Игорь побледнел. Лидия Ивановна выпрямилась в кресле, и её усталость словно испарилась.
— Помощь? Какая помощь? Вы же справлялись.
— Мы-то справляемся, — ласково улыбнулась Ольга, глядя прямо на свекровь. — Просто Лидия Ивановна приехала, помогает нам, и от этого очень устаёт, бедняжка. Я смотрю на неё, и сердце сжимается. Целый день на ногах, всё ради нас, ради нас… Я подумала, может, ты приедешь и немного ей поможешь? Вдвоём будет гораздо легче.
В комнате повисла такая тишина, что казалось, её можно было разрезать ножом. Лидия Ивановна взглянула на Ольгу с недоверием. Она поняла всё. Это был не призыв о помощи, а вызов. Ответный ход в их немом противостоянии.
На следующий день к обеду приехала Галина Петровна, мама Ольги. Она была полной противоположностью Лидии Ивановны — сдержанная, подтянутая женщина с короткой сединой и спокойным, проницательным взглядом. Она не привезла с собою пакетов с едой и не стала с порога раздавать наставления. Молча обняла дочь, учтиво поздоровалась с Игорём и кивнула Лидии Ивановне.
— Лидия Ивановна, здравствуйте. Тамара сказала, вы тут устали, приехала помочь.
Обстановка в квартире изменилась. Если раньше это была территория Лидии Ивановны, где Ольга казалась чужой, то теперь поле боя выровнялось. В доме появились два центра власти. Вечером за ужином это проявилось ясно. Лидия Ивановна поставила на стол сковороду с дымящимися, жирными котлетами.
— Вот настоящий ужин! Мужчину надо кормить плотно!
Через пять минут Галина Петровна молча поставила рядом большое блюдо с запечённой рыбой и овощами гриль, политые оливковым маслом.
— А это чтобы сбалансировать. Для здоровья полезно, — тихо произнесла она, садясь за стол.
Игорь оказался в центре напряжённости. Он смотрел то на котлеты, то на рыбу, не зная, что выбрать. Любой выбор воспринимался бы как предательство. Он неловко взял и то, и другое, вызвав на одном лице снисходительную улыбку, а на другом — лёгкое неодобрение. Разговор за столом превратился в изысканный поединок.
— Я всегда считала, что главное для женщины — это семья, уют, — начала Лидия Ивановна, обращаясь к Игорю.
— Безусловно, — сразу парировала Галина Петровна, глядя на дочь. — Но самореализация тоже важна. Когда женщина успешна в профессии, она приносит домой не только борщи, но и уверенность.
Игорь молча жевал, ощущая, как пища застревает в горле. Он уже не был сыном, которого мать защищала от плохой невестки. Он стал трофеем, главным призом в битве двух королев, встретившихся на его территории и не собиравшихся уступать ни пяди. И с ужасом он понимал, что этот ужин — только начало.
Два дня квартира жила по законам театра военных действий. Каждый бытовой ритуал превращался в демонстрацию силы. Лидия Ивановна вставала с рассветом и начинала греметь на кухне, наполняя воздух запахом жареного лука и упрёков. Галина Петровна, не вступая в спор, одновременно протирала пыль в гостиной и варила на тихом огне овсянку, чей нейтральный аромат звучал молчаливым протестом против кулинарной агрессии. Они не обменивались словами, но вели непрерывный диалог через предметы: через идеально отглаженную рубашку Игоря, которую одна аккуратно вешала на плечики, и через вторую такую же рубашку, которую другая укладывала рядом.
Игорь существовал в этом пространстве словно призрак. Он ел овсянку Галины Петровны, запивая её сладким чаем от Лидии Ивановны, и чувствовал, как внутри смешиваются не только вкусы, но и два полюса вины. Он стал живым компромиссом, полем боя, которое медленно разрушало его.
