Тамара первой въехала в дом. В прямом и переносном смысле — она подъехала к нему на белоснежной «Киа Спортейдж», выгрузила пару чемоданов, кофеварку, своего кота Барсика и уверенность в завтрашнем дне. Правда, последняя слегка колебалась, словно старый стул с треснувшей ножкой.
Дом возвышался на холме среди соснового леса, словно кто-то забыл здесь особняк миллионера. Она оформила его в ипотеку, по-настоящему — на себя, разумеется. Владимир тогда ещё возмущался:
— Почему всегда всё на себя берёшь? Я разве не муж тебе?
— Ты у меня больше домашняя кошка. Ласковый, ленивый и громкий, — ответила она, не оборачиваясь, а спустя мгновение пожалела. Но не отменила ни слова, ни ипотеки.
Прошло три месяца.
За это время Владимир так и не устроился на работу, зато нашёл новое увлечение: наблюдать за стройкой из окна и критиковать укладку брусчатки. Когда он в очередной раз возник в дверях с чашкой кофе и протянул:
— Три миллиона за этот кривой пол, представляешь…
Тамара развернулась на каблуке и бросила:
— Пол такой же неровный, как твоя карьера. Зато не пахнет бездельем.
Он обиделся. На целый день. Сидел у камина, чесал живот и листал «Авито», не предпринимая ничего.
Потом появилась она — Нина Ивановна, свекровь. В полном обмундировании: с контейнером борща, ухоженным взглядом и своим неизменным вопросом:
— Ну, как у вас тут, как в деревне? Есть удобства? Газ подключён? Дом родословную имеет?
Тамара нацепила улыбку, словно старую маску с новогоднего корпоратива, и пригласила её в кухню-столовую.
— Чай хотите?
— Нет, у меня давление, лучше борщем запью.
— Было бы логичнее, если борщ был жидким. А у вас, Нина Ивановна, скорее борщевая броня.
— У тебя характер сварливый, Тамарочка. Мужа беречь нужно, а не по углам шпынять. Он у нас человек тонкой души.
— А он у нас человек с тонкой прослойкой между диваном и задом.
Нина Ивановна вздохнула, будто всю жизнь терпела эту женщину, хотя на самом деле её терпение длилось лишь последние два года. Затем достала телефон, быстро тыкнула в экран и сказала:
— Я перевела тебе сто пятьдесят тысяч. Купишь нормальный шкаф, а не этот из ИКЕА.
Тамара чуть не подавилась борщом:
— Это подарок или займ с процентами, как у микрофинансовой организации?
— Просто внесла свою долю. Всё-таки я мать твоего мужа. В доме должно быть и моё участие — и моральное, и финансовое.
Ну вот, началось, — подумала Тамара. Именно так и начинается мелкий ад на земле — с борща и шкафа.
Через две недели «участие» Нины Ивановны стало нарастать, словно опухоль. Она приезжала каждую субботу и воскресенье, с пледом, травами, кошками (иногда настоящими, иногда в переносном смысле) и длинными монологами:
— Я тут подумала, раз я вложилась… может, гостевую комнату переоборудуем под кабинет для Владимира? Ему ведь нужно восстанавливаться. Мужчина без дела — как щука без воды.
Тамара всё чаще выходила на веранду, курила, хотя бросила пять лет назад, и мысленно подсчитывала: ипотека — её, ремонт — её, мебель — её, нервный тик — тоже её. И тут всплыл ещё один нюанс, словно забытая селёдка под диваном.
