На девятом этаже новостройки витал запах свежего ремонта — клея, побелки и картонных коробок из «Леруа». За окном раскинулись серые крыши гаражей, а вдали едва угадывалась тонкая полоса леса, ещё не пробудившегося от зимней спячки. Весна была где-то рядом, но не осмеливалась вступить.
Ольга стояла у окна, крепко обхватив чашку с тёплым липовым чаем обеими руками. В квартире царила необычайная тишина. Не доносился ни звук, ни шорох — даже электрический чайник молчал, словно прислушивался к этой непривычной безмолвности. Алексей всё ещё спал — утомлённый ночной перевозкой вещей. Катя спокойно дышала в своей кроватке под одеялом с розовыми ёжиками.
Первое утро в новом доме. В своём собственном. Без соседских стен за тонким гипсокартоном, без запаха посторонних борщей в подъезде. Ольга улыбнулась — наконец-то.
Но внутри что-то кололо — тихо, но остро.
Сегодня Катя впервые должна была пойти в новый детский сад. Ольга старалась говорить с радостью, ярко рисуя будущее:
«Там будут новые друзья, игрушки…» — но слова почему-то прерывались, оставаясь незавершёнными, словно недописанный портрет.
Садик скрывался во дворе, словно устал от самого себя. Его ограда местами облупилась, на крыльце зияли трещины. Здание напоминало декорацию к давно позабытому школьному спектаклю. Выцветшая табличка с нарисованными цветочками наклонилась набок — будто стремилась укрыться от всего этого.
Ольга крепко сжимала дочку за руку. Та была тёплой, слегка влажной — Катя, казалось, хотела вырваться, но не осмеливалась. На ней было новое светло-жёлтое пальто, которое Ольга выбирала с надеждой: может, оно поможет? Но теперь оно резало глаз — слишком яркое на фоне серой повседневности.
Из дверей вышла женщина. Высокая, стройная, с аккуратным узлом волос и взглядом, в котором не горело тепло.
— Нина Ивановна, — представилась она, почти не взглянув на ребёнка. — Кто у нас новенький?
Катя сразу же спряталась за мамину ногу.
— Это Катя, — мягко ответила Ольга. — Мы только что переехали. Она очень ждала встречи с вами.
— Катя, — сухо повторила воспитательница. — У нас дети здоровались при входе, сами шли в группу. Мама — за дверь. Без слёз. Поплачете на прогулке. Понятно?
Каждое слово звучало словно точный и бесстрастный удар.
Ольга почувствовала, как внутри сжалось что-то тугое. Хотелось что-то сказать. Спросить:
«А так вы всегда встречаете малышей?» — но рядом была Катя.
Дочка молча сжимала в руках мягкого пса Шурика — своего нового защитника.
— Малышка, я рядом. Через пару часов приду. А Шурик будет с тобой. Он всё запомнит, правда?
Катя кивнула. Быстро. Не от утешения, а чтобы скорее закончить это напряжение.
Дверь закрылась.
Ольга осталась одна на лестничной площадке. Она смотрела в мутное окно, за которым исчезла её девочка.
На стене висел яркий плакат: «Наш сад — территория счастья!»
А в уголке кто-то добавил фломастером: «в кавычках».
В памяти мелькнуло: «Качели лучше!» — и Катин согласный кивок. Но в последние дни её глаза были другими — тревожными, как у котёнка в незнакомом месте.
У порога стоял ярко-розовый рюкзак с заячьими ушами, а сбоку торчала голова пёсика — Шурика. Их купили неделю назад в переходе, и Катя сразу сказала:
— Он будет охранять.
Ольга медленно выдохнула, прижав кружку к губам. Чай оставался тёплым, немного терпким. Она пыталась ухватить ту тонкую нить надежды, которая обычно прячется в начале чего-то большого. Как будто кто-то записал на старую плёнку:
«Будет хорошо», — но голос доносился сквозь помехи.
Она не знала, что через неделю перестанет слышать Катины песенки. Что её рисунки померкнут, а в доме воцарится густая, тяжёлая тишина.
Пока же всё ещё казалось возможным.
Именно это и было самым страшным.
Первые два дня Ольга ожидала звонка. От воспитательницы. От нянечки. Хоть от Кати — любого знака, что страх был напрасен.
Звонка не последовало.
Каждый вечер Катя выходила из группы молча. Ни радостно, ни расстроенно — просто. Без слёз, но и без улыбки. Не бежала к Ольге, не рассказывала о своём дне, не просила мороженое. Просто брала за руку — и шли домой.
— Как прошёл день, зайчик? Кто был рядом? Что сегодня рисовали?
— Не помню.
Ответы становились короткими, словно их обрезали по краям. Паузы между словами — длинными и тяжёлыми.
На третий день Ольга принесла в садик домашние клубничные пирожные — аккуратно уложенные в красивую коробку:
«Чтобы подружиться».
Нина Ивановна взяла их, даже не заглянув внутрь, и холодно произнесла:
— У нас есть дети с аллергией. Такие сюрпризы не предусмотрены. Спасибо.
И закрыла дверь перед носом. Ужин Катя почти не тронула.
