Письмо выскользнуло из моих пальцев. Я осталась сидеть, расплакавшись — от облегчения, боли и глубокой благодарности. Папа не забыл. Он всё предусмотрел заранее.
Сейф… Я поспешила в спальню, сняла с стены портрет Елены. За ним действительно прятался встроенный, небольшой и незаметный сейф. Ввела код — день и месяц своего рождения. Щёлкнул замок.
Внутри оказалась папка с документами: договор переоформления квартиры, справки из Паспортного стола, нотариальные заверения. Всё оформлено законно, всё безупречно. Дата — восемнадцатое октября 1997 года.
— Спасибо, папочка, — прошептала я, прижимая документы к груди. — Спасибо, что не оставил меня.
В кухне остыл чай. Я заварила свежий, села за стол с папиным письмом и перечитывала его снова и снова. «Ты её заслужила заботой, любовью, верностью». Да, я действительно заслужила. Сколько бессонных ночей провела у их кроватей, когда они болели. Сколько раз бегала по врачам и аптекам. А Дмитрий… он звонил раз в полгода, и то лишь когда деньги были нужны.
Завтра предъявлю эти бумаги в суде. Пусть теперь адвокат Дмитрия попробует доказать, что квартира не принадлежит мне. У меня есть всё — и документы, и письмо отца, и право на справедливость.
Неожиданный союзник
Второе заседание началось точно в назначенное время. Я пришла заранее, заняла то же место. В руках — папка с документами и письмо отца. Сердце билось ровно, спокойно. Теперь я была уверена: истина на моей стороне.
Дмитрий появился в последний момент, всё с тем же адвокатом. Но сегодня он выглядел не так уверен. Он украдкой поглядывал на меня, нервно теребя пуговицу на пиджаке.
— Итак, продолжаем, — судья открыла дело. — Ольга Михайловна, вы упоминали о наличии свидетеля?
— Да, ваша честь. Кроме того, я нашла документы, подтверждающие переоформление квартиры.
Я поднялась, протянула папку. Судья внимательно изучила бумаги. Адвокат Дмитрия тоже просматривал копии, всё больше хмурясь.
— Документы выглядят подлинными, — отметила судья. — Договор переоформления от восемнадцатого октября 1997 года, все печати и подписи на месте. Дмитрий Михайлович, вы раньше видели эти документы?
Дмитрий мялся, молчал. Адвокат шептал ему что-то на ухо.
— Нет, не видел, — наконец пробормотал он. — Но это не значит ничего. Мог быть подлог.
— Подлог? — Я даже приподнялась от возмущения. — Как ты смеешь!
— Документы подлинные, — спокойно заявила судья. — Экспертиза не требуется, всё оформлено надлежащим образом. Теперь выслушаем свидетеля.
В зал вошла тётя Люба. Ей было семьдесят пять, но она держалась прямо, глаза светились ясностью. Одетая скромно, но аккуратно. В руках — маленькая сумочка и платочек.
— Проходите, садитесь, — судья указала на место для свидетелей. — Людмила Ивановна, расскажите, что вам известно о переоформлении квартиры.
Тётя Люба села, поправила платочек.
— Знаете, я тридцать лет жила рядом с Владимиром Сергеевичем, отцом Ольги. Хороший был человек, порядочный. И Наталью, её мать, помню с молодости.
Она говорила медленно, вдумчиво. Дмитрий сидел, опустив голову.
— В 1997 году Владимир Сергеевич пришёл ко мне. Был сильно расстроен. Сказал: «Люба, Дима совсем от нас отвернулся. Даже номер телефона сменил, чтобы мы не тревожили». А Ольга тогда работу бросила, ухаживала за Натальей — у неё обострился диабет.
Судья кивнула:
— И что Владимир Сергеевич сказал о квартире?
— Он ответил: «Раз Дима нас не хочет знать, пусть Ольга будет хозяйкой. Она заслужила. Завтра пойду всё переоформлять». И действительно пошёл. Потом пришёл, показал документы. Радовался, что всё по закону сделал.
Тётя Люба повернулась к Дмитрию:
— А ты, Дима, как же так? Отца родного судишь? Он до последнего тебя ждал, надеялся, что приедешь и попросишь прощения.
Дмитрий вздрогнул, поднял голову. В его глазах читались боль, стыд и растерянность.
— Ты не понимаешь, тётя Люба… У меня проблемы…
— Какие проблемы важнее семьи? — покачала головой тётя Люба. — Твоя сестра всю жизнь отдала родителям. Ночами не сомкнула глаз, когда они болели. А что ты им дал? Только слёзы и переживания.
В зале воцарилась тишина. Даже судья слушала внимательно, забыв о протоколе.
— После похорон Елены, — продолжала тётя Люба, — Владимир Сергеевич к мне пришёл. Плакал: «Дима даже цветов не прислал». А Ольга тогда была как тень, едва держалась на ногах. Но дом вела, за отцом ухаживала, пока Господь не забрал и его.
Она встала и подошла к Дмитрию:
— Мальчик мой, хватит. Отца уже не вернуть, прощения не попросишь. Но сестру не теряй. Она у тебя одна осталась.
Дмитрий сидел, сжав кулаки. По щекам катились слёзы.