Ольга мгновенно побледнела. Она стремительно вложила фотографию в мои руки, словно боялась, что я её отниму, и ринулась в коридор.
— Игорёк! Милый, ты вернулся! А мы с мамой тут… слегка повздорили, женские разногласия, — пропела она звонко.
Я последовала за ней. Игорь стоял с чемоданом, устало улыбаясь.
— Что за шум? — спросил он, переводя взгляд с супруги на меня.
— Да так, мама никак не желает понять, что старые вещи нужно выбрасывать, — с притворным сожалением ответила Ольга, бросая на меня предупреждающий взгляд. — Она цепляется за прошлое.
Она была уверена в своей безнаказанности.
Я взглянула на сына. На его измученное, родное лицо. И на ту, что стояла рядом, обвив его руку.
— Игорь, — произнесла я тихо, но решительно. — Думаю, тебе стоит услышать, как твоя жена говорит обо мне, когда тебя нет дома.
Ольга побледнела.
— Мама, что вы такое говорите? — заплакала она. — Вы слишком волнуетесь…
Я достала телефон из кармана и нажала «стоп», затем «воспроизведение».
Маленький динамик оглушительно громко выплеснул в безупречную прихожую поток ядовитых слов: «…Мне надоело смотреть на эту жалкую карточку! На твоего Сергея этого!… Ты обуза!… Каждый день молюсь, чтобы твой Каменец-Подольский поскорее снесли…»
Лицо Игоря темнело с каждой фразой. Он постепенно освободил руку из объятий Ольги. Она смотрела на телефон в ужасе, её рот беззвучно открывался и закрывался.
Когда запись закончилась, он долго молчал. Затем поднял глаза на жену. В его взгляде не было ни злости, ни ненависти. Только холодное, тяжёлое презрение.
— Собирай вещи, — произнёс он глухо.
— Игорёк! Это не то, что ты думаешь! Она меня спровоцировала! — закричала Ольга.
— Я всё услышал. Собирай вещи. И уходи.
Он аккуратно взял у меня фотографию, словно святыню. Взглянул на неё, затем на меня.
— Прости, мама. Прости, что не заметил этого раньше.
Он вошёл в мою комнату и твёрдой рукой поставил свадебный снимок обратно на полку. На его законное место.
