибудь в спальном районе, а мне — на погашение кредита.
— Кредита? — я посмотрела на него с ужасом. — Ты что, всё проиграл?
— Не твоё дело, — огрызнулся он. — Главное, что я знаю свои права. Если по-хорошему не получится, пойду в суд.
В зале суда
Судебный зал пахал кофе из автомата и тревогой. Я сидела на деревянной скамье, сжимая в руках изношенную сумочку. Дмитрий расположился через проход — в тройном костюме, рядом с адвокатом. Даже не поздоровался.
Судья — женщина около пятидесяти лет в очках — листала документы. Её лицо не выражало никаких эмоций. Для неё такие дела, вероятно, — обычное дело. А для меня — крах всей жизни.
— Итак, — подняв голову, сказала судья, — рассматривается дело о наследстве. Истец требует признать недействительной сделку по переоформлению квартиры и разделить имущество поровну между наследниками первой очереди.