Адвокат Дмитрия поднялся. Молодой и уверенный в себе, он говорил быстро и чётко, словно заранее выучил свою речь.
— Ваша честь, мой подзащитный обладает безусловным правом на половину квартиры покойного отца. Ни одного документа о переоформлении собственности не представлено. Ответчица фактически завладела имуществом незаконно, используя беспомощное состояние пожилого человека.
— Беспомощное состояние? — вскочила я с места. — Он был умнее всех нас до самого конца!
— Прошу соблюдать порядок, — строго возразила судья. — Садитесь, у вас будет возможность высказаться.
Я опустилась на скамью, скрывая дрожь в руках под столом. Дмитрий смотрел в окно, будто происходящее не касалось его лично.
— Продолжайте, — кивнула судья адвокату.
— Благодарю, ваша честь. Обращаю внимание суда на то, что истец долгое время не проживал с родителями, но это не лишает его наследственных прав. Более того, имеются основания полагать, что ответчица препятствовала общению сына с отцом, изолируя пожилого человека от близких.
— Это ложь! — не выдержала я. — Он сам от нас отвернулся! Сам!
— Ольга Михайловна, — судья сняла очки и протерла их, — понимаю, что для вас это болезненный вопрос. Но давайте разбираться по порядку. Есть ли у вас документы, подтверждающие переоформление квартиры на ваше имя?
Я порылась в сумке и достала папку. Листы шуршали из-за дрожащих рук.
— Есть справка из Паспортного стола за девяносто седьмой год. И вот… вот расписка отца, подтверждающая передачу права пользования квартирой.
Судья внимательно изучила документы.
— Это лишь справка о прописке и расписка о праве пользования, но не о смене собственника. Формально квартира до сих пор принадлежит вашему отцу.
Под ногами будто земля ушла. Я взглянула на Дмитрия — он улыбался, довольный, как кот, поймавший мышь.
— Но папа сам говорил… Он хотел, чтобы я здесь жила…
— К сожалению, устные договорённости в данном случае не имеют юридической силы, — судья вернула бумаги. — Есть ли у вас свидетели, которые могли бы подтвердить намерения вашего отца?
Свидетели… Я лихорадочно перебирала в памяти. Сестра Елены умерла два года назад. Соседи… Кто из них сможет вспомнить разговоры двадцатилетней давности?
— Тётя Люба… — пробормотала я. — Соседка из пятой квартиры. Она помнит, как папа говорил о переоформлении.
Адвокат Дмитрия усмехнулся:
— Показания соседки-пенсионерки вряд ли можно считать надёжными. Кроме того, откуда гарантия, что она не путает события или не говорит из жалости к ответчице?
— Она не путает! — вскрикнула я. — Людмила Ивановна помнит всё! Ещё тогда она сказала папе: правильно делаешь, Владимир Сергеевич, пусть Ольга будет хозяйкой.
— Хорошо, — судья сделала запись в блокноте. — Вызовем эту свидетельницу на следующее заседание. А пока слушание закрывается. Следующее заседание назначено на двадцать третье число.
Когда остальные уже покинули зал, я осталась сидеть. Дмитрий прошёл мимо, не взглянув в мою сторону. В голове крутилась мысль: неужели папа действительно не переоформил квартиру? Неужели я все эти годы жила здесь незаконно?
Послание из прошлого
Домой я пришла разбитая. Сразу направилась на кухню и заварила крепкий чай. Руки дрожали, когда наливала воду в чайник. В голове звучали слова судьи: «Формально квартира остаётся на отце».
Как такое могло случиться? Папа был таким аккуратным человеком. Все документы он хранил в папках, каждая справка лежала на своём месте. Неужели он мог забыть о таком важном деле?
Я отправилась в его комнату. После смерти родителей почти ничего не трогала там — только пыль стирала и бельё перестирывала. Стол, за которым папа по вечерам читал газеты. Книжный шкаф с классическими томами. На стенах — фотографии: мы с Дмитрием в детстве, родители молодые, Коблево, море…
Села за письменный стол и открыла верхний ящик. Папа всегда говорил, что самое важное хранится сверху: страховые полисы, сберкнижки, завещание… Стоп. Завещания не было. Я точно помнила, что папа составлял его при мне, но потом куда-то дел.
Открыла второй ящик. Затем третий. Старые письма, фотографии, документы времён войны… В дальнем углу нащупала конверт. Старый, пожелтевший, с надписью карандашом: «Только для Ольги».
Сердце забилось так сильно, что в висках застучало. Конверт был заклеен, но клей подсох от времени. Внутри лежали два листа, исписанные аккуратным почерком папы.
«Доченька моя, если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет рядом. Не плачь. Я прожил достойную жизнь и ни о чём не жалею.
Пишу тебе, потому что знаю — с Димой возникнут проблемы. Он изменился, стал жадным и злым. А ты — моя опора и надежда. Ты была рядом, когда он отвернулся от нас.
Квартиру я переоформил на тебя в девяносто седьмом году, как обещал. Документы лежат в сейфе в спальне, за портретом твоей Елены. Код — твоя дата рождения. Я спрятал их специально, чтобы Дима случайно не нашёл, если приедет.
Знаю, он потребует свою долю. Но не сдавайся. Эта квартира — твой дом. Ты заслужила её заботой, любовью и верностью. А Дима давно сделал свой выбор.
Живи здесь счастливо, доченька. И помни — я тебя очень люблю.
Твой папа.»