— Тамара Сергеевна, вы не видели мой кошелёк?
Голос Елены прозвучал в тишине кухни столь ровно и спокойно, словно она уточняла время. Свекровь, стоявшая у плиты, даже не обратила внимания. Она медленно и размеренно мешала в кастрюле густое, насыщенного цвета содержимое, от которого по всему дому распространялся аппетитный аромат борща. Её движения были неспешными, наполненными чувством собственного достоинства, словно она не просто варила суп, а совершала важный ритуал, который нельзя прерывать из-за пустяков.
— Какой именно кошелёк, дорогая? — наконец произнесла она, не отрывая глаз от кастрюли. Её голос звучал мягко и доброжелательно, как у сказочной бабушки. — Ты что-то потеряла? Проверь тщательнее, ты всегда разбросана со своими вещами.
Елена остановилась в дверном проёме, скрестив руки на груди. Она только что вернулась из спортзала, и под лёгкой тканью спортивной кофты ещё сохранялось тепло, исходившее от недавней тренировки. Этот жар резко контрастировал с холодным спокойствием, которое она старалась поддерживать.
— Я ничего не разбросала. Кошелёк лежал во внутреннем кармане моего делового пиджака в шкафу. Я уходила полтора часа назад, и тогда вы были дома. Дверь я запирала, когда выходила. Никого, кроме вас, здесь не было. Значит, я спрашиваю ещё раз: где мой кошелёк?
Тамара Сергеевна наконец прекратила помешивать суп. Она убавила газ, поставила половник на подставку и только после этого медленно повернулась. Её лицо выражало мягкое недоумение. Она вытерла идеально чистые руки о передник и посмотрела на невестку так, словно перед ней стоял капризный ребёнок, который сам спрятал игрушку под диван и теперь обвиняет во всём окружающих.
— Еленочка, что ты говоришь? Ты меня обвиняешь? Я приехала помочь вам, пока Илья в отъезде, держу дом в порядке, готовлю обеды. А ты на меня с такими упрёками. Может, ты оставила его в спортзале? Или в машине? Ты же в последнее время такая рассеянная, всё по своим делам носишься.
Каждое её слово было пропитано снисходительной «заботой». Она не оправдывалась, а наступала, пытаясь представить Елену неблагодарной и несобранной истеричкой. Но Елена была к этому готова. Она знала все приёмы своей свекрови наизусть.
— В спортзале я расплачивалась телефоном. В машине кошелька нет, я проверила сразу. Я не рассеянная, Тамара Сергеевна. Я отлично помню, куда положила свои вещи. Это был бордовый кожаный кошелёк. В нём лежало около пятнадцати тысяч наличными и все мои банковские карты. Вы взяли его.
Обвинение прозвучало прямо, без уступок и смягчений. Оно повисло в воздухе между ними, плотное и тяжёлое, словно запах готовящегося борща. Лицо Тамары Сергеевны перестало быть добродушным. Черты обострились, а в её глазах зажёгся холодный, оценивающий блеск. Она сделала шаг вперёд, выйдя из тени кухонных шкафчиков на свет.
— Ты плохо себя чувствуешь, девочка? Илья мне гривен оставил. Он всегда обо мне заботится. Зачем мне твои деньги? Мне и своего хватает на хозяйство. Лучше подумай, может, у тебя с головой что-то не в порядке, пока рядом нет мужского присмотра. Некоторые женщины от этого сходят с ума.
Эта последняя фраза прозвучала как удар под дых. Наглая, неприкрытая пощёчина. Тамара Сергеевна снова отвернулась к плите, показывая, что разговор для неё окончен. Она была уверена, что поставила невестку на место, унизила её, заставила сомневаться в собственной адекватности. Но она ошиблась. Она лишь разожгла в Елене холодную, белую ярость, требующую выхода. Елена поняла, что мирные просьбы и логичные доводы здесь бессильны. Пришло время для совсем других аргументов.
Елена оставалась на месте. Она лишь позволила себе короткий, сухой смешок, лишённый всякого веселья. Этот звук, резкий и нелепый в уютной кухонной атмосфере, заставил Тамару Сергеевну напрячься. Елена сделала несколько шагов вперёд, вошла в кухню и прислонилась бедром к столешнице напротив свекрови. Теперь между ними было всего несколько метров пустого пространства, мгновенно наполненного враждебностью.
— Прекратите разыгрывать этот спектакль, — произнесла Елена тем же ровным голосом, в котором, однако, появились стальные нотки. — Вы не заботливая бабушка из сказки, а я не наивная дурочка. Вы прекрасно знаете, о чём я говорю. Вы уверены, что имеете право распоряжаться чужими вещами.
