— Мам, а почему вчера ночью отчим кому-то говорил по телефону, что ты нам больше не нужна?
Тамара застыла на месте.
Руки ослабли, ложка с глухим звоном упала в чашку, разбрызгивая компот. Воздух на кухне словно стал плотнее.
— Что ты сказала? — переспросила она, не сразу осознавая услышанное.
— Ну… Он говорил тихо, но я проснулась. Он именно так сказал: «Она больше не нужна». Это про тебя?
Девочка сидела на табурете в растянутой пижаме с зайцами, с наивным взглядом, устремлённым на мать. В её глазах не было упрёка — только тревожное любопытство.
Тамара выпрямилась, автоматически вытёрла руки о фартук.
— Ты, наверное, ослышалась, доченька… Может, он говорил о работе или с кем-то пошутил…
Голос звучал ровно, но внутри нарастала паника. Каждое слово отзывалось гулом в висках.
Сергей, её муж, как обычно, ушёл рано. Щёлканье входной двери в полседьмого она почти не услышала — всё было настолько привычно: завтрак, сборы, школьный рюкзак, кипящий чайник…
Но теперь будто что-то изменилось. Как внутри снежного шара: вся сцена на месте, но порядок нарушен.
«Больше не нужна.» Эта фраза словно вбилась в мозг, как удар молотка по дереву.
— Ты не обиделась? — осторожно спросила Катя, размешивая кашу. — Я просто спросила…
Тамара с трудом улыбнулась:
— Всё в порядке, солнышко. Ешь, пока не остыло.
Но внутри всё было далеко не хорошо. Она ощущала: надвигается что-то тревожное.
День тянулся, словно вязкая нить. Работа раздражала, коллеги казались говорящими на непонятном языке. Каждый звук — словно капля, падающая на натянутые нервы. А в голове звучал тот самый ночной шёпот.
В обед Тамара позвонила Людмиле — той самой подруге, которая всегда чувствовала, когда нужно вмешаться.
— Он забрал мой паспорт, Людь. Без объяснений. А ночью — шептал, что я «не нужна». Я схожу с ума.
Людмила замолчала, потом тихо произнесла:
— Я кое-что проверю. Владимир знает одного нотариуса. Быстро узнаю, был ли там твой Игорь. Не волнуйся раньше времени, ладно?
Тамара кивнула, хотя подруга её не видела. Эта квартира, оставшаяся ей в наследство после гибели первого мужа, казалась последним оплотом. Единственным, что осталось от прежней жизни — и, похоже, теперь снова оказалось под угрозой.
Вечером Людмила перезвонила. Без лишних слов, голос был твёрдым:
— Он был у нотариуса. Несколько дней назад. Интересовался документами на недвижимость. Хотел оформить… что-то на тебя. Но не объяснил зачем. И это вызывает вопросы.
У Тамары похолодели пальцы. Она стояла у окна, пока дочери делали уроки, а в коридоре мелькали тени. Мысли метались.
Когда Игорь вернулся, он выглядел угрюмым, замкнутым, пах сигаретами и поздним вечером.
— Всё нормально? — спросила она, следя за его реакцией.
— Обычный день, — коротко ответил он и направился в свой кабинет.
Тамара знала, что дверь там всегда закрыта. И теперь казалось: не просто чтобы заглушить шум. А чтобы от неё скрыться.
Ночи стали тревожными. Она всё чаще просыпалась и прислушивалась. И однажды услышала. Он говорил по телефону. Тихо, но отчётливо.
— …нет, она уже не нужна. Почти всё готово.
Тамара похолодела. Она боялась признать очевидное, но факты не исчезали. Слова Кати. Нотариус. Её паспорт среди бумаг.
Она начала присматриваться. Искать улики. Находить — то смятые чеки, то обрывки чужих разговоров. И чем больше узнавалось, тем страшнее становилось.
Он возвращался позже обычного. Уставший, с затравленным взглядом.
Катя скрывалась в своей комнате. Тамара убирала со стола, но сердце бешено колотилось.
Она выпрямилась. Подошла к нему. И — впервые за долгое время — посмотрела прямо в глаза.
— Нам нужно поговорить.
Он вздохнул, сел на табурет. Казалось, он понимал, о чём речь.
— Я знаю. Про нотариуса. Про звонки. Про мой паспорт. И про то, что ты сказал — что я больше не нужна.
Он не отрицал. Только смотрел куда-то в сторону, на стену, словно ожидая удара.
— Ты всё придумала. Или тебе кто-то это внушил?
Она не стала отвечать. Потому что в этот момент поняла главное.
Он всё ещё лжёт. Но уже не в силах это скрывать.
И теперь всё зависело от неё. Тамара молчала. Она не собиралась оправдываться за свои подозрения.
На этот раз — нет.