— А ведь старик, кажется, упомянул её в завещании… — начала первая.
— Да ну? — удивилась вторая. — Я слышала, что он собирался переписать дом на Ольгу. Не верила тогда! А зря…
Свекровь затаила дыхание. Она отправилась к нотариусу, надеясь, что это всего лишь слухи. Но услышала то, чего боялась всю жизнь.
— Дом, земля и сбережения завещаны Тамаре Сергеевне, как единственному человеку, кто заботился о Игоре Петровиче до самого конца, — спокойно произнесла нотариус.
Женщина посерела. Вечером, словно ничего не случилось, вышла к соседкам:
— Ой, как же мне не хватает Ольги… Она была такая добрая! Настоящее золото! Муж её, болван, не понимал. А я всегда говорила: ей повезёт!
А тем временем Ольга сидела в тихом городке далеко отсюда. В её руках — ключи от собственного будущего. Не от дома. От жизни, где никто больше не будет решать за неё.
Прошёл месяц. Ольга сняла маленькую квартиру в старом доме с балконом, укрытым диким виноградом. По утрам она пила кофе у окна, смотрела на шумную улицу и училась свободно дышать.
Иногда сердце щемило от одиночества, но потом она вспоминала — в прежнем доме одиночество было гораздо громче.
Там оно скрывалось за криками, упрёками и тяжёлым взглядом свекрови, которая всегда считала её чужой. Однажды ей позвонил адвокат:
— Тамара Сергеевна, вы ещё не забрали документы на дом. Нужно подписать бумаги, чтобы оформить всё на ваше имя.
— Я приеду. Но не сейчас, — спокойно ответила она. — Ещё не готова возвращаться туда, где перестала быть собой.
В Первомайске в это время всё бурлило. Дом, где жила Ольга со свёкрами, начали осматривать «дальние родственники» — племянник свекрови, который приезжал только на поминки, теперь уверял, что «он здесь вырос».
Свекровь ходила по двору, командовала, пыталась вызвать жалость.
— Он, значит, завещал! — кричала в трубку. — А кто с ним ночами сидел, когда сердце отказывало?! Кто варил ему кашу без соли, как он просил?! Да она просто тихая была, вот и выждала!
Но Ольга молчала. Она не отвечала на звонки и не читала сообщения. Её мир больше не был связан с тем двором, где в каждом углу пряталась обида.
Через пару месяцев она всё же вернулась — не за домом, а за своей тенью. Подъехала на автобусе, остановилась перед калиткой.
Та же деревянная, облупившаяся, которую когда-то тихо закрыла за собой в день побега. На пороге стояла свекровь. Увидев Ольгу, она вздрогнула, поправила платок.
— Ты всё-таки пришла… Значит, простила?
Ольга взглянула прямо в глаза. В её взгляде было что-то новое — решимость, которой раньше не было.
— Я не за прощением пришла. И не за местью. Просто теперь это мой дом. А вы, если хотите остаться, будете жить по моим правилам.
Старуха открыла рот, чтобы что-то сказать, но промолчала. Отступила в сторону, уступая дорогу.
Ольга прошла мимо и впервые за долгие годы ощутила себя сильной. Теперь она — хозяйка своей судьбы. И в этом доме — тоже.
Дом встретил её тишиной и запахом сырости. За месяцы её отсутствия никто толком не убирался. Вещи свекра покрылись пылью, а в спальне всё ещё висело свадебное фото Ольги с мужем.
Она сняла его со стены, взглянула на себя в белом платье — молодой, наивной, полной надежд — и без сожаления положила в коробку.
— Хватит, — произнесла она вслух. — Теперь здесь всё будет иначе.
В первый же вечер она сдвинула старую мебель, распахнула окна настежь, выпуская застоявшийся воздух прошлого.
Включила музыку, ту самую, которую муж запрещал — «шумную», «бессмысленную», «не по возрасту». Но ей она нравилась. С каждым часом дом становился чище — и в буквальном, и в переносном смысле.
На кухне свекровь всё ещё сидела, словно вкопанная. Она не мешала, но и не помогала. Просто наблюдала. Иногда открывала рот, чтобы вставить реплику вроде «вот этот шкаф — из дуба, не трогай», но Ольга не обращала внимания.
Через неделю дом преобразился. Обои — новые, светлые. Цветы на подоконниках. В спальне — аккуратная кровать с белым покрывалом. Ни следа старых вещей, ни старых обид.
Свекровь пыталась противостоять, сначала молча, потом жалобно:
