Марина попыталась что-то возразить, но внезапно вскрикнула, схватившись за живот. Её лицо исказилось от мучительной боли. Нина Ивановна поспешила к ней, помогла опуститься на диван и быстро достала телефон.
— У неё угроза прерывания беременности, — произнесла она дрожащим голосом, обращаясь к Ольге. — Она не вправе потерять этого ребёнка. Врачи сказали, что это её единственная возможность стать матерью. Да, всё это ужасно. Да, твой гнев вполне оправдан. Но не торопись с резкими решениями. Она расскажет тебе всё. Но сейчас — неподходящий момент. Пожалуйста, дай ей шанс. Даже мне, её матери, нелегко принять это. Но жизнь — она не по учебнику. Иногда она преподносит испытания, от которых не уйдёшь. Выбирать придётся тебе.
Медицинская машина увезла Марину в больницу, и сирена, пронзившая тишину Одессы, будто предупреждала о том, что жизнь Ольги навсегда изменится. Ольга, оцепеневшая от боли и обиды, медленно направилась домой, словно неся на плечах невидимый груз, от которого невозможно избавиться. Квартира, которую она арендовала недалеко от офиса — современная, светлая, с видом на оживлённый город, — вдруг показалась ей чуждой и холодной, словно каждый предмет в ней стал частью незнакомой и отдалённой реальности. Она бросила сумочку на диван, сняла туфли и опустилась на пол, обхватив колени руками. Сердце сжималось от боли, словно кто-то медленно выкручивал его изнутри.
Телефон не умолкал. Звонки. СМС. Сергей. Её жених. Её будущий муж. Тот, кого она обожала всем сердцем, кому доверяла, с кем мечтала о белоснежной свадьбе, доме и детях. Как он мог? Как он осмелился звонить после того, что совершил? Неужели он не осознаёт, что предательство разрушает не только доверие, но и саму суть любви? Ольга не отвечала. Каждый вызов звучал как удар — всё громче и настойчивее. Она отключила звук, но экран продолжал вспыхивать, словно тревожный маяк.
Спустя несколько часов он пришёл лично. Стоял у двери, умолял, просил, говорил, что переживает, что что-то случилось, что он ощущает, как она отдаляется от него. Ольга открыла дверь лишь на мгновение, и её глаза, полные слёз и гнева, встретились с его растерянным взглядом.
— Уходи, — произнесла она, голос дрожал, но звучал твёрдо, словно сталь. — Не смей подходить ко мне. Не смей меня касаться. Ты предал всё, что между нами было. Я не желаю тебя видеть. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо.
Дверь захлопнулась с такой силой, что стены задрожали. Сергей остался стоять в пустом коридоре, не понимая, что произошло. Он не знал, о чём она думает, не подозревал, что она слышала слова, которые должны были остаться тайной. Он не знал, что она уже похоронила их общее будущее в своём сердце. Но, несмотря на боль, он решил: не давить. Не требовать. Не бороться сейчас. Порой любовь требует не настойчивости, а терпения. Он ушёл, оставив Ольгу наедине с её страданиями, понимая, что в такие моменты человеку нужно время, чтобы осознать правду, какой бы горькой она ни была.
Марина провела в больнице несколько дней под капельницами, в тишине, нарушаемой лишь звуками аппаратов и шагами медсестёр. Ольга всё это время держалась на расстоянии. Ни звонков, ни визитов. Она объявила, что свадьба отменяется, что больше не может быть с человеком, который её предал. Но объяснений — никаких. Только холод в голосе и пустота в глазах. Марина, охваченная чувством вины и тревогой за своё будущее, наконец набралась смелости и позвонила подруге.
— Ольга… прошу, приезжай. Мне нужно рассказать тебе всё. Всё. Смотреть тебе в глаза. Не по телефону. Не через маму. Только мы двое.
Ольга колебалась. Как смотреть в глаза тому, кто, по её мнению, стал предателем? Тому, кому она доверяла больше, чем самой себе? После смерти матери Нина Ивановна стала для неё второй матерью, а Марина — не просто подругой, а сестрой по духу. Они вместе плакали, смеялись, строили планы. А теперь — ложь? Шёпот за спиной? Мысли о том, как скрыть правду, пока она, Ольга, будет счастлива, а потом — разрушить всё?
Но убегать от правды — значит не решать проблему. И Ольга понимала: если не разобраться сейчас, этот вопрос будет преследовать её всю жизнь. Она согласилась. Приехала в больницу, принесла корзину со спелыми фруктами, аккуратно положила её на тумбочку. Стояла у окна, неловко переминаясь с ноги на ногу, не зная, с чего начать. Атмосфера была тяжёлой, наэлектризованной напряжением.
— Это моя вина, — наконец прошептала Марина, глядя в пол. — Я знаю, что должна была сказать тебе раньше. Я хотела, чтобы ты была счастлива хотя бы до свадьбы. Хотела, чтобы ты улыбалась, радовалась, а не ненавидела меня. Но раз уж ты услышала… позволь мне рассказать всё.
Она глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, и продолжила:
