— Ольга? Это Сергей, владелец галереи «Перспектива». — Мужской голос прозвучал с тревогой. — У нас возникли серьёзные сложности. Пожарная инспекция. Внезапная ревизия. Нам грозит закрытие на неопределённый срок. Именно перед вашим вернисажем. Я повесила трубку. Ледяная ярость наполнила меня энергией. Она начала проявлять себя. Значит, я иду верным путём.
Я взглянула на безликую фигуру, которую держала в руках. Нет, у неё обязательно должно быть лицо. И оно будет легко узнаваемым.
Не колеблясь ни мгновения, я отыскала визитку, оставленную Владимиром Борисовичем. Его номер был отмечен как «личный». Я набрала.
— Да? — его голос звучал сонно, но без раздражения.
— Владимир Борисович, это Ольга. Извините за поздний звонок. Мне требуется ваша помощь.
Я кратко изложила ситуацию с галереей, не называя имён, однако он, по-видимому, понял всё без дополнительных объяснений.
— Понятно. «Внезапная» проверка, — он усмехнулся. — Не волнуйтесь, Ольга. Считайте, что вопрос решён.
Ваша выставка обязательно состоится. И я непременно приду. Жду приглашения.
На следующий день владелец галереи сам позвонил, голос его дрожал от удивления. Проверка исчезла так же быстро, как и появилась. «Кто-то влиятельный вмешался», — бормотал он.
Тамара Ивановна была вне себя от ярости. Она поняла, что её план провалился, но не могла понять, как именно.
Она металась по дому словно тигрица в ловушке, бросая на меня пронзительные взгляды. Алексей пытался вступить в разговор, что-то бормоча о том, что «не стоит обострять ситуацию», но я просто игнорировала его.
В день открытия я сохраняла полное спокойствие. Самостоятельно расставляла скульптуры в залитом светом зале галереи.
Каждая скульптура заняла своё место, освещённая отдельным лучом софита. Рядом с каждой стояла маленькая латунная табличка с названием.
«Письма из камина». «Паутина для конкурента». «Следы на салфетке». И, наконец, в центре зала, на главном пьедестале — фигура мужчины с узнаваемыми чертами моего супруга.
Под ней была табличка: «Портрет послушного сына».
Гости начали собираться. Весь свет Чернигова, все друзья и партнёры Тамары Ивановны.
Она вошла в зал, взявшись под руку с Алексеем, сияя своей искусственной улыбкой. Она была уверена в своей победе, заставив меня устроить эту «жалкую выставку».
Она медленно осматривала экспозицию. Сначала на её лице читалось лишь презрительное любопытство.
Затем выражение сменилось на недоумение. Я заметила, как она задержалась у «Писем из камина», взгляд её мелькнул в сторону, словно ища поддержки. Алексей тоже начал догадываться, побледнев.
Затем она подошла к центру. К «Портрету послушного сына». Она внимательно посмотрела на скульптуру, затем на бухгалтерскую книгу за его спиной, и, наконец, на табличку.
Её улыбка медленно сошла с лица, обнажив звериный оскал. Вокруг начали шептаться. Кто-то понял намёки, кто-то просто ощутил надвигающийся скандал.
В этот момент к ней приблизился Владимир Борисович.
— Прекрасная выставка, Тамара Ивановна, — произнёс он громко, чтобы все слышали. — Очень… честная.
Особенно меня тронула «Паутина для конкурента». Она напомнила мне о моём старом знакомом, которого вы так ловко «устранили» десять лет назад. Я долго ждал возможности отдать вам долг.
Спасибо вашей невестке, которая предоставила мне этот шанс.
Он повернулся ко мне и слегка поклонился.
Тамара Ивановна стояла, словно поражённая молнией. Её мир, построенный на лжи и страхе, рушился прямо на глазах у всех.
Она развернулась и, толкая гостей, рванулась к выходу. Алексей, бросив на меня полный отчаяния и ненависти взгляд, последовал за ней.
Я осталась посреди зала. Вокруг гудели голоса, вспыхивали вспышки камер, но я ничего этого не замечала.
Поздним вечером я вернулась в пустой дом. Они уехали. Навсегда или нет — мне было безразлично.
Я прошла в свою мастерскую. Запах глины и растворителя больше не казался спасением. Это были просто ароматы моего дома. Моего пространства.
Я взяла новый кусок глины — чистый, без изъянов. Мои руки принялись формировать новую фигуру.
Не сломанное крыло, не корень, вцепившийся в камень. Что-то совершенно иное. Что-то цельное. Впервые за долгое время я творила не прошлое, а будущее.
Прошло два месяца. Шум вокруг выставки улёгся, превратившись в легенду, которую пересказывали в светских кругах.
Я подала на развод. Алексей не стал возражать. Дом, согласно брачному контракту, остался за мной. Я продала его, не желая больше жить в этих стенах, и приобрела просторную студию с панорамными окнами на верхнем этаже старого индустриального здания.
